Заклинатели - Анастасия Александровна Андрианова

Стриксия осторожно присела на пень рядом с Алидой и ободряюще тронула её за руку. Тёплая шершавая ладонь старой травницы приятно успокаивала.

– Ни о чём не тревожься. Первый Волшебник ведёт тебя и всех нас, а что от тебя зависело, ты уже сделала. В твоём возрасте я грезила колдовством, милая. Искала любые упоминания о нём во всех старых книжках, которые могла достать. Но ты знаешь, что для меня это не кончилось хорошо и я потеряла любимого мужа. Наверное, мне стоило родиться на несколько веков раньше, зато тебе повезло больше. Не упусти своего, Алидушка. Ничего не упусти. Если магия выбрала тебя как свой сосуд, так будь им. Если Земли нуждаются в тебе, не оставляй их. Если молодой человек предлагает тебе…

– Бабушка! – Алида покраснела. – Не надо дальше.

– Как хочешь. Только я долго отвергала всех ухажёров, а с твоим дедом Эйнаром прожила всего ничего. Не желаю тебе такой же участи.

Алида шмыгнула носом и кивнула, глядя в доброе лицо Стриксии. Ей действительно стало чуточку легче.

* * *

Древуны, по мнению Ричмольда, довольно странно отреагировали на весть о том, что часть Неистовой Стаи Эллекена наведалась в их земли. Некоторые, конечно, встревожились и наглухо закрылись в своих домах, наведя на двери и окна какие-то нехитрые чары, но большинство ничем не выдали испуга, только пожали плечами и посоветовали «перетерпеть». Что можно ожидать от тех, кого не впечатляют колдовские чудовища, бродящие где-то неподалёку?

Мел настоял, чтобы они все снова вернулись в резиденцию – по его мнению, каменный особняк Вольфзунда был гораздо более надёжной защитой, нежели домишки древунов.

Нервно дёргая ворот новой серой рубашки, Рич постучал в дверь. Вольфзунд вернулся из Королевства ранним утром, но сразу заперся и велел не беспокоить его, но к вечеру астроном всё же не выдержал. Ему было необходимо поговорить с Владыкой.

Дверь распахнулась не сразу. На Ричмольда дохнуло сухим теплом и странными благовониями. Ему пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть в оранжево-багровом полумраке Вольфзунда.

– Надеюсь, у твоего визита очень веские причины, – возвестил хриплый голос. – Заходи, Лаграсс. Недолго и по существу.

Рич переступил через порог и едва не закашлялся от едкого дыма, которым чадили толстые желтоватые свечи. Под взглядом Вольфзунда ему стало так неловко, что он едва не выбежал, придумав какую-нибудь глупую отговорку. Он сделал ещё пару шагов вперёд, оказавшись прямо напротив дубового письменного стола, и, сглотнув, выдавил:

– Это не я.

Вольфзунд недоумённо вскинул бровь.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Не я призвал Стаю в Земли.

– Я заинтригован. Продолжай.

Вольфзунд отложил перо и воззрился на Ричмольда не то с настоящим интересом, не то с издёвкой.

«Это не я, не я!» – хотелось вопить, оправдываясь, как в детстве, когда он проливал чернила на записи Герта или нечаянно бил посуду. «Не я, это не я! Я не виноват». Хотелось, чтобы он верил, чтобы смотрел сочувствующе, а не снисходительно. Хотелось, чтобы он понял и помог. Подсказал, что делать с этой виной, гложущей нутро, подсказал, как оправдаться перед самим собой.

– Почему я должен думать, что ты в чём-то виноват?

Рич опешил. Он ожидал разной реакции: насмешек, упрёков, неверия, даже гнева, но не искреннего недоумения. Рич нахмурился и поджал губы. Как можно ответить на этот вопрос? Разве не очевидно?

– Я однажды уже помог ему. Я… его сын.

– Как и я. Разве наше происхождение должно как-то влиять на наши поступки? Разве ты не показал, что достоин доверия?

Рич сконфуженно опустил голову, разглядывая красивый каменный пол. Блики свечей дробились и множились, растекаясь цветными всполохами по камням.

– Присядь.

Рич давно уже не был продажником Вольфзунда, но голос альюда полнился такой властью, что Ричмольду будто надавил на плечи кто-то невидимый, и ему ничего не оставалось, кроме как опуститься на массивный неудобный стул.

Вольфзунд, напротив, легко встал и достал из ящика стола бутылку и два низких стакана. Рич хмыкнул: он не удивился бы, достань Вольфзунд выпивку из какого-нибудь дупла в самой дремучей чаще.

– Выпьем, братец?

– Я ещё вчера… ещё утром… – Рич почувствовал, как к щекам приливает жар.

– Болела голова? – Вольфзунд сочувствующе моргнул. – Ничего страшного. Мои напитки, можно считать, целебные. Не то что простое пойло древунов. Не отказывайся, братец.

В стаканы плеснулось что-то густое и тёмно-коричневое, пахнущее лесом и ягодами. Рич сделал глоток и кашлянул: на вкус напиток напоминал ежевичное вино, но был гораздо крепче.

– А теперь начнём сначала, неторопливо и обоснованно. Ты же любишь, когда всё чётко и ясно. По крайней мере, раньше любил, если малышка Фитцевт окончательно не закружила тебя вихрем волшебства. – Вольфзунд осушил стакан и плеснул себе ещё, жестом подбадривая смутившегося Ричмольда. – Давай. Откройся мне. Выплесни всё, что тебя томит. Старший брат готов выслушать и поддержать.

Ричмольд допил напиток, посетовав про себя, что Вольфзунд не позаботился о закуске, встряхнул головой и перевёл взгляд на окно, за которым покачивала ветвями косматая ель, похожая на огромного медведя, пытающегося влезть в дом.

Вольфзунд смотрел слишком пристально, слишком испытующе, его взгляд угнетал и давил, будто заглядывал в душу, выискивая в ней самые тёмные, самые потаённые струны. Ричмольд разрывался между порывом уйти и спрятаться и желанием по-настоящему открыться. Он поймал себя на мысли, что всего раз или два беседовал с Вольфзундом наедине, и то никогда не обходилось без унизительных колких реплик. А как хотелось, чтобы выслушал кто-то мудрый, понимающий и проницательный! Не Герт, нет. При всей любви Ричмольда к наставнику он не мог представить, как расскажет ему о голосе Эллекена, о сомнениях и страхах, которые не покидали его со дня той проклятой бури. Не представлял, как можно говорить с Гертом о магии. Да и сам Герт теперь казался чужим и непонятным. В голове не укладывалось: как можно остаться прежним, если провёл несколько месяцев в чужом теле? Даже не в человеческом. Рич стыдился этого чувства, но не мог заставить себя смотреть на Герта по-прежнему, хоть и безгранично доверял ему. А вот Вольфзунд представлялся подходящим собеседником. К нему тянуло, как тянет к самому глубокому омуту, как тянет в холодную зимнюю полночь. От него веяло опасностью: ледяные взгляды, колкие слова, нечеловечески точные движения, но в то же время что-то заставляло верить, что за всем этим прячется нечто совсем иное, большое и могучее, готовое принимать, прощать и