Наваждение - Пола Волски

- Вы недооцениваете лояльность моих помощников, - снова зазвучал голос кавалера. - Этой тайны не знает никто. Но подумайте сами, графиня, такая возможность побега из Шеррина может сберечь Возвышенным головы короля и королевы. Я намерен сопроводить в безопасное место и прочих Возвышенных - столько, сколько позволят обстоятельства.

- И тем самым разорить их? Это безумие, Мерей.

Элистэ нахмурилась. Бабушка имела в виду недавнее постановление, запрещающее Возвышенным покидать Вонар. Новый закон имел целью предотвратить антиконституционную деятельность за границей, а нарушители наказывались государственной конфискацией или, вернее, ограблением, как совершившие преступление против вонарской собственности и благосостояния. Феронт сбежал. Неужели брат самого короля теперь нищий?

- Я от всей души надеюсь, что вы и ваши родственники будете первыми среди тех, кто спасется таким образом, - настаивал Мерей. - Будьте благоразумны, мадам. Разве ваш долг перед самой собой и перед вашими протеже не в том, чтобы искать безопасное убежище сейчас, пока риск еще не так велик? Будьте уверены, со временем он возрастет.

- Я в этом не уверена. Что до родственников, живших под моей крышей, - большинство их несколько месяцев назад разъехались по провинциям. Оставшимся же я должна лишь одно: соблюдать строжайшие правила поведения Возвышенных, сохранять выдержку и достоинство, то есть все то, чему они могут выучиться на моем примере. Иначе я причиню им вред. А меня лично Шеррин вполне устраивает. Я не склонна оставлять его, а я привыкла следовать своим склонностям.

- Да, есть на свете вещи неизменные. Графиня, надменность всегда была одной из притягательных сторон вашей натуры, но вам нередко приходилось за это расплачиваться. Вспомните только ту осень во Флюгельне, когда ваш отпор Древу, занимавшему в то время престол, вызвал дуэль между Муйнотцем и Фавессиотти. Скандальные толки преследовали вас до самого возвращения в Вонар.

- Упреки, кавалер, вряд ли уместны в устах того, кто не избежал бы наказания, узнай Древ о его роли в этой истории.

- Ваше молчание, графиня, было ручательством моего спасения. Но дело не в этом. Я настаиваю на том, чтобы вы обдумали мой совет. Через несколько часов вы уже можете оказаться за пределами Шеррина.

- Это бесполезно. Я твердо решила остаться.

- Что ж, я так и предполагал. Но тогда, мадам, возьмите вот это. Уверяю вас, что такое вы можете принять без ущемления вашего бесценного достоинства.

Должно быть, он что-то передал ей, ибо графиня спросила:

- Что это?

- Тут написано имя и адрес человека, который сможет предоставить вам помощь и защиту в случае, если я по каким-то причинам буду не в состоянии этого сделать.

- Но, Мерей, разве я когда-нибудь нуждалась в защите?

- Вернее сказать, разве вы когда-нибудь признавались в этом? Что ж, не хотите идти на уступки, не надо, только прошу вас, сохраните это в качестве личного одолжения мне.

- Разумеется, если вы хотите, но это ничего не изменит.

Далее разговор пошел о другом, и Элистэ ушла, решив, что подслушивать все же не стоит. Она уже услышала более чем достаточно, и ей есть над чем поразмыслить. Тихонько поднявшись по ступенькам, она наконец нашла приют в собственной комнате. Была только середина дня, но Элистэ чувствовала себя измученной и несчастной. Голова раскалывалась, слезы застилали глаза, тысячи страхов и вопросов терзали душу. Ее до сих пор не покидали воспоминания об увиденном и услышанном на Торговой площади. Ужасная смерть мадам во Бельсандр перемежалась краткими вспышками-картинками шерринских улиц с красными ромбами, мундирами и вооруженными солдатами, детскими лицами Аврелии и Байеля, а над всем этим звучал спокойный, рассудительный голос кавалера во Мерея, предвещавшего катастрофу. Потом она разберется со всем этим, но не сейчас. Бросившись в постель, Элистэ провалилась в тяжелый сон.

14

- Осмотри их хорошенько, потом скажи мне, что это такое, - приказал своему отцу Уисс в'Алёр.

- Это старинные Оцепенелости, - сразу ответил Хорл Валёр.

- Это очевидно. Любой олух сразу скажет то же самое. Я должен узнать их назначение. - Уисс не пытался скрыть свое раздражение, в последние дни он до этого, не снисходил.

Хорл молчал.

- Ну? - хорошо поставленный голос подстегнул, Словно удар хлыста, и Хорл моргнул.

Уисс в'Алёр и его отец стояли в обширном, тускло освещенном подвале столичного Арсенала. Арсенал был закрыт для публики, но ограничения, касающиеся простых смертных, не распространялись на президента Комитета Народного Благоденствия. Видный гражданин, влиятельный член Конституционного Конгресса, человек, с которым все считаются, - ему открывались все двери, и так оно и должно быть; Уисс всегда знал, что так будет. Он прошел долгий путь со времен нищеты и безвестности обитателя Крысиного квартала. Проклятый пустой период жизни наконец закончился. Прежде он неоднократно - с горечью и отчаянием - уверял себя, что это когда-нибудь произойдет. Наконец он достиг чего-то близкого к признанию, которого заслуживал, поднялся высоко. "Но еще недостаточно высоко, вечным колоколом билась в его душе неудовлетворенность, подогреваемая ненасытным голодом дьявольского честолюбия. - Еще недостаточно".

Иногда Уисс задумывался над тем, может ли вообще быть утолен этот голод. Но не часто и, уж разумеется, не теперь. В эту минуту все его внимание было сосредоточено на одном. Он смотрел, как солнечный луч проник сквозь линзу и упал на хранящиеся здесь Оцепенелости, чья мощь была очевидна даже неискушенному взгляду. Рано или поздно кто-нибудь воспользуется этой силой. В интересах страны, вонарского народа и всего человечества этим "кем-нибудь" должен стать он, Уисс в'Алёр. Поэтому взятие под контроль древних машин - скорее, вопрос долга, чем амбиций, и послужит больше общественному благу, чем самовозвеличиванию. Однако эта задача предполагала определенную проницательность, понимание функций и действия механизмов. Вот он и приказал втайне открыть подвал Арсенала и препроводил сюда своего сведущего в Чарах отца, а также обожающего его и всегда готового к услугам кузена Бирса Валёра.

Бирс, сгорбившись, стоял несколько поодаль, держа руки в карманах куртки, широко расставив ноги и запрокинув голову. Зелеными, как у кузена, но маленькими мутноватыми глазками - тогда как у того глаза были большие и прозрачные - он созерцал огромный свинцовый гроб, увенчанный шпилями и выпуклостями, с табличкой, на которой было выгравировано "Кокотта". Лицо его выражало полнейшую сосредоточенность, и внимание на какое-то время отвлеклось от дядюшки и знаменитого кузена. Казалось, что Бирс не замечает ничего вокруг. Пока это было допустимо - его услуги в данный момент не требовались.