Сёгун - Джеймс Клавелл

Марико не сводила глаз с пристани:

– Потому что может быть захвачен в плен. Даже если он поплывет, его могут взять в плен, и тогда враг выставит его напоказ перед простолюдинами, опозорит, станет измышлять другие ужасные вещи. Самурай, захваченный в плен, не может остаться самураем. Это самый большой позор – попасть в руки врага, поэтому мой муж собирается сделать то, что должен сделать мужчина, самурай. Самурай умирает с достоинством. Что самураю жизнь? Ничто. Вся жизнь – страдание, не так ли? Это его право и обязанность – умереть с честью, перед свидетелями.

– Что за глупая потеря, – процедил Блэкторн сквозь зубы.

– Будьте терпимее к нам, Андзин-сан.

– Терпимее к чему? К новому вранью? Почему вы не доверяете мне? Разве я не заслужил доверия? Вы лжете мне, не так ли? Вы притворились, что упали в обморок, а это был сигнал. Разве не так? Я спрашивал вас, а вы мне солгали.

– Мне приказали… так было приказано, чтобы защитить вас. Конечно, я вам доверяю.

– Вы лжете! – прорычал он, зная, что не прав, но не заботясь об этом, ненавидя весь этот вздор о жизни и смерти, страстно желая покоя и сна, тоскуя по привычной пище и питью, по кораблю и своей семье. – Вы все животные, – произнес он по-английски, сознавая, что это не так, и отошел в сторону.

– Что он сказал, Марико-сан? – спросила молодая женщина, Усаги Фудзико, племянница Марико, с трудом скрывая раздражение. Она была на полголовы выше Марико, шире в кости, с квадратным лицом и маленькими острыми зубами. Ей исполнилось девятнадцать.

Марико объяснила ей.

– Что за ужасный человек! Что за отвратительные манеры! Противный, правда? Как вы можете терпеть его около себя?

– Он спас честь нашего господина. Если бы не его отчаянная смелость, я уверена, господин Торанага был бы схвачен – мы все были бы схвачены. – Обе женщины вздрогнули.

– Боги спасли нас от такого позора! – Фудзико взглянула на Блэкторна, который, облокотившись на планшир, озирал берег. Она какое-то время изучала чужеземца. – Он похож на золотую обезьяну с голубыми глазами – словно создан, чтобы пугать детей. Ужасно, правда? – Фудзико вздрогнула и отвела свой взгляд от него, перенеся внимание на Бунтаро. Через какое-то время она сказала: – Я завидую вашему мужу, Марико-сан.

– Да, – печально откликнулась Марико, – но как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь помог ему.

По обычаю в совершении сэппуку всегда участвовал второй самурай, он вставал за спиной у коленопреклоненного и отрубал ему голову одним ударом, до того как агония становилась невыносимой и унижающей достоинство человека в этот высокий миг его жизни. Без помощника достойно умереть могли немногие.

– Карма, – вздохнула Фудзико.

– Да. Мне очень жаль. Единственное, чего он боялся, – остаться без помощника в такой момент.

– Нам повезло больше, чем мужчинам, правда?

Женщины-самураи совершали сэппуку, вонзая нож в горло, и, следовательно, не нуждались в помощнике.

– Да, – признала Марико.

Ветер донес до них стоны и боевые кличи, отвлекая внимание. Оборона на волноломе снова была нарушена. Небольшой отряд из пятидесяти самураев Торанаги, одетых как ронины, подоспел с севера, среди них было несколько конников. Прорыв снова ликвидировали с помощью яростного натиска, ни та ни другая сторона не уступали ни пяди земли, но атакующие были отброшены, так что людям Торанаги удалось выиграть какое-то время.

«Время для чего? – горько подумал Блэкторн. – Торанага уже в безопасности. Он отплыл. Он предал вас всех».

Опять загремел барабан.

Весла ударили по воде, нос наклонился, разрезая волны, опять потянулась полоса за кормой. На стенах замка еще горели огни. Почти весь город проснулся.

Главные силы серых обрушились на волнорез. Глаза Блэкторна вновь обратились к Бунтаро.

– Ты несчастный ублюдок, – выбранился он по-английски, – несчастный, глупый ублюдок!

Блэкторн повернулся, сошел вниз, на главную палубу, и направился к носу корабля, опасаясь, как бы судно не попало на мель. Никто, кроме Фудзико и капитана, не заметил, что он ушел с юта.

Гребцы работали веслами очень слаженно, и корабль набирал скорость. Море было тихим, ветер – очень легким. Блэкторн ощутил вкус соли и обрадовался ему. Потом обратил внимание на корабли, сгрудившиеся у выхода из гавани в половине лиги впереди. Это, несомненно, были рыбацкие суденышки, но битком набитые самураями.

– Мы в ловушке! – крикнул он, зная, что это могли быть только враги.

По судну прошло какое-то движение. Все, кто следил за битвой на берегу, одновременно вздрогнули.

