Двадцатое июля - Станислав Рем

В скором времени прошли аресты подозреваемых лиц. Все они являлись сотрудниками абвера. В кабинете Канариса сотрудники гестапо произвели тщательный обыск. Все жалобы главы разведслужбы, обращенные к фюреру, оказались тщетными. Процесс был запущен. Канариса отстранили от занимаемой должности и в конце июня назначили шефом специального отдела экономической блокады при верховном командовании вермахта. Конечно же, адмирал уже тогда понимал, что последняя должность — временная. И нужна только для того, чтобы он находился под постоянным надзором.

Гестапо меж тем неустанно продолжало добывать все новые и новые доказательства неблагонадежности бывшего главы абвера. Каждый месяц ознаменовывался очередными арестами его людей. Отто Кип, Альбрехт фон Бернштоф, Рихард Кюнцер, Гельмут фон Мольтке из иностранного отдела разведки… Всех и не перечислить. Из опасения быть арестованными скрылись в Каире Эрик и Элизабет Вермерен. Из Турции исчезла семейная пара Клечковскй, долгое время работавшая на Канариса. К июлю адмирал окончательно убедился: петля на шее практически затянута. Он срочно переправил свою семью в Баварию и арест встретил в одиночестве.

И вот теперь ему предлагали свободу и жизнь.

— Ваше влияние на следователей бесспорно, — раздумчиво проговорил Канарис, приняв от горничной чашку с чаем. — Шелленберг тоже ваш человек. Но как быть с Мюллером? Он же не позволит закрыться делу просто так, без веских на то оснований.

— Пусть вас это не беспокоит. В конце концов — Мюллер тоже мой подчиненный и работает в пока еще моем ведомстве.

— Предположим. Но тогда я должен задать вам вполне естественный вопрос: что вы хотите получить от меня взамен?

— Ваши контакты в Риме и Мадриде.

Канарис усмехнулся:

— Сыр в мышеловке? Я вам — контакты, а вы мне — расстрел?

— Нет. — Гиммлер отрицательно тряхнул головой. — Мне нужны союзники. И, как вы правильно заметили, уже не из старых товарищей по партии. Мне нужны новые верные люди. До сих пор нас с вами сталкивали лбами. Мы оба были пешками в чужой игре. И вот появилась возможность стать фигурами. И уже самим диктовать условия. Как вы смотрите на то, чтобы отомстить своим завистникам?

— В таком случае мне придется начать с вашего Шелленберга.

— Отнюдь. — Солнце отражалось в пенсне рейхсфюрера, мешая адмиралу видеть истинное выражение глаз собеседника. Это его немножко нервировало. — Вальтер в какой-то степени ваш ученик. В основном именно благодаря ему вы сейчас находитесь не в тюрьме, а в более-менее комфортабельных условиях. Ищите завистников значительно выше. Лично я намерен заняться этим в первую очередь. Вот потому и предлагаю вам руку. Вам, опытному, грамотному и очень умному человеку.

Канарис задумался. Гиммлеру он не верил. Понимал, что тот использует его втёмную. Но зато перед ним открывалась возможность сыграть еще одну, может быть, последнюю в жизни партию. Партию, ставки в которой будут очень высоки. «Гиммлер трус. Именно поэтому он и ищет себе поддержку. В одиночку справиться с новой элитой рейха ему не под силу. И на меня его выбор пал не случайно…»

С уходом адмирала абвер отошел под покровительство Кальтенбруннера, и на том все закончилось. Большинство сотрудников Ка-нариса саботировали работу в новом ведомстве, надеясь на скорое возвращение шефа. Документы, на которые рассчитывал рейхсфюрер, бесследно исчезли. А именно в них находился компромат Практически на всю иерархию Третьего рейха, в том числе на него самого. Два месяца поисков положительного результата не дали.

Гиммлер понимал: достаточно адмиралу вновь появиться в своем кабинете и рабочие шестеренки начнут крутиться с былой энергией. А чуть позже всплывет и комромат. И на него, и на Геринга, и на Геббельса…

Но сейчас Гиммлера больше волновало другое. В первую очередь он ждал от Канариса выходов на ведущих деятелей Испании и Италии. До сих пор рейхсфюрер входил в контакт только с американцами, да и то через вторых лиц. И если выводы адмирала верны — а судя по всему, так оно и было й близорукого Хайни действительно лишили многих важных полномочий, — то в ближайшее время американцы, и до того контактировавшие с ним не особо охотно, вообще перестанут его замечать. Люди они прагматичные, и общаться с опальным министром им будет попросту невыгодно. А шкуру меж тем спасать надо. Вот тут-то Гиммлер и поиграет на территории Канариса. А попутно определится, кому и как отомстить.

— Как вы представите мое дело новому руководству Германии? — задал ценный арестант очередной вопрос.

— А никак. Просто объявлю, что вы невиновны, — на лице Гиммлера заиграла довольная улыбка. — Ведь в действительности так оно и есть, и все об этом знают. А уж когда увидим их реакцию на ваше освобождение, тогда и начнем готовить представление вас к новой должности. Исходя из ситуации.

— Заманчиво. — Адмирал отставил чашку с недопитым чаем. — Но вы ведь только на слово мне не поверите?

— Совершенно верно. — Гиммлер сделал секундную паузу. — О том, что вы невиновны, я сообщу лишь после того, как вы привезете мне первый контакт. Допустим, из Рима.

— Иван, хватит спать) Наш выход.

Сергей с трудом открыл глаза. Три часа назад он еле заставил себя заснуть. Все время вспоминался расстрел на Трутинском тракте. Где-то глубоко в душе он понимал, что глаза того лейтенанта никогда уже его не отпустят. И такая же пуля, какой он пронзил сердце молодого офицера, когда-нибудь достанет и его.

Глаза жгло, будто в них насыпали песку.

— Подъем, Иван. Сегодня ты будешь оберегать сон своих врагов. — Унтер-офицер Гельмут Ранке громко рассмеялся над собственной шуткой. — Вот уж никогда не думал, что буду патрулировать улицы Берлина с русским. Кошмар.

Курков облизал пересохшие губы:

— Аналогично, фриц. — Он прошел в клозет, сполоснул лицо, вернулся в спальное помещение, заправил кровать. — К тому же я не Иван.

Ранке осклабился:

— Я не все понял из того, что ты, Иван, сказал на своем недоразвитом языке, но слово «фриц» мне знакомо. Я два года воевал на Восточном фронте.

— И как впечатления?

— В Берлине лучше.

Уже через час четверо солдат из команды Отто Скорцени, в том числе Курков, патрулировали район Инвалиденштрассе и примыкающих к проспекту улиц.

Сергей внимательно присматривался к нумерации зданий. Где-то здесь, в этом районе, находился переулок Фюрстенвальде с домом № 17. Тот самый дом, в котором проживал журналист Штольц. Курков усмехнулся: как странно складываются события. С момента встречи с беглецом Бургдорфом еще и суток не прошло, а возможность помочь ему уже представилась.