Двадцатое июля - Станислав Рем

Вместо приветствия Гиммлер произнес только одно слово:

— Где?

— Сейчас приведут. Вас оставить наедине с ним?

— Да. Но будьте неподалеку. Вы мне можете понадобиться в любой момент.

Когда Канарис вошел в кабинет, Гиммлер вздрогнул. Адмирал и раньше-то выглядел старше своих лет, а сейчас и вовсе стал похож на мумию. Правда, живую. Рейхсфюрер прикинул: «Как давно я не видел “Лиса”? Кажется, от дел его отстранили три месяца назад. Да, точно, три. Или четыре? Ладно, не важно…» Видимо, на внешнем виде адмирала отразились и частые вызовы к следователям, и постоянные нервные перегрузки, и непонятное положение в обществе, и семейные неурядицы со скандалами… Хотя нет, бывшего руководителя абвера состарило что-то другое. Страх? Беспокойство? Первое вряд ли. Второе — вполне возможно.

Гиммлер указал на стул:

— Присаживайтесь. Разговор нам предстоит серьезный и, я надеюсь, продуктивный. — Канарис тяжело присел, болезненно вытянув левую ногу. — Что беспокоит?

— Ревматизм. — Адмирал едко усмехнулся: — Подвальные помещения, даже столь комфортабельные, как у вашего подчиненного, опасны для старых костей.

— Ну, не таких уж и старых. — Гиммлер опустился на соседний стул. — Впрочем, сейчас многие живут в подвалах. Если вы помните, война…

— Точнее, конец войны.

— Именно об этом я и хочу с вами поговорить.

Адмирал потер колено:

— Признаюсь, у меня нет особого желания общаться с вами. Но и выбора, к сожалению, тоже нет. Я ваш арестант.

— Я бы сказал иначе. Задержанный.

— Пусть будет так. Только в начале допроса мне хотелось бы получить ответ на один вопрос.

Гиммлер понял, какой именно вопрос хочет задать адмирал.

— Фюрер мертв. Вы же это хотели узнать?

— Да.

— Еще вопросы есть?

— Нет. В целом мне теперь понятно, что сейчас происходит в Германии.

— А мне вот, знаете ли, не понятно. — Гиммлер скрестил руки на груди: — Может, проясните ситуацию?

— Вы серьезно? — Канарис с недоверием посмотрел в стеклянное пенсне рейхсфюрера.

— Абсолютно. — Гиммлер вместе со стулом придвинулся ближе к собеседнику. — Несмотря на гибель Гитлера, заговор провалился. Вермахт проиграл. Но есть и те, кто выиграл. Вот они меня и интересуют.

— Бедный Генрих, — Канарис откинулся на спинку стула. — Радуйтесь, что остались живы и, в отличие от меня, находитесь по ту сторону тюремной решетки.

— Это всё, что вы мне можете сказать?

— На данный момент — да. Я ведь не знаю, с чем вы ко мне пожаловали. Впрочем, могу сказать больше: фюрер мертв, но фюрер жив. Так ведь? Однозначно и то, что вы отныне не на первых ролях. Кто-то перехватил у вас инициативу. Вас банально переиграли, рейхсфюрер.

— Никакой моей инициативы в деле покушения на фюрера не было!

— Оставьте. О готовящемся в Берлине заговоре не знала разве что спящая собака. И вас информировали обо всем детально. Простите, здесь найдется горячий чай? У меня в последнее время болит горло.

— Сейчас принесут. — Гиммлер, отвернувшись, громко распорядился принести чаю. — Итак, я вас внимательно слушаю.

— Могу высказать только гипотезу.

— Меня это устраивает.

— Тогда слушайте. Пока вы находились в Ставке… А вы ведь были там во время покушения, не так ли?

— Предположим.

— Так вот, пока вы наблюдали за агонией фюрера, здесь, в Берлине, шел передел власти. Именно власти. Но не места фюрера. Трон Гитлера занять никто не захотел. Так? — Гиммлер промолчал. — В итоге они решили работать с двойником. Или не они, а он. Скорее всего это был Геринг. Я прав? Честно говоря, трудно представить наркомана в роли главы государства. Пусть даже и серого кардинала

— Германия не знает, что «Боров» употребляет наркотики, — бросил реплику рейхсфюрер.

— Но мы-то с вами знаем! Трагедия последней войны заключается в том, что сначала нами управлял параноик. Теперь — наркоман. А где же умные, здоровые, целеустремленные лица? К примеру, такие, как вы? Правильно: как обычно, на второстепенных ролях. Любопытно: Геббельс и Борман уже поделили партию? Или они так и не смогли договориться?

— Этот вопрос еще не обсуждался.

— И не нужно ничего обсуждать. Буду очень удивлен, если «Хромоножка» поступит иначе. Однако вернемся к теме разговора. Итак, кто в результате недавнего передела власти выиграл больше всех? Чтобы ответить на данный вопрос, нужно знать, какую должность оставил для себя Борман. Насколько близок он остался к кормушке? Как известно, наш рейхслейтер предпочитает держаться в тени. А потому, Гиммлер, именно он и должен стать для вас основной загадкой. От того, какое место в новом руководстве определит для себя Борман, будет решаться и все остальное. Поверьте мне.

— А если он пойдет за Герингом?

— В кильватере? Сомнительно. Точнее, так: он скорее всего пойдет и за Геббельсом, и за Герингом. Одновременно. Ну, а поскольку вы пока еще у власти, то и за вами. Особое ударение я сделал, как вы слышали, на слове «пока». Если вы в первый же день приезда в столицу решили навестить меня, значит, ваши позиции крайне слабы.

— С вами тяжело говорил».

— У меня было время подумать. Благодаря вам, кстати.

Гиммлер посмотрел на часы: времени оставалось мало.

— Адмирал, я благодарен вам за столь детальный анализ, и, поверьте, он во многом сходится с моими умозаключениями. Вы абсолютно правы. Мои позиции действительно сильно пошатнулись. Заметьте, я с вами тоже предельно откровенен. Так что давайте перейдем ко второй цели моего визита. У меня к вам предложение. Я закрою дело Шмидхубера и отведу его от следствия по контрабанде. Свидетелей и следователей возьму, естественно, на себя. С вас снимут все подозрения. Вы выйдете на свободу. Конечно, в силу сложившихся обстоятельств я прежнего поста вам обещать не могу, но, думаю, и свободы будет достаточно.

«Похоже, — Канарис спрятал улыбку, — дела у него совсем плохи, раз он готов похоронить собственный проект моего уничтожения».

В апреле 1944 года гестапо передало в военный трибунал дело на сотрудника абвера Шмидхубера, который обвинялся в спекуляции и вывозе валюты из страны. Дело, казалось, выеденного яйца не стоит: мало кто не занимался тогда подпольным бизнесом. Но Гиммлер ухватился за него обеими руками, потому как появилась возможность ударить через конрабандиста по Канарису в частности и абверу в целом.

4 апреля, на санкционированной рейхсфюрером встрече Кальтенбруннера, Мюллера, Шелленберга и следователя гестапо Зондереггера, было принято решение о совмещении обычного уголовного дела сотрудника абвера Шмидхубера с делом евреев, которые под «крышей» военной разведки занимались валютной контрабандой за рубежом, и придать данному мероприятию политическую окраску.