Голос тех, кого нет - Орсон Кард

— Видеть можешь? — тихо спросил Эндер.

— Стань на колени, поднеси меня поближе, подожди минуту, а потом засовывай голову в отверстие.

Эндер подчинился. Он стоял, чуть покачивая головой, чтобы дать Джейн возможность смотреть под разными углами, слушал, что она говорит. Потом продвинулся чуть глубже, довольно долго неподвижно постоял на коленях, а затем повернулся к остальным.

— Маленькие матери. Там маленькие матери, те, что беременны. Не больше четырех сантиметров в длину. Одна из них как раз сейчас рожает.

— Ты видишь через сережку? — спросила Эла.

Кванда встала на колени рядом с ним, попыталась всмотреться, но ничего не увидела.

— Редкий случай сексуального диморфизма, — заметила она. — Самки достигают зрелости почти сразу после рождения, вынашивают детенышей и умирают. — Она подозвала Человека. — Те малыши, что ползают по стволу, они все братья?

Человек повторил Крикунье вопрос. Жена протянула руку к трещине, сняла со ствола довольно крупного детеныша и пропела несколько слов объяснения.

— Это маленькая жена, — перевел Человек. — Когда она вырастет, присоединится к остальным и станет заботиться о детях.

— Только одна? — удивилась Эла.

Эндер встряхнулся и встал.

— Эта самка стерильна, а если нет, они все равно не позволят ей спариться. У нее не может быть детей.

— Но почему? — спросила Кванда.

— У них нет родового канала, — объяснил Эндер. — Детеныши прогрызают себе путь наружу.

Кванда шепотом прочла молитву.

А у Элы разыгрался аппетит исследователя.

— Невероятно! — воскликнула она. — Но если они так малы, как же они спариваются с самцами?

— Естественно, мы относим их к отцам — рассмеялся Человек. — А как же еще это может происходить? Отцы-то не способны прийти сюда, разве не так?

— Отцы, — пробормотала Кванда. — Так они называют самые уважаемые деревья.

— Правильно, — подхватил Человек. — У отцов пористая кожа. Они выдувают свою пыль на кору и смешивают с соком. Мы относим маленькую мать к тому дереву, которое избрали жены. Она ползает по коре, сок, смешанный с пылью, попадает в ее животик и наполняет ее малышами.

Кванда молча показала пальцем на маленькие шишечки на животе Человека.

— Да, — подтвердил Человек. — Это наши сучья. Брат, удостоенный чести, сажает маленькую мать на один из своих сучьев, и она держится, крепко-крепко, всю дорогу до отца. — Он погладил свой живот. — Это самая большая радость, доступная нам во второй жизни. Мы носили бы маленьких матерей каждую ночь, если бы могли.

Крикунья запела (хоть уши зажимай!), и отверстие в стволе начало затягиваться.

— Все эти самки, все эти маленькие матери, — поинтересовалась Эла, — они разумны?

Этого слова Человек не знал.

— Они в сознании? — спросил Эндер.

— Конечно.

— Он хочет узнать, — объяснила Кванда, — могут ли маленькие матери думать? Понимают ли они речь?

— Они? — переспросил Человек. — Да нет, они не умнее кабр. И лишь ненамного, умнее масиос. Они делают только три вещи. Едят, ползают и держатся за наши сучья. А вот те, кто на стволе дерева, сейчас начинают учиться. Я помню, как ползал по коре материнского дерева. Значит, тогда у меня была память. Но я один из немногих, кто помнит так далеко.

Слезы навернулись на глаза Кванды.

— Все эти матери… Они рождаются, совокупляются, дают жизнь и умирают. Такими маленькими. Они даже не успевают понять, что жили.

— М-да, половой диморфизм, доведенный до смешного, — покачала головой Эла. — Самки достигают зрелости в раннем возрасте, самцы — в глубокой старости, а доминирующие самки стерильны. Какая ирония, не правда ли? Они управляют целым племенем, но не могут передать свои гены…

— Эла, — прервала ее Кванда, — а если мы придумаем способ, позволяющий этим несчастным рожать и не быть съеденными? Кесарево сечение. А для детенышей — питательные заменители, высокое содержание белка. Как ты думаешь, может маленькая мать выжить и стать взрослой?

У Элы даже не было возможности ответить. Эндер схватил их обеих за руки и оттащил от дерева.

— Как вы смеете? — прошептал он. — А если они отыщут способ — и наши трехлетние девочки начнут рожать детей, а те, чтобы появиться на свет, станут поедать маленькие тела своих матерей?

— О чем вы говорите? — возмутилась Кванда.

— Это омерзительно, — согласилась Эла.

— Мы пришли сюда не для того, чтобы подрубить корень всей их жизни, — твердо сказал Эндер, — а чтобы проложить путь и разделить с ними мир. Через сто или пятьсот лет, когда они будут знать достаточно, чтобы самим вносить изменения, они решат, что им делать с тем, как рождаются их дети. Но мы ведь даже представить себе не можем, что произойдет, если число взрослых самцов и самок уравняется. И что, кстати, будут делать эти самки? Они ведь больше не смогут рожать детей, не так ли? И стать отцами, как самцы, тоже. Так зачем они?

— Но они умирают еще до жизни…

— Они есть то, что они есть. И они сами будут решать, что им менять. Они, а не вы, с вашим слепым человеческим желанием помочь им прожить полные и счастливые жизни, совсем как наши.

— Вы правы, — сказала Эла. — Конечно, вы правы, простите меня.

Для Элы свинксы не были людьми, просто еще один вид местной фауны. А она привыкла, что у инопланетных животных вывихнутая и нечеловеческая линия жизни. Но Эндер видел, что Кванда все еще расстроена. В ее сознании давно произошел переход: она думала о свинксах, как о нас, а не как о них. Она принимала все известные ей странности в их поведении, даже убийство ее отца, как нечто находящееся в пределах допустимого. Это значило, что она куда более терпима и куда лучше понимает свинксов, чем Эла, даже если Эла станет учиться. Но именно эта позиция делала Кванду уязвимой: она не могла спокойно смотреть на жестокие обычаи своих друзей.

А еще Эндер заметил, что после многих лет общения со свинксами Кванда переняла одну из их привычек. В минуты душевной тревоги, боли, беспокойства ее тело словно каменело. А потому он напомнил ей о принадлежности к роду человеческому тем, что обнял ее за плечи и притянул к себе.

От его прикосновения Кванда чуть-чуть оттаяла, нервно рассмеялась и тихо сказала:

— Вы знаете, о чем я все время думаю? Что маленькие матери рожают детей и умирают некрещеными.

— Если епископ Перегрино обратит свинксов, — ответил Эндер, — возможно, они позволят окропить внутренность материнского дерева святой водой и произнести все надлежащие слова.

— Не смейтесь надо мной.

— Я не смеюсь. Однако сегодня мы будем просить их только о тех изменениях, которые позволят нам свободно жить рядом с ними, и не более. И сами согласимся измениться лишь настолько, чтобы они могли выносить наше присутствие. Соглашайся. Иначе нам придется снова подключить ограду. Неограниченный контакт действительно может погубить их.