Жизнь животных Том I Млекопитающие - Альфред Брэм

От помеси между пуделем, шпицем и испанской болонкой произошли различные породы наших косматых болонок. Мы не станем распространяться об этих столь любимых дамами собачках, так как они ни в каком смысле не представляют особого интереса. Это в некотором роде выродки собачьего рода, как в физическом отношении, так, особенно, в нравственном.

Переход от охотничьих водолазов к гладкошерстным легавым составляет сеттер. При складе тела легавой собаки эта порода имеет длинную шерсть водолаза, от которого, однако, отличается прямым хвостом, с мягкой, волнистой шерстью, свешивающейся вниз. Сеттера довольно охотно идут в воду и вместе с тем обладают многими достоинствами настоящих легавых собак. Они прекрасно ищут, делают стойки, подают дичь в руки охотника и вообще в одинаковой мере годны как для полевой, так и болотной охоты.

Идеалом охотничьей собаки, без всякого сомнения, следует считать настоящих гладкошерстных легавых собак. Страсть к охоте развита в них больше, чем у других пород. Будучи охотниками от рождения, они без всякого понуждения и выучки идут в поле. Если легаш вырос у хозяина, не занимающегося охотой, все-таки он до конца дней своих сохраняет в себе врожденную страсть. Стоит ему напасть на место, где держится хоть какая-нибудь дичь, — он начинает делать стойки, как старая опытная собака. Нередко легаши, тоскуя об охоте, уходят в поле одни без хозяина и, поднимая там дичь, до некоторой степени удовлетворяют свои охотничьи инстинкты. Поэтому-то у этих собак чистота породы имеет особенно большое значение: только чистокровный пес может быть страстным охотником от рождения. Длинная и толстая, несколько морщинистая морда, отвислые губы, широкие висячие уши, глаза, направленные вперед, гладкая лоснящаяся шерсть и прямой хвост палкой — вот каков облик настоящих легавых собак. Различные породы их, например, французские, немецкие легаши цвейноски и проч., отличаются длиной ушей, складом тела, цветом шерсти и строением носа. Страсть к охоте у этих собак развита настолько сильно, что при дрессировке их труднее всего выработать у них выдержку, то есть отучить от попыток бросаться к дичи без разрешения. Горячие собаки при виде подстреленной птицы дрожат от избытка волнения, как в лихорадке; можно себе представить, как велико должно быть для них искушение схватить дичь, но и тут хорошо воспитанные собаки дожидаются, пока не получат приказания хозяина. Сколько надо силы воли и выдержки для того, чтобы удержаться от инстинктивного движения к птице! Надо совершенно переломить свою природу, и собака из послушания к человеку достигает этого.

Можно было бы привести бесчисленное множество примеров необыкновенного ума легавой собаки, но кто их не знает? Кому не известны случаи, когда легаш, привыкший к хорошей стрельбе своего хозяина и попавший в поле с плохим стрелком, бросал его после нескольких промахов? Кто не знает хотя бы нескольких примеров необыкновенной верности этих собак и их почти человеческой сообразительности?! Все это хорошо известно охотникам. Нам кажется нелишним здесь обратить внимание только на одну особенность чистокровных легашей, — особенность, о которой почему-то совсем не распространяются в охотничьей литературе. Страсть к охоте у этих собак носит какой-то особенный, облагороженный, поистине спортсменский характер. Легаш любит охоту не из кровожадности, не потому только, что ему доставляет удовольствие задавить птицу или зайца; он любит ее, как спорт. И волк, равно как и всякий хищный зверь, от природы — охотник, может быть, даже в большей степени, нежели легавая собака, но их охота есть промысел, развивающий кровожадные инстинкты. Плохие породы собак не могут окончательно отрешиться от этого инстинкта, унаследованного от диких родичей. Совсем не то мы видим у легавых собак. В их отношении к охоте и к дичи обнаруживается все благородство их страсти и какая-то особая интеллигентность. Среди охотников немало найдется таких, у которых рука не дрогнет застрелить на охоте какую угодно крупную дичь, хотя бы оленя, но они не в состоянии зарезать курицы. Подобно этим охотникам, и хороший легаш чрезвычайно любовно относится к дичи; он ищет и берет ее только затем, чтобы удовлетворить свою охотничью страсть. Лишь только птица поймана, у него пропадают по отношению к ней всякие кровожадные инстинкты, — остается какая-то особая, чисто охотничья любовь. Известны случаи, когда легавая собака, поймав после очень продолжительной погони подстреленного зайца, начинала искать у него блох, не обнаруживая ни малейшей попытки задавить его.

На гладкошерстных легавых собак по складу тела более всего походят гончие (С. f. grajus), которые, однако, отличаются меньшим ростом, низкими ногами и приостренной мордой, — некоторые породы их этими своими особенностями напоминают даже такс. По своим внутренним качествам гончие совершенно негодны для подружейной охоты: специальность их — гон зверя сворой. Они или ловят его, или, по крайней мере, замедляют его бег. Обыкновенно каждую свору приучают к охоте на зверя какой-нибудь одной определенной породы — или только на коз, или исключительно на кабана и т. д. В противном случае собаки, не приспособившиеся ни к какой определенной дичи, гонят зверя менее успешно. Таким путем сложилось несколько пород гончих, из которых оленья собака принадлежит к наиболее крупным. В настоящее время эта порода почти вывелась, так как сами дикие олени исчезли почти всюду в Европе. При хорошем чутье оленьи гончие отличались замечательной быстротой бега; в этом отношении они мало уступали борзым, которые вместе с кровяной собакой и были, по-видимому, родоначальниками оленьих собак.

Из английских пород гончих более других распространены лисьи собаки (С. f. sagax vulpicapus). Эта порода, несмотря на короткие ноги, славится не по росту быстрым бегом. Вместе с тем лисьи гончие очень умны, обладают тонким чутьем и какой-то безрассудной храбростью. В них как бы сосредоточиваются качества многих собак, что весьма естественно, так как лисья гончая получена от смешения очень разнообразных пород.

Ищейка представляет из себя самую мелкую породу гончих. Своими очень короткими ножками и маленьким ростом она несколько напоминает таксу и составляет как бы переход к этой породе. Трудно поверить, чтобы коротконожка-ищейка могла быстро бегать; между тем она очень успешно ловит зайцев. Хотя в отношении проворства она и уступает борзым, но зато превосходит их умом, тонким чутьем и ловкостью; ищейка лучше борзой предусматривает все увертки и прыжки зайца, она не позволяет ему провести себя, и в результате охота этих маленьких собак оказывается не менее успешной, нежели гон борзых. К сожалению, в настоящее время эта превосходная порода в чистом виде, без примеси посторонней крови, составляет большую редкость.

Самая оригинальная и наиболее уклонившаяся от диких родичей порода бесспорно — таксы (С. f. vertagus). В самом деле, ни у одного представителя всего семейства собак, считая в том числе и диких животных, например лису, песца, корсака и других, мы не встречаем такого длинного тела на таких коротких, выгнутых ножках. По странной форме своего туловища таксы скорее напоминают различных животных из семейства куниц. Происхождение этой породы совершенно неизвестно; есть только некоторые основания думать, что первоначально она была получена в Испании.

Таксы отличаются умом, выносливостью, а храбрость этих маленьких животных просто изумительна; броситься на кабана для них самое обыкновенное дело. Однако при всех достоинствах таксы обладают и неприятными чертами характера: они драчливы, хитры и непослушны; на охоте в особенности досаждает их манера съедать пойманную дичь. Необыкновенное искусство выгонять животных, живущих в норах, составляет специальность такс. В этом отношении они положительно незаменимы. Жертвой их делаются не только лисы, но и барсуки, хотя эти последние звери значительно больше таксы. Немцы называют эту породу барсучьей собакой, Dahshunde, откуда и произошло русское название таксы. Благодаря длинному, тонкому телу для таксы не составляет большого труда залезть в лисью или барсучью нору; в случае, если нора слишком узка, собака своими вывернутыми, короткими и сильными ножками очень скоро сумеет устранить это неудобство. Быстро, как крот, начинает она рыть землю и не оставляет этой работы, пока не доберется до зверя. Случается, что такса вырывает барсука вдвое больше себя, но это нисколько не смущает собаку. Азарт ее растет с каждым аршином пройденного по норе пути, так что, когда такса доберется до предмета охоты, она уже не разбирает ничего: будь тут медведь или волк, ей все равно, а тем менее ее могут испугать барсук или лиса. С безумной храбростью бросается такса на свою жертву и, несмотря на отчаянное сопротивление зверя, выгоняет его из норы, вцепляется в него и держит до тех пор, пока его не прикончит охотник.