Земля обетованная. Пронзительная история об эмиграции еврейской девушки из России в Америку в начале XX века - Мэри Антин

ожидала увидеть, если оглянусь через плечо, бородатого философа в длинной мантии, окруженного красивыми кудрявыми юношами. Всё, что я читала в школе, на латыни или на греческом языке – всё, что было в моих учебниках по истории, оживало для меня здесь, во внутреннем дворике, окруженном величественными колоннами.

Здесь мне нравилось напоминать себе о Полоцке, чтобы отчётливее ощутить чудо, произошедшее в моей жизни.

То, что я, рождённая в заточении Черты, могла вольно бродить по стране свободы, было чудом, которое мне приятно было осознавать. То, что я, растущая до подросткового возраста практически без книг, оказалась окружённой всеми книгами, которые когда-либо были написаны, было величайшим чудом в истории. То, что отщепенка стала достойным гражданкой, что нищенка поселилась во дворце – это самая захватывающая история из когда-либо воспетых поэтом. Несомненно, меня качали в заколдованной колыбели.

От Бостонской Публичной Библиотеки до Капитолия штата Массачусетс рукой подать, и я нашла туда дорогу без посторонней помощи. Капитолий – одно из тех мест, на которое я могла указать и сказать, что там меня ждёт друг. Я не имею в виду представителя моего района, хотя надеюсь, что он был уважаемым человеком. Мой друг был никем иным, как Достопочтенным Сенатором Роем из Вустера*, чьими письмами мне, написанными на тиснённой бумаге Сената, я не могла не похвастаться перед Флоренс Коннолли.

Бейтс Холл, где я проводила большую часть времени в библиотеке

Как мне удалось познакомиться с сенатором? Благодаря тому, что я гражданка Бостона, конечно же. Если вы гражданин даже самой маленькой деревни в Соединенных Штатах, где есть бесплатная школа и публичная библиотека, то вы стоите на пути великих возможностей. А поскольку в Бостоне школы и библиотека несколько лучше, чем в некоторых других деревнях, то вполне естественно, что дети из трущоб призывают джентльменов из Капитолия в свои личные друзья.

В Бостоне это очень просто! Вы – школьница, и ваш учитель дает вам билет на ежегодную историческую лекцию в Олд-Саут-Чёрч в честь Дня рождения Вашингтона. Вы слушаете волнующую речь на какую-то тему из истории вашей страны и возвращаетесь домой с сердцем полным патриотизма. Вы садитесь и пишете письмо оратору, чьё выступление так вас тронуло, рассказываете ему, как вы рады быть американцем, объясняете ему, если вы недавно стали американцем, почему вы любите приютившую вас страну намного больше, чем родину. И может так случиться, что патриотичный лектор окажется сенатором, и он прочитает Ваше письмо под огромным куполом Капитолия штата Массачусетс, и ему придёт в голову, что он и его выдающиеся коллеги, и величественный Капитолий, и славный флаг, реющий над ним – всё, что сконцентрировано на холме над парком Бостон-Коммон, делают своей стране не больше чести, чем искреннее восхищение пылкой юной иностранки. Сенатор отвечает на ваше письмо, приглашая вас нанести ему визит в Капитолии; и в знаменитой палате, где вершатся великие государственные дела, вы, неизвестное дитя трущоб, и он, лидер, избранный народом, заключаете демократическую дружбу, основанную на любви к общему флагу.

Еще проще, чем встретиться с сенатором, было познакомиться с таким человеком, как Эдвард Эверетт Хейл. Люди называли его «Великим стариком Бостона», из-за того образа жизни, который он вёл среди них. Он держал двери всех общественных зданий города открытыми. Где бы ни встретились два гражданина, чтобы разработать меры по обеспечению общественных благ, он был третьим. Где бы ни требовалось отстоять правое дело, звучал могучий голос доктора Хейла. В тот или иной момент его колоссальная фигура возвышалась над восторженной толпой со всех кафедр города, с каждой лекционной площадки.

И где же карта Бостона, на которой указаны названия всех затерянных переулков и обходных путей, куда великий человек отправлялся на поиски слабых телом, которые не могли присоединиться к общественному собранию, и на поиски слабых духом, которые боялись появляться на публике? Если бы все маленькие дети, которым случалось сидеть на коленях у доктора Хейла, выстроились в ряд по четыре человека плечом к плечу, начав со ступеней Капитолия, то процессия весёлых лиц протянулась бы через парк Бостон-Коммон, к Публичной библиотеке, через Гарвардский мост и дальше к более отдаленным ориентирам.

Так что неудивительно, что я встретила доктора Хейла. Это было так же неизбежно, как то, что я становлюсь на год старше каждые двенадцать месяцев. Он был частью Бостона, как солёная волна – часть моря. Трудно сказать, он пришел ко мне, или я к нему. Мы встретились, и моя новая родина крепче прижала меня к своей груди.

Через день или два после нашей первой встречи я пришла к доктору Хейлу в ответ на его приглашение. Было только восемь утра, можете не сомневаться, потому что он рано встал, чтобы заняться сотней великих дел, а я рано встала, чтобы успеть поговорить с великим человеком, прежде чем отправиться в школу. Я думаю, что мы нравились друг другу немного больше из-за того, что когда многие ещё спали, мы уже работали в интересах гражданственности и дружбы. Мы определённо понравились друг другу.

Я уверена, что пробыла в гостях не более пятнадцати минут, и всё, что я помню из нашего разговора, это то, что доктор Хейл задал мне множество вопросов о России, да так, что я почувствовала себя экспертом в этой области; и прощаясь со мной своей огромной рукой, он дал мне на прощание простой совет, а именно – никогда не учиться до завтрака!

Вот и всё, но весь оставшийся день прошёл на фоне величия. Вергилий в тот день звучал более благородно, чем когда-либо мог передать уверенный перевод моего учителя. Из тридцати девочек в классе лишь я одна понимала неясные моменты на уроке истории. И случилось так, что именно в тот день на площади Копли-Сквер распустились тюльпаны и засветились на солнце, как зажжённые лампы.

Любой может целый год быть счастлив на Довер-стрит, проведя полчаса на Хайленд-стрит. Я столько раз была по полчаса в доме великого человека, что и не знаю, как передать ощущение счастья, которое я помню. Мой друг несколько минут беседовал со мной в знаменитом кабинете, достойном того, чтобы беречь его как святыню, после чего отправлял меня бродить по дому и исследовать его библиотеку, разрешая брать любые книги, которые мне нравилось. Кто будет чувствовать себя стеснённым в съёмной квартире, имея такие королевские привилегии, как эти?

Однажды я принесла доктору Хейлу подарок – копию моего рассказа, который был напечатан в журнале, и глядя на то, как