De Personae / О Личностях. Том I - Андрей Ильич Фурсов

поддержать его философские исследования проливают свет на её интерес к оккультной философии, который постоянно игнорировали её биографы. Изложив свой отчёт двум посланцам королевы, Ди получил от неё подтверждение прав на один из приходов. Также королева прислала Ди 66 ф. ст. (с. 236). Однако вскоре она внезапно охладела к Ди, что объясняется влиянием Уитгифта.

«Отдаление Ди отражало и другие конфликты внутри Тайного совета Елизаветы. Бёрли и Уитгифт сильно расходились по вопросу о том, кто представляет наибольшую угрозу елизаветинской церкви: радикальные протестанты или паписты. Созванному в феврале 1593 г. парламенту предстояло заняться этим вопросом. Там Уитгифт сместил внимание обратно на радикальных протестантов, которые верили в оккультные духовные силы. Уитгифт знал, что Бёрли использовал пророчество Ди об испанском вторжении, чтобы запугать Елизавету с целью заставить её издать его прокламацию. Теперь Уитгифт отомстил. Покинутый Бёрли, Ди пал жертвой постоянных напоминаний Уитгифта об опасностях, которые крылись в толерантном отношении к претензиям на духовное озарение» (с. 237).

В 1593 г. Бёрли в парламенте заявил о планируемом Филиппом II вторжении через Шотландию; слух происходил от его агентов, а не из астрологии Ди. Парламент ужесточил преследования инакомыслящих. Так, клиенты Уитгифта провели «Акт с целью удержать подданных королевы в покорности». Это был первый елизаветинский статут, карающий протестантов за возражения против епископальной церкви. В такой атмосфере репрессий возможностей у Ди делать дальнейшую карьеру при дворе не было. И всё же репутация выдающегося алхимика постепенно выправила его финансовое положение и позволила ему обрести друзей в высших слоях знати. Так, через Ричарда Кэвендиша он познакомился с младшей сестрой графини Уорик — графиней Камберленд. Правда, в декабре 1593 г. Бёрли посадил помощника Ди по алхимическим штудиям Томаса Уэбба в тюрьму, так как тот пытался с помощью алхимии чеканить монеты. Позднее выяснилось, что Уэбб работал на сына Бёрли сэра Роберта Сесила; он был прощён, но отправлен в изгнание в Нидерланды. Этот эпизод показывает, насколько тонкой была грань между философской и практической алхимией, с одной стороны, и алхимическими подделками — с другой.

Между тем Ди продолжал нуждаться в стабильном доходе, всё больше погружаясь в долги. Ему пришлось вновь заложить свой дом, получив 400 ф. ст. на оплату самых неотложных долгов (с. 241). Эти проблемы заставили Ди вновь демонстрировать свои духовные дарования королеве. Однако Уитгифт и Бэнкрофт выставили Ди как очередного пророка–энтузиаста, который угрожает естественной власти. В 1594 г. Ди, вновь через графиню Уорик, передал королеве «небесное предостережение», которое она с благодарностью приняла. Оно напоминало предостережения ангелов, которыми Ди делился с императором Рудольфом. Годы спустя Джон Чемберлен[434] утверждал что Елизавета умерла в Ричмонде именно потому, что Ди предостерёг её от Уайтхолла. В том же году заболел и умер сын Ди Майкл. Положение Ди настолько ухудшилось, что он просил у Елизаветы разрешения объявить Тайному совету о своей бедности или уехать из страны. Просьбу королева проигнорировала, но в декабре велела Уитгифту назначить Ди управителем собора Св. Павла. Однако архиепископу удалось не пустить Ди на эту должность, и он предложил ему место старосты университетской коллегиальной церкви в Манчестере. Она обслуживала большой приход, где находились несколько маноров, 30 городков и 7 часовен (с. 249). В мае 1595 г. патент Ди на занятие этой должности был скреплён Большой печатью. Чтобы отметить назначение, Ди заказал свой портрет. Сегодня он хранится в Эшмоловском музее в Оксфорде. Ди изображён в чёрной мантии учёного и чёрной ермолке. Его дорогой плоёный воротник обрамляет его на удивление гладкое и свежее лицо с белыми висящими усами и длинной остроконечной бородой.

Манчестер даже тогда вовсе не был отдалённой глубинкой Англии. Город был связан с Лондоном хорошими дорогами, численность его населения составляла около 2 тыс. человек, и он был региональным центром суконного производства Ланкашира. В годы пребывания в должности церковного старосты Манчестера Ди, поддерживая связи с учёными–коллегами, продолжал подолгу жить в Мортлэйке, где 7 марта 1598 г. наблюдал солнечное затмение.

Предлагая кандидатуру Ди в Манчестер, Уитгифт не только спроваживал его из собора Св. Павла, но и пытался столкнуть его с радикальными нонконформистами этого города, занимавшими там сильные позиции. Ди столкнулся также с финансовыми проблемами местного колледжа — прежде крупнейшего в Северной Англии — и повёл борьбу за исправление хаотического состояния его финансов. В годы его пребывания в должности арендаторы разных учреждений Манчестера боролись друг с другом в судах за земли и десятины колледжа.

В июле 1595 г. Ди исполнилось 68 лет. Через месяц Джейн родила Маргарет — их седьмого выжившего ребёнка. В Манчестере семья содержала девять слуг. Официальное жалованье Ди составляло 4 шиллинга в день (с. 247). Это было немного, и он почёл за лучшее оставить надежды на независимость города от местного крупного землевладельца — Уильяма Стэнли, графа Дарби. Ди даже составил гороскоп для его новорожденной дочери и убедил его сдать ему внаём жильё на территории колледжа. Тогда же Ди получил письмо от Келли, который, в свою очередь, звал его к себе в Прагу — служить императору Рудольфу. Однако уже в ноябре Ди достигла весть о смерти партнёра[435].

Столкнулся Ди и с социальной напряжённостью из–за роста населения. Манориальные лорды превращали общинные пастбища в пашню, чтобы воспользоваться ростом цен на зерно. Это серьёзно уменьшало доход колледжа, так как арендаторы пастбищ, обязанные платить десятину, отказывались это делать, как только огораживали землю для засева. Помимо прочего, неспособность Ди добиться справедливости показывает неспособность короны вершить правосудие в Ланкашире с помощью герцогских судов в Вестминстере.

Инициировав иски к арендаторам, Ди с семьёй с июля 1598 г. два года провёл в Лондоне. Любопытно, что из столицы и на месте религиозная ситуация в Ланкашире виделась совершенно по–разному. При взгляде из Лондона Ланкашир представал одним из тёмных уголков страны, где ещё процветал католицизм. На месте же Манчестер виделся оплотом против мятежных католиков. Если епископ Честерский хотел, чтобы читались проповеди, ему приходилось мириться с проповедниками–нонконформистами, которых в других местах преследовали бы за неприятие стихаря и Книги общих молитв. Неудивительно, что в церковной среде крепло мнение, что проповедь укрепляет внешнюю ортодоксальность. На деле же население графства придерживалось разных направлений. Местный судья Эдмунд Хопвуд консультировался с Ди об одержимости дьяволом и преследовании ведовства, но часть духовенства по иронии видела в Ди орудие Уитгифта в насаждении ортодоксии.

Применение Ди крестного знамения, вероятно, снискало ему популярность у многих мирян Ланкашира. В отличие от нонконформистов он считал знак креста весьма важным: многие заклинания требовали его неоднократных повторений. Для Ди