День «Д». 6 июня 1944 г. - Стивен Амброз

Многие годы после дня «Д» Найт пытался выяснить название корабля. Однако ни Райан, ни адмирал Морисон, ни другие историки Второй мировой войны не упоминали этот эпизод в своих исследованиях (хотя Морисон отметил, что ближе всех действовал у побережья эсминец «Фрэнкфорд»). Потом Найту попалось на глаза объявление в прессе о встрече моряков «Фрэнкфорда». Он побывал на этом собрании ветеранов в 1989 г. Там Найт убедился, что эсминцем, который поразил его своими смелыми действиями, был «Фрэнкфорд».

Обращаясь к команде корабля, Найт писал: «Вне зависимости от времени высадки мы все оказались прижатыми у дюн под немецким огнем, пока вы не совершили свой „круиз“. Вскоре после того, как вы ушли в море, пехота поднялась в наступление, пробилась на склоны скал и далее в глубь Нормандии».

8 июля 1944 г. начальник штаба 1-й дивизии полковник С. Б. Мейсон сообщил контр-адмиралу Дж. Л. Холлу о результатах осмотра оборонительных сооружений на «Омахе». Они создавались как неприступные, писал Мейсон: «И действительно, немцы с легкостью отбивали атаки американской армии. Но было в нашей наступательной операции то, с чем они не могли справиться. Я теперь абсолютно убежден, что овладеть берегом нам помогла корабельная артиллерия. Без ее поддерживающего огня мы вряд ли преодолели бы пляжи».

Генерал-майор Леонард Джероу в день «Д» высадился в 19.00 с тем, чтобы установить командный пункт и штаб V корпуса. Его первое донесение на борт «Огасты» генералу Брэдли начиналось такими словами: «Слава Богу, что у нас есть военно-морские силы!»

Флот, особенно эсминцы, был частью «команды». Неотъемлемой, незаменимой, но все же частью. После того как «Фрэнкфорд» и другие корабли выпустили по побережью практически весь запас снарядов и возвратились в Англию, предстояли еще тяжелые бои на скалах и плоскогорье. Моряки лишь «приоткрыли» путь наверх. Пойти по нему должна была пехота. Первостепенная задача — оачадеть выездами и разгрузить «пробку» на пляжах. Для этого требовалось, чтобы войска поднялись на вершины и с тыла выбили немцев из своих траншей и фортификаций.

Моряки проявили себя наилучшим образом не только в подавлении немецких ДОСов на скалах. Они спасли немало раненых десантников, в первую очередь вызволяя их из нараставшего прилива.

Главный писарь 7-го морского десантного батальона Гарвуд Бейкон находился на ДСП, когда судно в 8.10 подорвалось на мине в секторе «Дог-Грин». На корабле возник пожар. Раненых солдат взрывом выбросило в море. Бейкон с помощью своих товарищей спустил на воду резиновый плот, погрузил на него радиостанцию, санитарные сумки, оружие и боеприпасы. Со скалы неслись пулеметные очереди. Вокруг волны то накрывали, то обнажали минные заграждения. Десантники все-таки добрались до берега невредимыми и переложили свой груз на песок.

— Эй, Бейкон, — крикнул матрос Джонакин, — как ты думаешь, нам удастся вернуться к кораблю? Раненые до берега не доплывут!

— Если ты не против, то давай попробуем! — ответил Бейкон.

Они оставили свои ранцы, каски и автоматы на пляже, спихнули плот в воду и, лавируя между заграждениями, отправились обратно. «За несколько минут мы подобрали пятнадцать раненых и тонущих солдат, — вспоминает Бейкон, — и тем же путем, среди мин, поплыли к берегу, работая руками и ногами, как веслами. У прибоя нас уже ждали другие десантники, которые помогли нам перенести раненых под укрытие дамбы, где их перевязали». Этот эпизод запечатлел на пленку фотограф из службы связи армии США. Его снимок вошел в историю как одна из лучших фронтовых фотографий, сделанных на «Омахе».

Бейкон подобрал чей-то карабин (его автомат кто-то уже прихватил) и побежал к галечной насыпи. Там он увидел «человек 50, лежавших кто на песке, кто на камнях»: «Решив, что они укрываются от огня, я кинулся на землю между двумя солдатами и уткнулся лицом в песок. Но никаких ра-та-та не было слышно. Я осторожно поднял голову, чтобы осмотреться, и застыл от ужаса. Один из десантников лежал возле меня без головы, другого разорвало пополам. Все остальные также были мертвы. Они не нуждались в моей помощи, и я отправился на поиски своего батальона».

