Наваждение - Пола Волски

- Ты задолжал народу, и долг твой велик. - Нахмурившись и скрестив руки, Уисс вплотную придвинулся к отцу. - И теперь, в целях частичного возмещения долга, я требую от тебя сущий пустяк, и ты должен бы с энтузиазмом отнестись к этому требованию.

Хорл ощутил привычный стыд, неуверенность, невольный импульс подчиниться, однако на сей раз подавил свои чувства. Распознав в Оцепенелостях источник могущества, он был вынужден задуматься о том, как сын использует их, и осознал, что попросту не может себе этого представить. Уисс, подверженный внезапным порывам, идущим из бездонного колодца его неистовой, непредсказуемой натуры, казалось, был способен на что угодно. Однако на этот раз... на этот раз он не получит отцовской помощи. Хорл принял решение, но высказать его вслух оказалось не так-то просто. Если он попытается, то Уисс в считанные секунды разобьет все его доводы... И Хорл выбрал единственный путь, открывавший ему свободу маневров, - он солгал.

- Я не могу этого сделать, хотя всем сердцем желал бы помочь тебе. Но это превосходит мои возможности. Старые Чувствительницы - бесконечно сложные устройства. Только настоящий адепт, обучавшийся искусству с раннего детства, может надеяться, что справится с ними.

- Вот как? - Острый взгляд Уисса пробуравил отца насквозь.

- Это правда, - с серьезным видом кивнул старик. - Ведь я всегда с радостью старался делать для тебя все, что в моих силах.

- С радостью? Давал ли ты мне что-нибудь с радостью? И все, что в твоих силах? Это, знаешь ли, еще вопрос!

- О, верь мне. Я пробудил бы спящих, если б мог. - Ему необходимо убедить сына, иначе Уисс, несомненно, обратится к помощи кузена, а этот вид принуждения страшил Хорла более всего. По правде сказать. Бирс никогда не причинял ему вреда, даже ни разу не угрожал, но было в его тихом заторможенном племяннике нечто такое, отчего кровь стыла в жилах. Хорл предполагал, что дело здесь в руках Бирса - огромных, безобразных, мощных и в то же время таких ловких и точных, когда они крутили всякие зубчатые колесики и винтики. Он представил, как эти самые руки держат очень острый тонкий нож, и, вздрогнув, переместил взгляд на племянника. Но тот, казалось, не реагировал на происходящее, все еще завороженный Оцепенелостями.

- Ясно, - слегка кивнул Уисс. Его бесцветные глаза, иногда проницательные до жути, задержались на лице отца. Под его взглядом Хорл беспокойно задвигался. - Ясно. Может, и так... Что ж, твоей силы было достаточно для помощи мне, когда я обращался к толпе. Полагаю, впредь будет так же.

- О, будь уверен. Само собой. - Хорл попытался примирительно улыбнуться. - Можешь не сомневаться во мне. Впрочем, это и несущественно теперь, когда ты достиг своих целей.

- Я их еще не достиг. Ты мелешь вздор! - Уисс вдруг напрягся и вздрогнул от возбуждения. Его большие глаза расширились и заблестели, а узкое желтоватое лицо словно сжалось, обозначив резкие черты.

Хорл не смог подавить нервную дрожь.

- Конституционный Конгресс коррумпирован, наводнен роялистами, реакционерами и прочими врагами Свободы, - продолжал Уисс, и никто из слушающих не усомнился бы в его убежденности. - Чтобы Вонар стал по-настоящему свободным. Конгрессу требуется чистка. Это необходимо для блага народа. От его имени, от имени поверженных и угнетенных я беру эту задачу на себя.

Хорл не знал что сказать. Ему казалось, он тонет в зыбучих песках.

- Предатели и заговорщики полагают, что они в безопасности. - Уисс на миг вытянул трубочкой сжатые губы. - Они ошибаются. Я разоблачу их, возвещу о них всем и расправлюсь с ними. Мне нужна твоя помощь. Я рассчитываю на твою искреннюю поддержку.

Опять этот испытующий взгляд сузившихся глаз, прежде чем Хорл успел отвернуться. Но через минуту он поднял голову и с трудом произнес:

- Что ты намереваешься делать?

- В настоящий момент я занимаюсь сплочением своих сторонников в Конгрессе. Когда время придет - может быть, через несколько недель, может, через пару месяцев, но не дольше, - я разоблачу врагов народа перед всеми. Это будет необыкновенная речь, которая вдохновит слушателей и нацелит их на одну задачу. Я не могу передать тебе все значение этого события и поэтому требую твоей помощи, отец. Ты должен обеспечить мне соответствующий отклик аудитории.

Ожидая немедленного согласия, он был ошеломлен, когда отец спросил:

- А кто эти враги народа?

- Их много, - коротко ответил Уисс. - Худшие из них - Шорви Нирьен и его приспешники, столь преданные интересам короля и Возвышенных, что я не сомневаюсь в их намерении саботировать конституцию, насколько это им удастся. Они все предатели.

- Нет, - сказал Хорл. Он выпрямился и расправил плечи, а сын уставился на него с недоумением, встретив столь недвусмысленный отпор. - Я читал книги Нирьена. Он не предатель. Он патриот, один из самых светлых умов нового Конгресса. Такого человека губить нельзя. Я не могу быть к этому причастным.

- Враги народа...

- Нирьен не входит в их число.

Последовало краткое молчание, в воздухе повисли невысказанные вопросы. Хотя Хорл зашел не слишком далеко, чтобы вовсе лишить сына чародейной поддержки, Уисс сразу почуял угрозу, - настоящую угрозу, а с ней неуверенность и бешеное возмущение, но чувства его были скрыты за напряженной неподвижностью лица и тела. Хорл выдержал немигающий взгляд сына с явным самообладанием, и Уисс первым отвел глаза.

- Пока полной ясности нет. Если сам Нирьен не предатель, то наверняка окружен предателями, - наконец произнес он. Эта уступка была болезненна почти физически - так сильно ненавидел Уисс Шорви Нирьена. Ненависть глубокая, восхитительная, упоительная, дарящая почти наркотическое блаженство. У него было много причин ненавидеть Нирьена - за его славу, успех и влияние в Конгрессе, за его открытую оппозицию политике экспроприационистов, за приторно-слащавую сентиментальность его идеалов, за лицемерную приверженность терпимости, умеренности и щедрости, и прежде всего за популярность, давшуюся ему без всяких усилий, за уважение, привязанность и почитание, с которыми относились к нему сторонники, и при этом без всяких чар. Да, ненавидеть Нирьена было легко, но в настоящее время политические соображения требовали скрывать личную враждебность, и Уисс заставил себя прибавить:

- Может быть, на него просто оказывают влияние. Я склонен признать эту возможность. В конце концов, надо быть справедливым.

- Знаю, знаю. - Хорл с готовностью кивнул. - И я уверен, что ты будешь справедлив. - Он открыто возражал сыну, но не хотел пострадать за это. К тому же Уисс намеревался быть честным, он же так и сказал. Хорл почувствовал такое облегчение, что все остальное улетучилось из его сознания, и, возможно, поэтому, а также вследствие обычной мягкости натуры, он не уловил очевидного - сын зависит от него, а он располагает собственной реальной властью.