Путешественница. Книга 2. В плену стихий - Диана Гэблдон

С размаху я налетела на его неожиданно возникшее передо мной тело. В его руках был факел, но от толчка он упал в траву, зашипев так, как мой преследователь. Человек сильно прижал меня к себе, обдав запахом мускуса, – это был чернокожий раб, как я увидела после; позади закричали.

– Что миссис делать тут? – изумился он, но тут же переключил внимание с моей персоны на то, что творилось у меня за спиной.

Он больше не держал меня крепко, и я смогла обернуться.

За мной гнался крокодил, которого теперь окружили шестеро мужчин в набедренных повязках. Четверо из них держали заостренные колья; видеть их можно было благодаря державшим факелы.

Рептилия составляла двенадцать футов в длину, а если говорить о ширине, то она напоминала бочку из-под рома. Кожа ее была похожа на непробиваемую броню.

Но и этого оказалось мало: самым страшным был хвост, с помощью которого едва не был сбит один из негров. Крокодил же на это только шипел и улыбался – так мне казалось при виде острых зубов в приоткрытой изогнутой пасти.

– Крокодилу улыбаться вам не стоит и пытаться, – пришла на ум строчка из детского стишка.

– Миссис, мы не пытаться, – успокоил меня раб.

Мужчины что-то затевали: они намеренно дразнили крокодила, тыкая в него кольями и зная, что это не причинит ему серьезный вред. Он же, разозленный, всячески пытался извернуться и укусить охотников, при головокружительных поворотах рыл землю лапами, а в качестве устрашающей меры лязгал зубами. Видимо, негры ставили своей задачей разозлить животное, и им это удалось: неуклюжий на вид крокодил умел мгновенно бросаться на людей, в чем я уже убедилась на своем опыте, и сбил с ног одного из мужчин, поскользнувшегося на мокрой глине.

С такой же быстротой мужчина, который остановил мой бег, запрыгнул на спину крокодила, а остальные с криками махали факелами перед носом рептилии, чтобы поверженный загонщик смог благополучно убраться с места проигранной им битвы. Для этой цели один из них даже треснул животное по голове колом.

Прыгнувший на крокодилью спину орудовал вовсю: он держался за шею животного и не давал ему раскрыть устрашающую пасть, зажимая вытянутое рыло.

На крик охотника выступил еще один мужчина, доселе стоявший в тростнике и потому не видный мне. Он подскочил к крокодилу, припал на колено и быстро связал челюсти ящера веревочной петлей под одобрительные крики наблюдателей.

Затем мужчина встал и стал командовать остальным, что еще им следует сделать. Я понимала его, хотя он не говорил по-английски: нужно было связать крокодилу хвост, иначе он мог сломать позвоночник тому, кто подвернулся бы. Я поражалась, как же мне посчастливилось, и я цела и невредима.

Словно во сне я наблюдала, как вожак раздает команды и как охотники берут крокодила в тесное кольцо. Они слушали Измаила, бывшего их вожаком… Но это меня не удивило, настолько я была поражена происходившим.

– Хау! – возглас Измаила имел очевидное значение, но он проиллюстрировал его и поднятием рук.

Два человека скользнули кольями под брюхо зубастой твари, а еще один чернокожий, отвлекая ящера ударом по голове, сунул свой кол под его грудь.

– Хау! – Это значило «переворачивайте».

Плеск влажной глины обозначал, что мужчины добились своего, и в самом деле – отблеск факельного огня высветил чешую на бронированном брюхе.

Обрадованные люди завизжали, но Измаил повелительно крикнул им слово, заставившее их умолкнуть. Затем он вытянул руку, повернув ее вверх ладонью.

Этот требовательный жест так напомнил мне мою работу за операционным столом, что я едва удержалась, чтобы не произнести, хотя бы мысленно, слово «скальпель». На миг мне показалось, что я в операционной.

В ответ на требование Измаила один из охотников вложил в его ладонь нож, которым рубят сахарный тростник, вынув его из-за набедренной повязки, тогда Измаил, почувствовав в руке тяжесть оружия, развернулся и мгновенно всадил нож в то место на шее рептилии, где заканчиваются челюсти.

Это стремительное и мощное движение дало свои плоды: из шеи крокодила хлынула кровь, черная в ночной тьме. Люди, убившие животное, отступили назад, глядя на агонию с почтением к силе умирающего и с удовлетворением охотников.

Измаил распрямил плечи и принял вертикальное положение, белея рубашкой в темноте. Кстати говоря, он был единственный, кто был одет с ног до головы, – на остальных были только повязки.

Когда все закончилось, я ощутила, насколько же устала и как болят израненные ноги, поэтому выпачкала юбку там, где она не была еще выпачкана, – на заднице.

При виде белокожей барышни, плюхнувшейся прямо в глину, рабы очень удивились и загалдели, по-видимому, обсуждая, откуда я взялась и что делаю здесь. Измаил узнал меня, но промолчал.

Мне было безразлично, кто и как на меня смотрит, поскольку я дышала так же натужно, как и крокодил.

Рептилия издыхала, глядя на своих убийц турмалиновыми зрачками, которые, впрочем, не выражали ничего, кроме предсмертной тоски.

Очевидно, я частично потеряла сознание или по крайней мере чувствительность, ибо ни холод, ни сырость глины, на которой я сидела, ни вид черной, густой крокодильей крови не трогали меня, а голоса людей долетали издалека.

Кто-то поднял меня в воздух, затем повел куда-то. В колеблющемся свете факелов виднелось шествие, длинная вереница движущихся людей, частью которой я невольно стала, но мне хотелось, только чтобы меня уложили на землю и накрыли чем-нибудь.

Говорить я не могла и машинально переставляла ватные ноги. Камыши, через которые мы шли, били по лицу и шелестели, касаясь человеческих тел. Эти заросли своим шуршанием напоминали поле, но колосьев здесь не было, был только шелест и треск, даже люди, продиравшиеся сквозь камыши, не говорили и, казалось, ступали неслышно.

Не могу сказать, как долго мы шли, да только за это время я пришла в себя и могла уже соображать, кто я, и посмотреть, где же я нахожусь. Глаз я не открывала и пыталась определить, что происходит, на слух. Судя по всему, ничего, кроме ушибов и царапин, мое тело не получило, значит, я была способна двигаться и даже быстро бегать, если потребуется, но куда бежать?

Куда делся Джейми? Что его задержало? Нашли они Эуона или нет? Насколько далеко я забралась в джунгли и что будут делать шотландцы, когда вернутся к лодке?

В конце концов, что здесь делает Измаил? Добывает крокодилью кожу?

Люди праздновали, кричали, смеялись за стенкой хижины, где я находилась, а в проеме открытой двери были видны силуэты пляшущих. Если их там много – а то было так, ведь самая земля была плотно утрамбована десятками ног, – мне не удастся ускользнуть незамеченной. Пахло перебродившим ямсом или чем-то таким же противным и дешевым.

Вопль огласил округу. Я догадалась, что все ринулись к костру, у которого что-то происходило. Скорее всего они побежали жарить крокодила: его как раз подвесили к шестам и пронесли мимо хижины.

Выглянув из своего укрытия, я подумала, как лучше сбежать отсюда. Камыш или тростник могли бы надежно укрыть меня, если бы мне посчастливилось туда добраться. Каким образом можно было вернуться к реке, не зная дороги и не имея факела? Лучшим вариантом выхода из ситуации представлялось отыскать Роуз-холл, чтобы там ждать Джейми с подмогой, но это тоже упиралось в отсутствие факела и страх перед мертвым преподобным, лежавшим на черном полу. Я была благодарна Измаилу за свое спасение, ничего не скажешь, но оставаться праздновать что-либо с ним у меня не было желания.

В дверях появилось некое существо, напугавшее меня пуще прежнего, – крокодил ростом с человека и на человеческих же ногах.

– Нет кричать, женщина. Это моя.

Я узнала голос Измаила, показавшийся глухим.

– Ага, да. Я узнала, не волнуйся, – в холодном поту проговорила я.

Беглый раб был в маске, сделанной из крокодильей головы: язык и нёбо были вырезаны, и глаза Измаила находились над верхней челюстью, тогда как нижняя висела, в то же время закрывая лицо мужчины.

– Эгунгун не есть твоя? Все хорошо? Мэм не болеть?

– Нет-нет, спасибо, все в порядке. Спасибо, что спасли меня. А не мог бы ты снять крокодила? А то с него капает.

Он не ответил и сел на корточки, рассматривая меня. Измаил явно был чем-то озабочен и недоверчиво блестел на меня темными глазами из-под маски.

– Мэм, твоя быть тут… Зачем? Что твоя делать здесь?

У меня не было выбора, и я сказала как есть. Все-таки у него была возможность убить меня или причинить какой-либо вред, пока я была, но он не сделал это.

– Твоя не быть здесь в ночь, – хмуро сказал он. Слово «ночь» прозвучало как-то по-особенному.

– Да… Я тоже хочу уйти. Ты не сможешь отвести меня к реке, туда, где растет большое дерево? Иначе муж отправится на мои поиски! – погрозила я.

– Моя думать, миссис брать мальчишка с собой, – сказал Измаил вслух, будто отвечая на свои мысли.