Не от мира сего - Иеромонах Дамаскин (Христенсен)

И не только Елена Концевич обратила внимание отцов в Платине на тревожное положение в Церкви. Брат ее мужа, еп. Нектарий, премного пострадал из‑за нового догмата, за который в Синоде особенно рьяно ратовал архиеп. Виталий Канадский. Когда на синодальном собрании обсуждался вопрос об официальном признании догмата, еп. Нектарий, обыкновенно кроткий и смиренный, не вытерпел и решительно заявил, что догмат разрушает самое основание Русской Зарубежной Церкви и дает повод прочим Церквям обвинять ее в ереси — и совершенно справедливо! Его поддержали и архиеп. Афанасий, и чуть позже архиеп. Андрей (он не присутствовал в тот день на собрании).

Тогдашний Владыка митроп. Филарет выслушал еп. Нектария и снял вопрос о «догмате» с повестки дня[54].

ЭТО ДЕЛО ТЕМ НЕ КОНЧИЛОСЬ. В начале 70–х годов вопрос о «догмате» всерьез угрожал православной миссии среди коренных американцев. В монастыре о. Пантелеймона прославлялся главный защитник нового догмата — архиеп. Виталий, его считали там истинным богословом и наилучшим иерархом в Русской Зарубежной Церкви. Поначалу о. Серафим и о. Герман полагали, что о. Пантелеймон и иже с ним заблуждаются в своей оценке лишь потому, что не знают всех сложностей жизни Русской Церкви — в его монастыре были в основном американцы и греки. По мнению о. Серафима, «архиеп. Виталий — не русский по духу, нет в нем простого благочестия и веры, присущих почти всем русским епископам и священникам. Сам же он гордится тем, что более «утончен и изощрен», чем они, и тщится преобразовать Синод, дабы соответствовал его мировоззрению. Будучи хитрым интриганом, он сделался самой влиятельной фигурой в Синоде (это он десять лет назад возглавлял травлю архиеп. Иоанна (Максимовича), коего не терпел именно за отсутствие «утонченности» и «управленческих способностей»). Образование он получил в иезуитской семинарии, иезуитом по духу и остался, хотя внешне держится традиций. Мы знакомы с ним лично, и многие уважаемые иерархи предостерегали нас».

Архиеп. Виталий заручился помощью о. Пантелеймона в издании нового журнала «Лоза истины», намереваясь сделать из него официальный печатный орган Русской Зарубежной Церкви на английском языке, презрев уже существующие «Православное Слово» и «Православную жизнь» (в Джорданвилле). От потребовал от всех приходов поддержать его новое издание и обязал подписаться на него. Отец Серафим заметил позже, что старания его не увенчались успехом. Журнал оказался «удручающе неудачным, что, собственно, мы и предрекали, зная, что и как пишет на русском архиеп. Виталий. Он не понимает, что нужно сегодняшнему читателю, и публикует лишь то, что сам считает «злободневным», чтобы самому предстать во всем блеске своей «утонченности» и щегольнуть перед образованной молодежью. И итоге он смешон, ибо католики куда более поднаторели в том же самом».

После выхода в свет второго номера «Лозы истины» о. Серафим пытался предостеречь о. Пантелеймона и его сподвижников от опасного сотрудничества с архиеп. Виталием:

«Скажем прямо: мы не верим, что Владыка Виталий способен дать «единое на потребу». До сих пор его взгляды, изложенные и опубликованные на английском, — «правильны», но в русских публикациях он раскрыл себя полнее, и очевидно, что его «правильности» недостает искорки, некоторого трудноуловимого и трудноопределимого «благоухания Православия», — возможно, единственной черты в будущем, по которой будут распознавать и прилепляться к Православию. Не «правильность», а именно искорка привлекает людей, и коль скоро ее нет у Владыки Виталия — не возжечь людских сердец!»

Более всего встревожило отцов то, что Бостонский монастырь, столкнувшись с архиеп. Виталием и прочими иерархами из вышеназванной группировки, сам начал пропагандировать «догмат», цитируя самые сомнительные положения из писаний митроп. Антония и выдавая их за лучшие образцы богословия XX века. В монастыре находился английский перевод «Догмата искупления», и один из монахов писал, что они надеются издать эту работу.

В ЯНВАРЕ 1973 ГОДА о. Пантелеймону нужно было ехать на западное побережье на конференцию в один из приходов, тесно связанный с монастырем. К тому времени у о. Пантелеймона уже было много последователей среди духовенства и прихожан по всей стране, в основном из новообращенных. Для о. Никиты, приходского священника, к кому и собирался ехать о. Пантелеймон, это было большим событием, о грядущей конференции он даже уведомил через газету. Ждал он и о. Серафима с о. Германом, тоже полагая их своими сторонниками: они опубликовали хвалебные статьи как об о. Пантелеймоне, так и об о. Никите, назвав последнего «ревнителем Православия». Отец Никита послал в Платину два билета на самолет с припиской: «Непременно приезжайте!»

