Отважное сердце - Робин Янг

— А если он все-таки не отступит?

Комин немного помолчал, но когда заговорил, то в его тоне прозвучала решимость:

— Значит, потребуется больше времени.

— Король Филипп окажет нам военную помощь?

— Полагаю, да, исходя из наших первых переговоров.

Король смотрел, как последние лучи солнца скрылись за горами. Когда свет померк, Баллиол повернулся к своему зятю.

— Идем, и побыстрее покончим с этим.

День клонился к закату, когда Роберт и Эдвард в сопровождении своего эскорта пересекли границу. Получив разрешение короля покинуть Вестминстер, Роберту понадобилось больше времени, нежели он рассчитывал, чтобы уладить свои дела, и вот теперь, после двух недель в дороге, этот завершающий отрезок пути казался ему самым долгим. Вот уже несколько часов, объехав городские стены Карлайла, последнего английского города, он скакал в беспокойном молчании, стремясь к цели своего путешествия и раздумывая о том, что ждет его впереди, за вересковыми пустошами Солвей Фирта.

Роберт чувствовал себя очень странно и непривычно, возвращаясь домой после долгого отсутствия. И дело было не только в том, что здесь на первый взгляд ничего не изменилось, просто сам он стал совершенно другим человеком, и духовно, и физически. Он уезжал отсюда девятнадцатилетним юношей, а вернулся мужчиной в возрасте двадцати одного года, вкусившим крови на войне. Он пребывал в фаворе у короля и обзавелся влиятельными друзьями в Англии. Радость от возвращения домой подогревало и желание поговорить с дедом обо всем, что случилось с ним за эти два года. Он уже решил признаться старому лорду в том, что его приняли в орден Рыцарей Дракона и он принес клятву верности королю Эдуарду, не сомневаясь, что дед скажет ему, были ли эти решения правильными. Но сквозь эти мысли пробивалось и нетерпеливое ожидание брачного союза, ставшего главной причиной, по которой его призвали домой. Это станет для него еще одной переменой, к которой, как Роберт надеялся, он был уже готов. Ева была красавицей, вне всякого сомнения, но вот будет ли она ему хорошей женой? Подходящей матерью его детям? Эта мысль привела его в смятение, и он постарался отогнать ее, когда они поскакали по знакомой дороге, огибавшей невысокие холмы Аннандейла, направляясь к Лохмабену.

В розовом полусвете сумерек они достигли городских окраин. При виде массивной главной башни, вздымающейся над насыпью, Роберт почувствовал, как сердце замерло у него в груди. Обернувшись с широкой улыбкой к брату, он увидел то же самое выражение радостного предвкушения и у него на лице. Пустив усталых лошадей рысью, они вместе с оруженосцами поскакали через город, направляясь к воротам в окружающее замок частоколе. Из труб за оградой валил дым. Роберт мельком подумал, а не окажется ли дома кто-то из его братьев и сестер. Чем ближе он подъезжал к Шотландии, тем чаще ловил себя на мысли, что вспоминает заливистый смех Найалла, упрямое молчание Томаса, застенчивую мягкость Кристины, непокорность Мэри и увлечение книгами Александра. Он скучал о них всех, но более всего — о своем деде.

Роберт не узнал мужчин со строгими и даже мрачными лицами, несшими караул у ворот, но стражники пропустили их немедленно, стоило ему назваться. Во дворе замка было тихо, и в благоуханном воздухе горели всего несколько факелов. Роберт спешился и передал поводья своего коня Несу, удивляясь, почему никто не спешит им навстречу.

— Может быть, дедушки просто нет дома? — удивленно предположил Эдвард, оглядывая пустынный двор.

Взгляд Роберта зацепился за верхушку башни, поднимавшейся над внутренним двором. Цитадель гордо высилась на фоне неба.

— И знамени тоже нет, — пробормотал он.

— Что?

— На башне не поднят дедушкин стяг. Ты прав. Его здесь нет. — Роберт испытал горький укол разочарования. Получив письмо деда в Вестминстере, он отправил впереди себя одного из своих оруженосцев с сообщением для старого лорда, что вернется домой примерно через месяц. Теперь он думал, уж не задержало ли что-либо гонца с его письмом, потому как не мог же дед уехать, зная, что они вот-вот должны вернуться? Роберт обернулся, услышав, как в одном из зданий отворилась дверь. Когда оттуда вышла молодая женщина с ведром в руках, он окликнул ее. — Где лорд Аннандейл?

Служанка остановилась, глядя на группу усталых и измученных мужчин.

— Он ожидает вас, сэр?

— Нет, но он примет меня.

Служанка нервно сжимала ручку ведра.

— Он сказал нам, что более не будет принимать никого, сэр.

Роберт ощутил, как в груди у него поднимается раздражение. Он устал после долгого пути и хотел поскорее увидеться с дедом. Тишина во дворе и незнакомые лица прислуги навевали на него мрачные предчувствия. Неужели в его отсутствие произошло нечто непоправимое?

— Меня зовут сэр Роберт Брюс, граф Каррик. Я — его внук, — сообщил он женщине. — Как я уже сказал, меня он примет.

Глаза женщины испуганно расширились, но на лице отразилось еще большее смятение.

— Сэр… — начала она.

— Просто скажи мне, где находится лорд.

— Он умер.

При звуках холодного голоса, пронзившего его, как ножом, Роберт резко развернулся.

В дверях главной башни стоял его отец. Его широкоплечая фигура в черной, подбитой мехом накидке заполнила собой весь дверной проем. Жесткое лицо отца постарело, испещренное морщинами возраста и недовольства. В волосах, торчавших ежиком, обильно серебрилась седина. Не успел Роберт оправиться от шока при виде отца, как сказанные им слова проникли ему в самую душу.

— Умер? — пробормотал он, уже понимая, что это правда.

— Твой дед умер в марте. Я вернулся из Норвегии, чтобы принять на себя управление поместьем. — Взгляд прозрачных голубых глаз старшего Брюса переметнулся с Роберта на Эдварда, а потом скользнул по оруженосцам и коням. Отец некоторое время разглядывал Хантера, недоуменно хмурясь.

Равнодушие отца почти не задело Роберта, оно казалось лишь булавочным уколом в океане той боли, которую он испытал, узнав о смерти деда. Перед его внутренним взором всплыло морщинистое, властное и благородное лицо, серебряная грива волос, ястребиные глаза. За спиной послышался хриплый голос Эдварда, приветствующего отца. Роберт не мог говорить. Слова застряли у него в горле. Отягощенные горем и печалью, они превратились в невнятные, жалкие звуки. Он чувствовал, как они стараются освободиться и рвутся наружу. Сделав над собой усилие, он пробормотал:

— Мне нужно умыться с дороги. — А потом повернулся, чтобы уйти и не выказать своего горя перед отцом. Он не намерен был терпеть, как тот осыпет солью презрения кровоточащую рану в его душе.