Перекресток одиночества-4 - Руслан Алексеевич Михайлов

опять вгляделся в мое лицо, ничуть не пытаясь своего интереса. Я легко выдержал его взгляд, оставшись спокойным и молчаливым.

- Ты мне не поверил… -- подытожил старый луковианец.

- Не поверил – согласился я – Но и не говорю, что вы лжете.

- Не понимаю. Так я лгу или нет?

- Дело не в этом – ответил я – Я рассматриваю все варианты. И хотя бы в одном из них вы не лжете – и этот вариант я тоже рассматриваю не для галочки, а добросовестно и старательно продумывая каждый аспект. Но у меня не сходится…

- Как и у меня – кивнул Михаил Данилович, обменявшись со мной понимающим взглядом – Одиночке такое зачем? Свихнулся? Так и свихнутому этого не надо… Опять же спятивший старик не станет устраивать столь тонкий и незаметный саботаж. Уйти в мороз может, да, а вот устраивать протечки в самых недоступных и мало кому известных местах… не верю…

- Не сходится – поддержал его сидящий рядом с ним старик, что присутствовал в нашей уже кажущейся столь давней экспедиции за животворной «плотью» Столпа – И ведь даже колебаний, похоже, особых не было. А сделано все как? Прямо как по партийной инструкции… Все как в старой советской поговорке: волей партии – руками народа.

Договорив, он подхватил свой стопку и выпил, со стуком припечатав ее к столу, после чего скрестил руки на груди и замолк. Всего «наших» было четверо – я пятый.

Поняв, что они не торопятся продолжать, я пояснил и свою точку зрения:

- Не вписывается в логику действий, если опираться на то, что он действовал по собственному разумению. Все правильно сказано – он действовал будто по инструкции. От начала до конца.

Ванло тихо кашлянул:

- До конца? Хотите сказать, что мы приказали ему выйти наружу и погибнуть? Послали на смерть?

Я покачал головой:

- Нет. Не хочу. Я говорю, что думаю. И если допустить, что в одном из вариантов этих событий вы не лжете, то напрашивается очень мутная версия о том, что старым «кротом» руководил кто-то еще.

- Кто? – старик удивленно глянул на сидящего справа от него, затем посмотрел на сидящего слева – Кто бы мог приказать такое? Да еще и обладать такой властью, чтобы его послушались? Ведь он не о мелочи просил…

- Понятия не имею – хмыкнул я – И вряд ли там речь шла о просьбе. Скорее о приказе. А вот с кем еще мог болтать испоганивший свою душу человек я не знаю. Он часто бывал в радиорубке один. Да и не особо я верю в эту версию.

- В любом случае извинения мы услышали и приняли – в дело вновь вступил Михаил Данилович, протягивая сидящему напротив него луковианцу полную стопку – У нас тоже есть обычаи. Предлагаю выпить за встречу и двигаться дальше, а не зацикливаться на извинениях и недовериях.

- Поддерживаю – кивнул Ванло, принимая стопку.

Мы все подняли эти старые исцарапанные стаканчики, такие обычные «там» и столь драгоценные здесь.

Выпили. Закусили тонкими полосками копченой медвежатины. С шумом выдохнули. И… снова уставились на главу луковианской делегации. А тот, ничуть не смутившись этим вниманием, опустил руки на колени, сел ровнее и продолжил на прекрасном звучном русском языке:

- Тогда с вашего позволения я снова возьму слово. И на этот раз я хочу вкратце коснуться, пожалуй, самого важного для нас луковианцев… я хочу поговорить о смысле нашего с вами здесь существования…

- Выживание? – предположил сидящий рядом с Михаилом Даниловичем.

- Это скорее способ достижения смысла существования. Ведь мертвецам он не нужен – мягко поправил его луковианец – Но во многом вы правы, уважаемый Михаил Данилович. Мы мыслим почти одинаково… Мы… мы луковианцы… и мы, несомненно, тоже люди. Все мы являемся представителями одного и того же разумного вида, что наверняка очевидно всем сидящим здесь. Мы родом с различных планет, но выглядим практически одинаково. Да есть некоторые незначительные различия в анатомии, но их можно смело списать на особенности наших родных планет, повлиявших на нашу эволюцию после… засевания. Никого не коробит это слово?

Я машинально покачал головой, больше думая над тем, что он подразумевает под «незначительными различиями анатомии».

- Мы слишком похожи друг на друга, чтобы отрицать несомненную связь между нами и скорей всего единый источник происхождения. Да затем наши пути разошлись, и мы развивались независимо. Я не стану углубляться в пласт собранных нами исторических материалов, полученных из многочисленных бесед с представителями различных цивилизации. Сейчас это неважно и поэтому я предпочту перейти к сути – каков смысл нашего здесь существования? Мы, луковианцы, давно уже решили для себя этот вопрос. Долгие десятилетия мы считали, что смысл нашего существования после освобождения заключается в спасении и обеспечении необходим всех отсидевших свое узников. Да, каждый из нас стремится прожить как можно дольше – что вполне естественно для нашего вида. Но во главе угла – помощь новоприбывшим. Одним словом – живи сам и дай жить другим. Это выражение родом с Земли и нам оно пришлось по душе. У вас вообще немало удивительных хлестких и ёмких выражений… Но я отвлекся… итак… долгими десятилетиями мы были всем довольны. Сначала сорок лет мы помогали великому благому делу, а затем, получив свободу, переходили к не менее благим деяниям и…

Я не выдержал и перебил:

- Простите… но… сорок лет благого дела? Вы о дерганье рычагов в неволе сейчас говорите?

- Вот одно из радикальных наших отличий – Ванло тихо улыбнулся – Вы куда более свободолюбивы чем мы. И куда более себялюбивы… Удивительно, насколько эти два слова схожи в вашем языке – свободолюбие и себялюбие…

- И самолюбивы – кивнул я – И поэтому я никак не могу признать похищение и лишение свободы благим делом. У вас буквально отняли жизни.

- Отняли – подтвердил Ванло – Верно. Но ведь не ради того, чтобы мы мыли им ноги душистой водой или в поте лица и под ударами кнутов трудились на чужих плантациях, верно? Мы делаем то, что наши похитители делать не в состоянии. Мы сдерживаем Столп. Благодаря неустанному труду сотен и сотен узников над нашими головами, благодаря нашим выстрелам, это невероятное создание остается прикованным к земной тверди. Денно и нощно мы сражаемся с этим вопросом. Мы ветераны. Там наверху – призванные сюда солдаты. А все мы –