Обоим отцам было не приехать: в скиту гостил 12–летний крестный сын о. Серафима. Да и покидать свою обитель не хотелось. Тем не менее отцы решили, что о. Серафим поедет. «Нужно раскрыть им глаза на «догмат»», — сказал ему о. Герман. Поддержал поездку и еп. Нектарий, посоветовав подготовить доклад о «догмате».

Отец Серафим написал тезисы доклада по–английски, а более полно — на русском, для еп. Нектария. В первый и последний раз в жизни сел он в самолет и вскорости встретился с о. Пантелеймоном на конференции. Прочитал ему свой доклад, убедительно показав, что: во–первых, святые Отцы никогда ничего подобного не поддерживали (впрочем, сторонники «догмата» сами признавали это, но объясняли это тем, что за многовековую историю святые Отцы просто не смогли до этого «додуматься»); во–вторых, «догмат» порождает раскол — лишь «избранным», окончившим духовную академию, будет посильно понять, как мы действительно искуплены от законов греха и смерти; в–третьих, «догмат» низводит почитание Креста до мелкой сентиментальности; в–четвертых, происходит смешение того, что относится к человеческой, а что к Божественной природе Христа. В заключение о. Серафим сказал:

«Одним словом — пропасть несуразиц, их нельзя защитить, можно лишь извинить как проявление богословской увлеченности любящего пастырского сердца. Защищать «догмат» значит отказаться от святоотеческого в угоду «творческому» богословию митроп. Антония, опирающегося на собственный разум и чувства».

Отец Михаил Помазанский писал к отцам в Платину, что Православная Церковь защищена от этого нового учения своей литургикой, ибо бесчисленные древние тексты церковной службы изрядно указывают на искупление, осуществленные через Крестные страдания и Воскресение. Отец Серафим указал также, что «признание «догмата» открывает путь не только «творческому» богословию, но и многим реформам. Например, пересмотру богослужений. Уже если святые Отцы «недоучли» значение Гефсимании, когда составляли церковные службы, то эти службы должно пересмотреть, дабы устранить этот недостаток».

Отец Серафим убедительно просил о. Пантелеймона не публиковать английский текст о догмате, и тот согласился, не удержавшись, впрочем, от недоуменного вопроса: «Скажи, дорогой отец, неужто такой великий иерарх, как митроп. Антоний, и впрямь заблуждался?»

Позже обнаружилось, что о. Пантелеймон передал английский текст архиеп. Виталию — для печати. Тот опубликовал его в 1979 году и своем предисловии пошел еще дальше, чем сам автор «догмата», возведя «догмат» в абсолют, умалив значение Креста. Цитируя самые неудачные положения из книги, он называл новый «догмат» «истинным Божественным откровением», «гласом всей Православной Церкви», «чудом богословской мысли», «вершиной богоданной мудрости». Новый «догмат» сравнивался по значению с догматами Халкидонского Собора. Владыка Виталий подтвердил самые большие опасения о. Серафима, выразив желание создать новые церковные песнопения, которые бы в отличие от старых утвердили бы новый «догмат». Возобладай в Церкви мнение архиеп. Виталия, и частное заблуждение превратилось бы в страшную силу, в орудие создания богословия нового христианства, без Голгофы и без Креста. От христианства остался бы лишь фасад, лишь видимость истинного учения, таких подделок было немало и в прошлом.

Хотя «догмат» еще не был официально утвержден, архиеп. Виталий своим архипастырским влиянием всячески его рекомендовал, создавая видимость, будто фактически «догмат» уже принят. Этого больше всего и опасался о. Серафим. По его словам, «в миссии англоязычного Православия появилось препятствие, мешающее главному — знакомить с православным учением по наследию святых Отцов».

Создавшимся положением более других был удручен еп. Нектарий. А вскорости он узнал, что уже продается новая книга о «догмате» в одном из приходов о. Никиты, вверенных ему архиеп. Виталием. Еп. Нектарий кротко попросил о. Никиту воздержаться от продажи этой книги, на что тот ответил: «Владыка, да будь вы хоть ликом Христос — указания нам посылаются из Бостона» (т. е. от Владыки Виталия). Тогда еп. Нектарий пожаловался архиеп. Антонию. Но тот, будучи предан иерархической группировке, разделяя ее веру в «догмат», ответил, что книга будет продаваться. Еп. Нектарий настаивал, однако, на своем, грозя даже уйти на покой. Архиеп. Антоний прищурился и спросил: «А кто ж тогда, Ваше Преосвященство, позаботится о Вашей сестре?» Возразить несчастному старику было нечего. Лиши его архиеп. Антоний и без того скромного жалования, кроткий епископ, не умевший говорить по–английски, не смог бы прокормить слабую здоровьем сестру Веру, жившую при нем.