Блэкторн оглянулся. Серые спокойно очищали волнолом от коричневых, часть их неторопливо направилась на пристань к Бунтаро. И тут четверо конников – коричневые – галопом ворвались на площадку перед пристанью с северной стороны, а их командир вел в поводу пятую лошадь без седока. Копыта застучали по широким каменным ступеням, всадник вместе с запасной лошадью взлетел по лестнице на пристань и помчался по ней, пока остальные трое преградили путь приближающимся серым. Бунтаро оглянулся, но не встал с колен, а когда конник подъехал к нему сзади, отмахнулся, схватил клинок обеими руками, направив острие на себя. Торанага тут же сложил руки рупором и прокричал:

– Бунтаро-сан! Уезжай с ними – попытайся спастись!

Крик пронесся над волнами и несколько раз был повторен, пока Бунтаро не услышал его явственно. Он поколебался, пораженный, все еще целя себе в живот коротким мечом. Снова раздался крик, настойчивый и повелительный.

С усилием Бунтаро переключил мысли со смерти на жизнь и холодно обдумал, сумеет ли спастись, как ему приказывали. Риск был велик. «Лучше умереть здесь, – сказал он себе. – Разве Торанага не знает этого? Здесь меня ждет почетная смерть. Там почти наверняка плен. Бежать триста ри до Эдо? Да меня наверняка схватят!»

Он почувствовал силу в руках, увидел, что приставленное к обнаженному животу лезвие не дрожит, и страстно возжелал приближения смерти, которая освободит его, искупит все: позор отца, преклонившего колени перед знаменем Торанаги, когда они должны были хранить верность Яэмону, наследнику тайко, которому присягали, позор уничтожения стольких людей, которые честно служили делу тайко против узурпатора Торанаги; позор его жены Марико и единственного сына, обесчещенных навек – сын из-за матери, а она из-за своего отца, чудовищного убийцы Акэти Дзинсая. И позор от сознания того, что из-за них до скончания веков осквернено его собственное имя.

«Сколько тысяч мук я вынес из-за нее?»

Его душа молила о прощении. Сейчас это было так близко, так легко и так почетно. Следующая жизнь будет гораздо лучше. Как она может быть хуже?

Однако он опустил клинок и повиновался, снова бросив себя в пучину жизни. Сюзерен приказал ему и дальше терпеть страдания, не позволил обрести покой. Что еще остается самураю, кроме повиновения?

Он вскочил, бросился в седло, сжал пятками конские бока и вместе со вторым всадником ускакал. Другие конники, одетые ронинами, возникли из мрака, чтобы прикрыть их отступление, уничтожить командиров серых. Вскоре они тоже исчезли, преследуемые серыми на лошадях.

Корабль взорвался смехом.

Торанага, ликуя, стучал кулаком по планширу, Ябу и самураи ревели. Даже Марико смеялась.

– Один убежал, а что с остальными? – кричал Блэкторн в ярости. – Посмотрите на берег – там, должно быть, три-четыре сотни трупов. Посмотрите на них, ради бога!

Но его голос не был слышен за смехом.

Потом с носа раздался тревожный крик впередсмотрящего. И смех умолк.

Глава 26

– Капитан, мы сможем пробиться? – спокойно спросил Торанага, следя за группой рыбацких лодок в пятистах ярдах впереди и соблазнительным проходом, который был оставлен между ними.

– Нет, господин.

– Нам больше ничего не остается, – изрек Ябу. – У нас нет выбора.

Он посмотрел назад, на берег и пристань, где толпились серые и откуда ветер доносил еле слышимые насмешки и оскорбления.

Торанага и Ябу стояли теперь на полуюте. Барабан молчал, галера покачивалась на легкой волне. Все на борту ждали решения своей судьбы. Они знали, что надежно заперты в гавани. Опасность сторожит на берегу и впереди, ждать тоже опасно. Кольцо будет сомкнуто, и тогда их возьмут в плен. Если потребуется, Исидо будет ждать несколько дней.

Ябу весь кипел. «Если бы мы сразу покинули гавань, уже прорвались бы. Зачем мы ждали, теряя время, этого Бунтаро? Мы бы теперь были в безопасности в море, – твердил он себе. – Торанага теряет разум. Исидо поверит, что я предал его. Я ничего не смогу поделать, если мы не прорвемся сейчас, и даже тогда я должен буду воевать на стороне Торанаги против Исидо. Я ничего не смогу поделать. Разве что принести Исидо голову Торанаги. А что? Это сделает меня регентом и отдаст в мою власть Канто, не так ли? А потом, через шесть месяцев, вооружив мушкетами самураев, неужели я не добьюсь главенства в Совете регентов? Чем не удача! Уничтожить Исидо и стать верховным главнокомандующим при наследнике, комендантом Осакского замка, военачальником, распоряжающимся всеми богатствами главной башни, обладающим властью над всей страной до совершеннолетия Яэмона, а потом – вторым после него лицом в государстве. Почему бы нет? А может, мне посчастливится и того больше. Выпадет удача уничтожить Яэмона и стать сёгуном. И все за одну голову при добром расположении богов!»