Легенда Горы. Если убить змею. Разбойник. Рассказы. Очерки - Яшар Кемаль

Не зря прозвали скалу Оленьей, не зря над ней раздается песнь. Есть у этой загадки свой сокровенный смысл, есть тайное значение, которое ведомо не многим.

Халиль сидел в седле, а мать, держась за стремя, умоляла его:

— Не езди, сынок, на охоту. Добром это не кончится. Покарает тебя Аллах. Отца твоего покарал и тебя покарает. Не гаси огонь в нашем очаге.

Халиль колебался, и мать продолжала его уговаривать:

— Ну зачем, зачем тебе столько оленей? Зачем столько оленьих шкур? И без того тебя многие недолюбливают. Как и твоего отца. Люди исстари говорят: «Недоброе это дело — оленя бить». Не сегодня завтра в беду попадешь. Ой, чует мое сердце неладное.

Халиль, все еще колеблясь, глядел на дальние горы, на пенные облака и на стаю птиц, что кружила в небе. Мать все не отпускала стремя. Халиль наклонился и провел рукой по ее волосам.

— Товарищи ждут. Пусти стремя, не то опоздаю. Я дал слово друзьям.

— Не ждет тебя никто. Я знаю. Но если тебе так уж хочется — иди. Об одном только молю: не убивай оленят и олених. Не то накличешь горе на наш дом, свою красавицу невесту вдовой оставишь.

Женщина отпустила стремя, и Халиль пришпорил коня.

В Торосских горах люди не живут кучно, дома горцев далеко отстоят друг от друга. Невеста Халиля жила в нижней части деревни Гёкдере, рядом с ее домом росла вековая чинара. Заслышав еще издали стук копыт, девушка, радостная, бежала к роднику, что бил тут же. И Халиль мчался туда. Обычно она выбегала ему навстречу из-за чинары и бросалась в объятья. И в тот день все было как обычно. Лишь расставаясь со своим возлюбленным, девушка устремила на него долгий пристальный взгляд. Никогда прежде она не смотрела так. Халиль даже растерялся на миг.

— Что с тобой, родная? — спросил он.

Она не ответила, но и глаз не отвела. И наконец прошептала едва слышно:

— Халиль, милый, не езди на охоту. Старики говорят, недоброе это дело — убивать оленей. Тот, кто руку на них поднимает, ввек счастья не будет знать. — Ее голос пресекся, но она совладала с собой и продолжала: — Ну скажи, на что тебе сдалась эта охота? Неужто ты без нее жить не можешь?

Халиль усмехнулся. Вот уже месяц, как мать и невеста всячески пытались удержать его от охоты. Но он и не думал принимать близко к сердцу их просьбы.

— Видно, не любишь ты меня, Халиль, — грустно сказала девушка. — Охота тебе милее, чем я.

Слезы навернулись на ее глаза. Халиль опять усмехнулся. Право же, он никогда не задумывался над тем, милей ли ему охота, чем невеста. Просто он не мыслил жизни своей без охоты. И если б его спросили, от чего ему легче отречься — от охоты или от возлюбленной, он, пожалуй, не знал бы, что ответить.

— Халиль! Халиль! Мне такой страшный сон привиделся!

Девушка уткнулась лицом в ладони и без сил осела на землю. Халиль поднял ее, усадил под деревом, а сам вскочил в седло и ускакал.

Деревня Сарыджалы находится в часе пути от дома Халиля. Одним своим краем она притулилась к крутому склону. Отсюда до Чукуровы рукой подать.

Всей этой деревней заправлял богач по имени Караджа Али. Семья у него была большая, дружная, все друг за друга горой стоят — и дядья, и братья двоюродные, и племяши.

Семьи Караджи Али и Халиля издавна враждовали промеж себя. Кровными врагами стали и многие их односельчане. Сначала зачинщиками всех ссор были сарыджалийцы, но после убийства отца Халиля жители Гёкдере не давали им спуску. Ни один из них, однако, не решался проходить в одиночку мимо Сарыджалы. Даже если скотина гёкдерейцев забредала в эту деревню, они не шли за ней. Знали — без кровопролития не обойдется.

Однажды по Гёкдере проезжал Караджа Али. А у родника набирала воду невеста Халиля — красавица Зейнаб. Глянул он на нее — и с первого взгляда влюбился. Попросил воды испить. Девушка подала. Он попил, а потом вроде бы невзначай бросил:

— Сладка вода, а ты — слаще.

И уехал. А едва добрался до дому, послал своего человека узнать, кто эта девушка. Посыльный выяснил, что она — единственная сестра троих братьев, просватана за Халиля. Взбеленился Караджа. У братьев он не задумываясь отнял бы сестру, но вот как убрать с пути Халиля?

С тех пор Али-бей каждый день ездил в Гёкдере, поджидал девушку у родника и просил воды. Зейнаб встревожилась — неспроста все это. И сказала незнакомцу:

— Не знаю, кто ты таков, только лучше тебе оставить меня в покое. У меня три брата и жених — Халиль. Уж они постоят за меня, не дадут в обиду.

