Не от мира сего - Иеромонах Дамаскин (Христенсен)

Другой излюбленной политической уловкой партии были оговоры: распространялся слух, дескать, такая‑то статья или такой‑то человек «не соответствует партийной линии». Например, после публикации статьи о плащанице Алексей получил несколько писем от «группы товарищей» с уведомлением, что они отказываются от дальнейшей подписки на «Никодим». Вместо дружеской критики — ушат ледяной воды. Алексея в ту пору так огорчило подобное отношение, что он бросил бы издавать журнал, не поддержи мы его: отношение верующих у нас совсем не такое оскорбительно холодное»[58].

Итак, на многих примерах отцы воочию убедились, что новая партия, проводя свою линию, намеревается подчинить не только новообращенных американцев в Русской Зарубежной Церкви, но и самих русских.

«Сама попытка эта столь чужда православной духовности, — писал о. Серафим, — столь отвратительна, будто в Церковь нашу прокралось иезуитство». И не случайно, верхушка партии, принадлежа Русской Зарубежной Церкви, подпала влиянию архиеп. Виталия, получившего иезуитское образование. «Страшно смотреть, как кучка иерархов пытается утвердиться в Синоде, «используя» архиеп. Виталия, и как в свою очередь «использует» их он, заявляя русским, что великие греческие богословы (а не простые русские батюшки!) являются его защитниками и последователями».

На примере таких политиканов от Церкви, как архиеп. Виталий, в «партии» хорошо усвоили иезуитский принцип: цель оправдывает средства. Отец Серафим вспоминал, как в 1973 году на конференции он услышал об этом от одного из священников, но не придал особого значения его словам. Только позже понял он, сколь опасна клика. Священник тогда сказал, что «ради правого дела можно пойти на обман, подлог». Грустно, но мы убедились, как действует этот принцип, как оговаривают члены группировки тех, кто им не по душе, передергивают факты, критикуя неугодных, и т. п. Чтобы опорочить Алексея, они стали приводить выдержки из якобы написанного им. Отец Серафим посоветовал Алексею «трезво и спокойно отнестись к клевете, коль скоро в ход пошли несуществующие письма, и не отвечать на нее, как и подобает честному человеку. Пусть делают и говорят, что им вздумается».

Более прочего «открытые письма» группировки убедили отцов, что дела в Церкви обстоят совсем не благополучно. С 1973 года письма эти стали сочиняться уже не только против верующих Русской Зарубежной Церкви, «критике» подвергались даже ее глава и некоторые из иерархов.

«Письма эти оставили у нас гадливое впечатление, — писал о. Серафим. — Будь они даже справедливы в частностях, недопустим их тон, самоуверенный и глумливый, с оттенком холодного презрения».

Многие из этих писем являли собой целые трактаты, дабы поразить читателей эрудицией, хотя долгие богословские отступления почти не относились к теме письма. Один молодой новообращенный из Англии, получив подобную отповедь в свой адрес, огорчился не на шутку. Отец Серафим показал ему, что за этим письмом скрывается «холодное и расчетливое стремление самоутвердиться — и все под маской елейного благочестия и смирения.» Отец Герман, человек русский и прямой, прочитав письмо, лишь сказал: «Писавший это не верит в Бога». Он имел в виду, что всё святое, духовное, каноничное гнусно использовано в письме для целей тайных и совсем иного свойства. Нет в письмах православного сердца и духа. И ответа они не заслуживают. Ответь им хоть слово, эти врали его тут же переиначат и извратят.

Отец Серафим назвал подобное отношение «любованием собственной духовностью в зеркале». Он подметил, что все письма «партийцев» написаны словно одной рукой — так близки они по духу, хотя некоторых авторов отцы знали лично и особой идейностью не отличались. «Недавно, — писал о. Серафим, — натолкнулся на письмо из Бостона 12–летней давности. Как разительно отличается оно от нынешних. В ту пору монастырские подвижники были заняты трудами обыденными, некогда им было письмотворчеством баловаться. Так что же за эти годы произошло?!»

ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ утвердить свои взгляды повсеместно в Русской Зарубежной Церкви, клика иерархов не удовольствовалась открытыми письмами, а принялась планомерно подрывать авторитет наиболее почитаемых православных наставников недавнего прошлого. Главным образом они ополчились на западное влияние в богословских писаниях — в соответствии с новомодными течениями. Как заметил о. Серафим, начиная со св. Никодима Афонского до архиеп. Аверкия, почти всем был приклеен ярлык «схоластов» и вменено в вину «западное влияние». «Партийные идеологи» пытались внушить верующим, что лучше разбираются в богословии, чем св. Нектарий Пентапольский, чем св. прав. Иоанн Кронштадтский (говоривший о «заслугах» Христа), архиеп. Иоанн (повелевший написать церковную службу западному святому блаж. Августину) и все оптинские старцы. Один из новых богословов даже сказал о. Герману, что работы свят. Феофана Затворника «с перекосом», т. к. автор пользовался западными источниками. Отец Серафим писал, что «подобные мнения только вредят делу возрождения христианской жизни, питаемых из чистых родников православной традиции».

Как и предполагал о. Серафим, шумиха вокруг «западного влияния» основывалась на полуправде. «Отец Михаил Помазанский, — писал он, — да и другие добросовестные богословы охотно подтвердят, что «западное влияние» коснулось богословских книг последнего периода русской и греческой истории, но «влияние» это было лишь внешним, не затронувшим сути православного учения. Иначе пришлось бы признать, что Православие утеряно в последние века и лишь сейчас стараниями «новых богословов» обретается Православие святых Отцов. И если согласиться с тем, что такие великие богословы, как митроп. Филарет Московский, еп. Феофан Затворник Вышинский, еп. Игнатий (Брянчанинов), архиеп. Аверкий, прот. Михаил Помазанский, равно и учение, которое они преподают в наших семинариях последнее столетие, не имеют отношения к Православию, тогда наше положение почти безнадежно, и где тогда искать авторитет, к которому прилепиться, дабы избежать ошибок и заблуждений нашего времени. «Новые богословы» учат: мы покажем вам, что истинно, мы растолкуем вам святых Отцов, мы привьем вам правильные взгляды. У нас лучшие переводчики, толкователи, православнее самих православных, и свят. Феофана Затворника, и митроп. Филарета Московского, и архиеп. Аверкия и всех прочих. Опасную игру затеяли «новые богословы»: подрубают сук, на котором сидят, зато и в этом верно следуют за архиеп. Виталием, ведь он заявил, что лишь его наставник, митроп. Антоний (Храповицкий), первым вызволил Православие из западных пут своим «догматом» искупления».

Отец Серафим убедился, что ярые ревнители «уставничества» в Православии смыкались в конечном счете с обновленцами вроде о. Александра Шмемана. И те, и другие разрывали связь времен, выкорчевывали ростки древнего святоотечества, взошедшие в недавнюю пору, почитали лишь себя истинными авторитетами. Богословы новой «уставнической» школы утверждали, что в силах отсеять все схоластические примеси богословия и вернуться к вере святых Отцов. То же самое сулил и Шмеман. В письме к одному священнику о. Серафим указывал, что «такой подход приведет к протестантству. Вы обнаруживаете изъян в православном богословии и полагаете, что лишь вы и ваши приверженцы способны его устранить, избавиться от «католического пленения» и вернуться к подлинным истокам. Само понятие «католического пленения» обыгрывается Шмеманом и его сторонниками с целью уничтожить идею преемственности традиции. НЕ УГОДИТЕ В ЭТУ ЛОВУШКУ! Немало выдающихся богословов последних веков пользовались терминами, которые сегодня кому‑то не по душе. Но из этого вовсе не следует, что святые Отцы пребывали в «католическом пленении» и их надобно опорочить. В те же термины они вкладывали иной смысл, нежели католики, поэтому и спорить, собственно, не о чем».

Писал о. Серафим и о том, что «нормальному, без «перекосов», Православию не страшны влияния извне». Все нужное и ценное оно преобразует и впитает, а зашоренные «партии» сами отсекают себя от Православия.

Отец Серафим назвал узколобое уставничество «обновленчеством справа». Он писал:

«Православие по–бостонски — не что иное, как правое крыло «парижского православия» — реформированного, «правильного», порожденного человеческой логикой, вне святоотеческих традиций. Это страшное искушение нашего времени».

В одной из статей о. Герман обозначил отличительные черты «обновленного» (слева и справа) православия: «С налетом злободневной критики, по форме слова блестящи, изящны и безукоризненны, но нет в них любви, чувства родства к тем, кто передавал традиции, а значит, нет и корней, живой связи со святоотечеством, даже когда можно связаться непосредственно с носителем этих традиций».