Отважное сердце - Робин Янг

Пока Роберт наблюдал за происходящим, привели Мадога ап Льюэллина, раненого, но живого, и поставили перед ожидающими рыцарями и уцелевшими горожанами. Руки у него были связаны за спиной, но он шел с гордо поднятой головой между двух рыцарей, конвоировавших его. Золотой обруч, который он носил в бою, оставался у него на голове, помятый еще сильнее и забрызганный кровью. Мадога привели к Эдуарду, высокая фигура которого выделялась на фоне тусклого неба, а полы ярко-красной накидки безжалостно трепал ветер. За спиной короля развевались два флага. На его штандарте был изображен королевский герб Англии, а на втором дышал огнем выцветший золотой дракон. По кивку короля клирик в черной сутане подошел к Мадогу, чтобы снять у него с головы золотой обруч. Уэльский мятежник выплюнул несколько яростных фраз, но рыцари держали его крепко и он не смог помешать клирику забрать у него корону Артура и передать ее английскому королю.

Эдуард некоторое время молча смотрел на окровавленный золотой обруч, объединивший против него целую нацию. Затем, очевидно удовлетворенный, он кивком приказал унести его.

— Мы отмоем корону и приведем в должный вид. — Когда клирик унес ее, взгляд короля уперся в Мадога. — Ты поднял восстание, посягнул на границы королевства, совершил убийство, грабеж и разбой. Ты уничтожал собственность, подстрекал к беспорядкам и нарушил покой своего короля.

В лице Мадога не дрогнул ни один мускул. Он не сводил глаз с Эдуарда.

Роберт, глядя на него вместе с остальными, не мог не подумать о том, а понял ли Мадог или кто-нибудь из тех, кто остался жив, хоть слово из сказанного королем.

— За свои преступления ты будешь заточен в Тауэр, где и проведешь остаток своих дней. — Король сделал паузу, и стало слышно, как трепещет на ветру полотнище с золотым драконом. — Десять лет — долгий срок. Народ Уэльса забыл о той цене, которую ему пришлось заплатить за неповиновение. — Эдвард оглянулся через плечо, туда, где стояли Джон де Варенн и остальные английские графы. — Им нужно напомнить об этом.

Толпа расступилась, и Роберт услышал крик, когда из нее выволокли какого-то юношу. Это был молодой человек с черными, как смоль, волосами.

Мадог закричал и попытался вырваться.

— Как нам сообщили, это твой брат, Дафидд, — сказал Эдуард.

На избитом лице Дафидда отразился ужас, но он презрительно сплюнул на землю, когда двое рыцарей протащили его мимо Эдуарда к тому месту, где оруженосцы держали под уздцы двух лошадей. Один из рыцарей отвел руку, чтобы заковать юношу в кандалы, но король отрицательно качнул головой. Мадог забился в руках стражников, бессвязно выкрикивая что-то по-валлийски, обращаясь к королю и своему брату, который не сводил взгляда с лошадей, к седельным лукам которых были привязаны толстые веревки. Свободные концы их держали в руках солдаты.

Рыцари развели руки Дафидда в стороны. Солдаты, державшие веревки, подошли к нему и привязали их к его запястьям, тщательно проверив каждый узел, дабы убедиться, что он не развяжется. Лошади фыркали, когда оруженосцы развели их в стороны по бокам Дафидда, грудь которого судорожно вздымалась. Кольца веревок, концы которых были привязаны к седельным лукам и запястьям Дафидда, размотались, но пока еще провисали свободно. Рыцари оттеснили горожан в сторону, чтобы те не попали под копыта коней. Кое-кто из них отвернулся, матери прижимали лица детей к своим юбкам, мужчины закрывали глаза. Остальные смотрели на происходящее в немом отчаянии. Эдуард стоял в окружении вельмож, и лицо его ничего не выражало.

Двое солдат, протолкнувшись сквозь толпу, остановились позади Роберта, глядя на Дафидда, который стоял совершенно один, вытянув руки со сжатыми кулаками по бокам.

Один из солдат сказал другому:

— Я сам видел, как одному мужчине оторвало руки начисто.

Роберт дал любопытным зевакам встать впереди себя, когда король подал знак оруженосцам, которые подняли хлысты и стегнули лошадей. Животные прянули в разные стороны, веревки мгновенно натянулись, растягивая руки Дафидда. Крик ярости Мадога слился с воплем боли, который издал его брат.

Когда вывихнутые в плечевых суставах руки Дафидда отвязали, казнь продолжилась, и его обмякшее тело положили на деревянные козлы с крышкой, где ему грубо вспороли живот мясницким ножом. Наконец, его четвертовали, и окровавленные куски тела побросали в бочки, чтобы разослать их в разные концы вновь покоренного королевства и показать, что будет с теми, кто осмелится вновь помышлять о мятеже. Корона, которую в свое время носили Брут и сам Артур, будет доставлена в Вестминстер, став последним гвоздем, забитым в гроб свободы Уэльса.

Роберт спустился с холма, слыша, как яростные крики Мадога замирают вдали.

Поблизости от городских стен королевские инженеры и каменщики оживленно спорили о чем-то, осматривая местность, измеряя и размечая что-то кусками веревок. Король уже отдал приказ о строительстве очередной крепости на месте разрушенного города. Солдаты сносили тела убитых на берег. Трупы швыряли в набегавшие волны, уносившие их прочь. Роберт уже видел в проливе торчащие спины и головы, которые уносил отлив и которые вскоре станут кормом для рыб и птиц. Почувствовав, что кто-то остановился рядом, он обернулся и увидел Хэмфри. Рыцарь держал на руке щит с драконом, а меч в ножнах висел у него на поясе. На лице его виднелись следы крови, и ею же была забрызгана его накидка.

— Ну вот, дело сделано. — Глубоко вздохнув, Хэмфри уставился на воду, на которой медленно покачивались трупы. — Скоро мы сможем вернуться домой. — Когда Роберт ничего не ответил, он продолжал. — Будь спокоен, мой друг, ты будешь вознагражден, когда корона Артура займет свое место рядом с Мечом милосердия в Вестминстерском аббатстве. И теперь нам осталось отыскать только две реликвии.

Роберт прочел яростную решимость на лице Хэмфри. Его друг, похоже, был твердо уверен в том, что ступил на единственно правильный путь и что когда пророчество исполнится, в королевстве все вновь станет хорошо. У Брюса не было времени усомниться в истинных целях и намерениях ордена или в том, насколько остальные верят в пророчества Мерлина, поскольку тяготы войны и зимних холодов представляли собой непосредственную опасность, но теперь, когда на его глазах трупы уносил отлив, Роберт задумался об этом. Он был готов поверить им в ту ночь, когда его приняли в члены ордена; услышанные в детстве легенды о великих воинах наполняли его ожиданиями радужных перспектив. В этих историях сражение всегда выглядело чем-то блистательным и исполненным славы, и слова поэтов возносили героев над кровавой реальностью. Роберт вдруг вспомнил своего отца и то, как война изменила его. И тут впервые на него снизошло понимание. Ничего удивительного, что отец не верил ни во что, помимо суровой правды окружающего мира, и высмеивал тех, кто не соглашался с ним. В памяти у него всплыли слова брата, сказанные им в ту ночь, когда под Нефином был атакован обоз. Ты ему доверяешь?