Немецкие снайперы обычно охотились за армейскими медиками, когда те пытались перевязать раненых, которых нельзя было транспортировать, прямо на берегу. Все ветераны дня «Д» отзывались о фронтовых санитарах и врачах как «о самых отважных из отважных». Но не так уж много они могли сделать в полевых условиях. Медики накладывали кровоостанавливающий жгут, чистили раны, обрабатывали их сульфамидными препаратами и давали новый чудо-препарат — пенициллин (американская фармацевтическая промышленность произвела в мае рекордное количество пенициллина — 100 млн доз), вводили морфин и затем ждали возможности отправить раненых на десантном судне, возвращавшемся к базовому кораблю за очередным штурмовым отрядом.

О'Нилл с помощью сапера береговой команды переносил раненых на ДСТ. Когда они поставили носилки на палубу, матрос увидел, что у лежащего на них солдата нет пол-лица: «Как на медицинском муляже, у него обнажились зубы, челюсть, глазное яблоко. Я спросил, как он себя чувствует. Солдат ответил: „О'кей“.

Когда все койки и палубы на ДСТ заполнились, корабль направился в транспортную зону, где раненых переводили в морской госпиталь. О'Нилл слышал, как армейский медик сказал судовому коку:

— Этому парню нужна плазма. Иначе он не дотянет.

— Она закончилась, — едва сдерживая слезы, ответил кок.

До транспортной зоны оставалось часа полтора ходу. Когда десантники прибыли, судовой госпиталь уже готовился принять раненых, опустив грузовые стрелы для подъема носилок. ДСТ пришвартовалось к госпитальному кораблю. Санитары сошли на палубы ДСТ с полным набором медикаментов, инструментов и перевязочных средств. После оказания экстренной помощи раненых одного за другим подняли на борт госпиталя. Время — решающий фактор в спасении изувеченных снарядами и пулями людей. Боль можно стерпеть или облегчить. Очень помогало сочетание шока и уколов морфина (когда медик или «джи-ай» делал укол морфина, он помечал раненого, чтобы кто-нибудь еще не вколол морфин во второй раз). С потерей крови справиться труднее. Если кровотечение остановить и раненого вовремя переправить в судовой госпиталь, то его шансы выжить намного повышаются.

Большую роль в спасении раненых сыграли экипажи десантных судов. Сержант Стэнли Борковский из 5-й инженерной специальной бригады на ДАКВ перевозил разное оборудование с «Либерти». Обратными рейсами он забирал раненых и доставлял их в корабельный госпиталь, который стоял на якоре в двух милях от берега. «Я не могу говорить о том, что мне довелось увидеть, — сказал он с дрожью в голосе в интервью. — Я был рад им помочь и до сих пор молюсь за них».

ДСП, на котором находился корреспондент «Нью-Йоркеpa» А. Дж. Либлинг, подобрал несколько раненых солдат на «Омахе», чтобы переправить их в судовой госпиталь. Трех из них пришлось поднимать в проволочных корзинах, «вертикально, как индейских детей».

«Пара негров на верхней палубе сбросили нам канат, к которому наши ребята привязывали корзины, — написал Либлинг в своем репортаже 8 июля 1944 г. — Потом негры дергали за канат, и человек взмывал вверх, как на небеса.

Матрос береговой охраны ухватился за одну корзину, чтобы она не раскачивалась. На него вылилось больше литра крови. Она окрасила его шлем, лицо и обрызгала синюю униформу. Когда на борт подняли последнюю корзину, через перила перегнулся офицер и закричал: «Медик говорит, что двое из этих трех человек мертвые. Он требует, чтобы вы забрали их обратно и захоронили на берегу». Стоявший рядом с ним матрос ответил:

— Пусть этот сукин сын сам и возвращается на берег.

Шкипер ДСТ, конечно же, отказался исполнять это идиотское распоряжение.

Матросу Феррису Верку с десантно-танкового корабля ДКТ 285, служившего судовым госпиталем, было всего 16 лет. «Физическая и психологическая нагрузка врачей поражала, — вспоминает ветеран. — Они ни на минуту не отходили от раненых. Ампутировали ноги, руки, извлекали шрапнель, зашивали раны, успокаивали измученных болью десантников, многие из которых буквально теряли рассудок». Для 16-летнего Верка (и не только для него) видеть тяжелейшие ранения было чудовищным испытанием. Он рассказывает, как доктор Слаттери попросил его спуститься в мастерскую судового слесаря и принести полдюжины железных угольников длиной 60 см. Когда Верк вернулся, врач сказал ему, чтобы он привязал к металлическим отрезкам только что ампутированные ноги и руки и выбросил их за борт. Потом, когда матрос сообщил слесарю, зачем понадобились угольники, тот «расстроился, потому что дал мне очень хороший металл»: «Если бы он знал, для чего нужны железные обрезки, то набрал бы для меня всяких отходов, которых полно в мастерской».

Душераздирающие сцены возникали постоянно. Помощник аптекаря Фрэнк Федвик на палубе ДКТ делал инъекцию морфина одному раненому «джи-ай». «Он лежал на носилках, — вспоминает Федвик. — Неожиданно солдат поднялся и издал страшный вопль. Он увидел, что у него нет правой нога. Я повалил его на спину, и солдат простонал: