Лев Толстой - Виктор Шкловский

Часто событийные связи, условные развязки, законченность романа, которые были законами для предтолстовского романа, Толстой в результате отвергает. Он отказывается от романа «с завязкой, постоянно усложняющимся интересом и счастливой или несчастливой развязкой, с которой уничтожается интерес повествования».

Ни смерть, ни свадьба не кажутся ему развязкой. Он ищет исторической развязки события, поэтому историческая часть и есть событийная.

Идея потока, захватывающего судьбы людей, появилась у Толстого только в процессе написания.

Военная философия романа вошла в «Войну и мир» в ходе работы. Роль ее в разных этапах построения различна.

Стратегические и тактические решения Кутузова, его план отступления после капитуляции австрийской армии, хитрость Багратиона, завязавшего переговоры с Мюратом, решение Багратиона атаковать французов, значение присутствия военачальника на поле битвы, решение Тушина обстрелять деревню и вызвать пожар в ней – все эти волевые решения учитываются в начале романа, как действия, имеющие определенный результат.

Идея стихийности войны, подчиненность Кутузова исторической необходимости – все это выводы второй половины романа.

Конечно, сами войны 1805 года и 1812 года разнятся по существу: по целям, по месту действия, но все же Толстой не свел решений – так же, как он, вероятно, и не принял окончательного решения, хотя и приблизился к нему.

Лев Николаевич последовательно отходил от обычных романных форм. Например, в окончательном тексте сохранилась сцена охоты, в которой принимает участие дядюшка – мелкопоместный дворянин. Он обрисован с той же точностью и неслужебностью, как главные герои.

В черновиках дядюшка появляется на Бородинском поле, подбирая раненых. Он исчезает, вычеркнутый из корректуры. То, что казалось законом в старом искусстве, Толстому не нужно.

В первой законченной черновой редакции Пьер спасал в Москве от выстрела сумасшедшего итальянского графа Пончини – молодого масона высоких степеней. Масонские знаки помогли, хотя и не сразу, Пьеру в плену. Пончини разыскивал Пьера. Пончини потом попал в плен к Николаю Ростову. Этот красивый молодой человек, глазами несколько похожий на Наташу, вел интригу – благородную и высокую: он по рассказу Пьера догадался, что Пьер любит Наташу, и наладил счастливый брак. Этот романный герой исчез вместе со своей благородной интригой и был заменен посторонним любовной линии романа Рамбалем.

Толстой отказывается от художественных принципов старого романа, где герои сталкивались многократно, и именно их столкновение создавало в своих повторах композицию романа. В завершенном тексте роман движется историческим полем, изменением силового напряжения народной мысли.

Разорение старого графа, его захудание (недаром семейство Ростовых носило фамилию и Толстые, и Простые, и Плохие, то есть захудалые) – это разорение как бы снимается. Ростовы разоряются окончательно не только вследствие проигрыша Николая, но и потому, что Наташа принимает на себя решение бросить «детское» имущество, взяв на освободившиеся телеги раненых.

Негодование князя Андрея на измену Наташи как бы снимается общим бедствием на Бородине; здесь тяжело ранены и Андрей и Анатоль.

Без переговоров, без подготовки, в силу изменения отношений с обеих сторон, приходит к бредящему князю Андрею Наташа, и все оказывается очевидно простым в новом решении.

Плен Пьера связан с пожаром Москвы; этот пожар Москвы первоначально был делом рук Долохова, который встречался с Безуховым и давал ему явку. Это выкинуто.

В последнем тексте Москва сгорает, как брошенное жилье, так, как сгорали и без поджигателей русские города летом.

В первоначальном тексте Пьер не только спасал ребенка, но и долго нес ребенка. Этот ребенок, о котором он заботился, сохранял жизнь Пьера.

Толстой повторил старый свой набросок о путешествии через Альпы с мальчиком. Пьеру надо было забыть себя, и он забывал себя, заботясь о том ребенке, которого случайно спас. Это выкинуто.

III

Человек, начавший «Войну и мир», был человеком гордым, задирчивым, он говорил и подчеркивал, что он аристократ и не знает иной жизни, аристократическая жизнь ему близка и не интересны переживания какого-нибудь семинариста, «которого в двухсотый раз ведут сечь».

Увы, секли не одних семинаристов, – во всех кадетских корпусах, в том числе и в пажеском, кадетов секли, секли часто, иногда даже по два раза в день, если после первого сечения кадет все еще не получал достаточно бравого, ободренного и обновленного вида. Вероятно, число двести и там получалось.

Это одно из бесчисленных начал романа, и оправдание ему то, что оно было отвергнуто. Но Лев Николаевич хотел сделать не только героем, но и выразителем военной теории своего романа аристократа Андрея Болконского, который вместе с Пьером должен был бы заменить старое представление о войне новым, на новых философских основаниях. В процессе создания романа, рассматривая глазами русского человека, хорошо знающего Вольтера, но лучше знающего вещи Александра Герцена, который в одном и том же произведении умел смешивать беллетристику, публицистику, философию, Лев Николаевич ввел собственный голос в роман, приняв на себя ответственность за то, как в нем решаются вопросы истории и войны.

Исход войны зависит от таких людей, как незаметный Дохтуров, как Тимохин, храбрец, участник штурма Измаила, старый товарищ Кутузова, оставшийся после всех подвигов капитаном. Тимохин нужнее войне, чем Андрей Болконский и Николай Ростов, храбрость которого никогда не решала исхода сражения.

Войну решает скромный Тушин. В романе «Все хорошо, что хорошо кончается» Лев Николаевич хотел сделать Тушина полуаристократом, человеком, хорошо знающим языки, воспитывавшимся гувернерами, человеком, который вместе со своими братьями имеет тысячу душ и по происхождению выше всех окружающих.

В том Тушине, может быть, были какие-то черты и привычки Николая Николаевича, но прототип не пригодился. Лев Николаевич стер следы знатности у Тушина. Именно к Тушину снисходительно, как к человеку другой крови, относится Андрей Болконский.

Тушин – человек нового времени, нового образования, не замечает отношения Андрея: он не обижается, он занят войной и не мечтает о военной карьере.

Он другой тип образованного офицера-артиллериста, с которым встречался Толстой в Севастополе.

Переход от решения, что все то хорошо, что хорошо кончается, к другому решению, к решению «Войны и мира», – это переход к решению, что жизнь Пьера хороша, хотя она кончилась каторгой.

История вторглась в роман, который должен был показать гордую неподвижность роевой жизни, мощно вторглась гулом будущего восстания.