Общая культурно-историческая психология - Александр Александрович Шевцов

то есть как раз тогда, когда все советские культурно-исторические психологи собрались вместе под крылом рефлексолога Корнилова делить институт психологии Челпанова.

Вслушайтесь, как узнаваемо звучит Павлов, и как его узнаваемо затягивает из чистой науки в социологию, и как раздражает то, что человеческие машины не понимают собственного счастья. И проследите намеченные им вехи пути: отказ от души – познание механизмов человеческой машины – счастье…

«В начале нашей работы долгое время давала себя знать власть над нами привычки к психологическому истолкованию нашего предмета. Как только объективное исследование наталкивалось на препятствие, несколько останавливалось перед сложностью изучаемых явлений, – невольно поднимались сомнения в правильности избранного образа действия.

Но постепенно, вместе с движением работы вперед, они появлялись все реже, – и теперь я глубоко, бесповоротно и неискоренимо убежден, что здесь главнейшим образом, на этом пути, окончательное торжество человеческого ума над последней и верховной задачей его – познать механизмы и законы человеческой натуры, откуда только и может произойти истинное, полное и прочное человеческое счастье.

Пусть ум празднует победу за победой над окружающей природой, пусть он завоевывает для человеческой жизни и деятельности не только всю твердую поверхность земли, но и водяные пучины ее, как и окружающее земной шар воздушное пространство, пусть он с легкостью переносит для своих многообразных целей грандиозную энергию с одного пункт земли на другой, пусть он уничтожает пространство для передачи его мысли, слова и т. д. и т. д. – и, однако же, тот же человек с этим же его умом, направляемый какими-то темными силами, действующими в нем самом, причиняет сам себе неисчислимые материальные потери и невыразимые страдания войнами и революциями с их ужасами, воспроизводящими межвидовые отношения.

Только последняя наука, точная наука о самом человеке – а вернейший подход к ней со стороны всемогущего естествознания – выведет его из теперешнего мрака и очистит его от теперешнего позора в сфере межлюдских отношений» (Павлов, Двадцатилетний, с. 11).

Только последняя наука сделает людей счастливыми, освободив их от души… Любопытно, осознают ли естественники, что, называя себя так, они говорят не о том, что они на стороне естества и природы, а о том, что их военная партия избрала воевать с природой и естеством, завоевывая и насилуя их? Что по своей сути естествознание – это теория глобальной войны человека против природы? А иное имя естественника – антиприродник… враг естества и естественности…

Глава 3

Русская биопсихология. Ланге и Вагнер

В сущности, первую и ярчайшую попытку убить душу в русской психологии привез от Гельмгольца Сеченов. Он и попытался свести всё душевное только к телу. За ним топтали душу все, кто пожелал, перефразируя Суворова: в России душу только ленивый не бил… Даже Володя Ульянов-Ленин приложился, утверждая тот биологический подход к душе, что вслед за Сеченовым развивали Бехтерев, Павлов, Мечников, Ланге, Вагнер и многие- многие другие…

История эта жутковато-показательная. Сделал это Ильич первый раз в 1894 году в одной из самых широко распространявшихся в массах политических работ «Что такое “друзья народа” и как они воюют против социал- демократов?». Как пишет об этом Михаил Ярошевский:

«На ее страницах запечатлены споры, захватившие тогда русскую интеллигенцию, в том числе и споры о душе, о новой психологии, о ее опытном, физиологическом методе» (Ярошевский, История, с. 433).

Споры эти, по существу, были всеобщей травлей Георгия Ивановича Челпанова, захватившей тогда прогрессивную русскую интеллигенцию. И велась эта травля в науке, а использовалась проходимцами вроде Ильича в промывании мозгов сторуким пролетариям. Очевидно, он очень хорошо чувствовал, что на разговор о душе души русских людей не могут не откликнуться и раскрыться. А если души раскроются, есть где разгуляться бессовестному политику…

«Читая эту работу, ощущаешь жар споров, вспыхивавших в студенческих аудиториях, на нелегальных собраниях и, вполне возможно, в тех кружках в Самаре, где В.И.Ленин выступал с рефератами, подготовившими его книгу.

Философу, который является психологом-метафизиком— противником нового метода (то есть Челпанову— АШ), в ленинской работе противопоставляется научный психолог…

“Он, этот научный психолог, – писал В.И.Ленин, – отбросил философские теории о душе и прямо взялся за изучение материального субстрата психических явлений— нервных процессов, и дал, скажем, анализ и объяснение такого-то или таких-то психических процессов”.

Обычно предполагается, что В.И.Ленин имел в виду И.М. Сеченова, ведь именно Сеченов в течение десятилетий выступал в сознании русских людей как антипод философа-метафизика, занятого выведением из понятия о душе ее свойств и способностей» (Там же, с. 433–434).

Но, как предполагает историк, Ленин имел в виду гораздо более современных антиподов. Скорее всего, Бехтерева, поскольку учился в Казанском университете, когда Бехтерев открыл там первую в России экспериментальную лабораторию. Однако имя им легион,… и я предпочитаю считать, что антиподами этими были, к примеру, Ланге, Северцев и Вагнер. Все определения Ленина к ним полностью подходят, да ведь и Ильич не называет имен, создавая обобщенный образ этакого идеального бойца за дело научно-политической революции.

Статья эта, как вы видели, была написана Лениным в 1894 году. Но тот же Николай Ланге за год до этого уже ставил эксперименты, которые утверждали русскую биопсихологию, задолго до западной. Связано это было с тем, чтобы вывести то, что обычно было принадлежностью души – сознание, из биологической природы тела.

«Вначале для советских психологов в решении этого вопроса главным ориентиром служил дарвиновский аргумент, воспринятый функциональным направлением: ничто не может возникнуть в ходе биологической эволюции, если оно не служит выживанию организма.

Из биологии этот аргумент перешел в психологию. Нам уже известны принявшие его за основу своих построений американские школы: чикагская (Энджел) и колумбийская (Вудвортс).

В России до них и независимо от них Н.Н.Ланге еще в 1893 году, ставя эксперименты по изучению внимания и восприятия, руководствовался изложенным положением о том, что “психические факты получают свое реальное определение лишь тогда, когда мы рассматриваем их с общей биологической точки зрения, то есть как своеобразные приспособления организма”.

В дальнейшем, в итоговой работе “Психология”, он писал, что психика – это реальный жизненный процесс, который “развивается как особый способ приспособления организма к среде, помогающий ему в борьбе за существование и соответственно этой биологической полезности подлежащий естественному отбору и эволюции”» (Там же, с. 492–493).

От сознания был всего один шаг до культурно-исторической психологии, и Ланге туда добрался, причем как раз по тем темам, что занимали впоследствии Выготского и его школу.

«Эволюционно-биологический способ объяснения психического развития ребенка стал на рубеже XX века господствующим, но не единственным. Ряд психологов стремились дополнить его культурно-историческим: соотнести детскую психику с развитием общественных форм