В этот раз она не дала ему испить воды. Его рука, протянутая за ковшом, так и повисла в воздухе.

Уходя, Караджа Али пригрозил:

— Я тебе это попомню, красавица! Усами клянусь, не быть тебе Халилевой женой.

Он вернулся домой, соскочил с коня и крикнул:

— Дурмуша ко мне!

Камнем, пущенным из пращи, метнулся Али-бей под большое дерево, росшее напротив дома. Ох, до чего ж он был зол! Долго сидел, не шевелясь, на деревянной лавке в тени. Пришел Дурмуш-ага. Ему пришлось несколько раз окликнуть хозяина, пока тот наконец поднял голову.

— А, явился!

— Зачем звал?

— Трудное дело я замыслил, Дурмуш-ага. Знаком тебе сын покойного Хасана из Гёкдере? Так вот, его надо убрать. Посоветуй, как это сделать.

Старик подумал и сказал:

— Нет ничего проще.

— Что же ты предлагаешь?

— Парень этот с малых лет завзятый охотник. Слышал я, будто он и днем и ночью оленей бьет в лесу. Месяцами дома не бывает. Так вот, надо его выследить да устроить засаду в лесу. Там же и припрячем тело. Никто ввек не дознается, кто убил.

Лицо Караджи Али просветлело.

— Спасибо, Дурмуш-ага. То, что ты предлагаешь, легче легкого исполнить. Пошлю-ка я своего человека, чтобы следил за каждым шагом Халиля. А там посмотрим.

Много дней пришлось Карадже Али ждать известия от своего лазутчика. Но Халиль как назло один на охоту не выходил. Только с пятью-семью приятелями. Караджа Али начал уже терять терпение.

Халиль обычно поднимался на гору вместе с товарищами и там отпускал коня. Конь сам, на то он и арабский скакун, не сворачивая в сторону, безо всякой хозяйской указки, возвращался домой. Только у арабов такие кони: сами приходят домой. И хозяина сами привезут, если он ранен. В случае чего они и защитить его могут.

В те времена в Торосских горах водилось видимо-невидимо оленей. Люди предпочитали их мясо баранине и козлятине. И хотя охота на оленя почиталась за великий грех, от оленины никто не отказывался. Старики, дети, муллы, ходжи — все ее ели. И если уж парень выходил на охоту, то без добычи и не смей возвращаться. За плохого охотника никто не выдаст свою дочь.

Многие увлекались охотой, но пуще всех — Халиль. Ничем больше заниматься не мог. Другие в свободное время ходили на гулянки и свадьбы, а он — только на охоту. Случалось даже, забывал навестить свою нареченную. Мать, невеста, односельчане — все боялись за него. И прежде в Торосских горах бывали такие страстные любители оленьей охоты, но никто из них добром не кончил.

И вот однажды прискакал к Карадже Али верховой.

— Халиль сегодня один отправился в скалы Каракуша. Его переметная сума до отказа забита припасами, а это значит, что охотиться он будет долго. Бывает, по три-четыре недели домой не возвращается. Надо устроить засаду в скалах Каракуша, там его и прикончим.

— Наконец-то! — обрадовался Караджа Али.

Они оседлали коней и двинулись в путь. Два дня спустя добрались до Каракуша. Скалы здесь крутые, высокие, как минареты. Понизу расстилаются густые леса, где бродят стада оленей. Среди красных скал зеленеют лужайки. В небе плавают белопенные облака, над вершинами парят орлы. На самых неприступных вершинах вьют они гнезда.

— Омер, — спросил Караджа Али одного из своих сподручников, — а не изберет ли Халиль другой путь?

— Кроме как здесь ему негде пройти.

— А ты что скажешь, Дурмуш-ага?

— Другого пути нет. Я тут каждую скалу знаю, каждый камень. Тридцать лет охотился в этих местах. Он пройдет здесь.

Прождали день и ночь. Халиль не появился.

— Где же он? — спрашивал Караджа. — Неужто зря время теряем?

— Не тревожься, — урезонивал его Дурмуш-ага. — Охотникам случается подолгу выслеживать добычу. Наверняка Халиль где-то поблизости.

Халиль и ведом не ведал о грозившей ему беде. Он шлепнул рукой по крупу коня, и тот умчался домой. Свое ружье и суму Халиль повесил на кедровый сук. Он полной грудью вдыхал аромат сосновой и кедровой хвои, мяты. Запахи кружили голову, одурманивали, как хмель.

Халиль улегся на землю под деревом, укрылся оленьей шкурой. Он никогда не приступал к охоте, не отоспавшись как следует.

До сих пор он еще ни разу не нарушил данного матери слова — не бил олених с детенышами. Если доводилось повстречать брюхатую олениху или с олененком, даже не скидывал ружья с плеч.