Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса» - Даниил Тумаркин

Но как добраться до Берега Маклая? На русское военное судно на сей раз рассчитывать не приходилось. Оставалась одна возможность: найти торговую шхуну, совершающую плавание на острова северо-западной Меланезии, владелец или фрахтователь которой согласится за плату доставить путешественника в залив Астролябия. У Николая Николаевича, как обычно, не было денег на оплату проезда и закупку снаряжения для новой экспедиции. X. Я. Алкерсмит, глава батавской фирмы «Дюммлер и К0», все более настойчиво напоминал о возврате долгов, по которым набегали значительные проценты. Но друзья познакомили русского путешественника с другим голландским коммерсантом — банкиром, купцом и судовладельцем К. Шомбургком, обосновавшимся в Сингапуре. Этот негоциант согласился — разумеется, небескорыстно — отправить Миклухо-Маклая на зафрахтованной шхуне «Си берд» и ссудить средствами для закупки необходимых припасов. Шхуна должна была уйти в очередной «островной» рейс из яванского порта Черибон в феврале 1876 года. Место и время отправки устраивали Миклухо-Маклая. Покинув Сингапур, где он «боялся невольно, мимоходными замечаниями даже, повредить делу малайцев»[619], Николай Николаевич получил три месяца, чтобы отдохнуть на Яве, по возможности поправить свое здоровье перед новой экспедицией и подготовить несколько публикаций.

Новый генерал-губернатор Нидерландской Ост-Индии ван Лансберге любезно принял в Батавии именитого путешественника, дал указание помочь ему приобрести земельный участок для создания зоологической станции[620], но не пригласил — в отличие от Лаудона — погостить в своей резиденции в Бейтензорге. Николая Николаевича привлекали туда романтические воспоминания, освежающий, хотя и коварный, микроклимат этого города-парка. Стесненный в деньгах, он снял просторный, но ветхий домик в кампонге (деревне) Эмпанг близ Бейтензорга.

Тишина и спокойствие, а также прогулки в тенистом парке и по окрестным холмам восстановили душевное равновесие и способствовали научному творчеству. Ученый продолжил разработку собранных материалов об аборигенах Малаккского полуострова. Его две статьи по этим вопросам, появившиеся на немецком языке в батавских научных журналах, как и опубликованное там ранее сообщение о путешествии по Джохору, были перепечатаны в переводе на английский язык в Сингапуре в журнале местного отделения Королевского азиатского общества[621].

Прежде чем покинуть полюбившуюся ему Яву, Миклухо-Маклай позаботился также о том, чтобы пополнить корпус публикаций о двух своих новогвинейских экспедициях. Николай Николаевич наконец полностью завершил и передал в журнал Королевского общества естествоиспытателей Нидерландской Индии вторую часть «Этнологических заметок о папуасах Берега Маклая» — труда, которому суждено было остаться самым крупным его исследованием по этнографии Северо-Восточной Новой Гвинеи. В другом батавском научном издании появилось его сообщение о языках ковиайцев. Кроме того, Николай Николаевич отправил выдающемуся французскому врачу и антропологу Полю Брока статью о начатках искусства у папуасов Берега Маклая. Эта любопытная, хорошо иллюстрированная статья была напечатана в журнале Парижского антропологического общества[622].

Тогда же Миклухо-Маклай послал Вирхову для публикации в его журнале три небольших сообщения. Два из них были посвящены сексуальным обычаям даяков острова Борнео (ныне Калимантан). В них описывались ампаланги — палочки с шариками на обоих концах, которые вставляются через специально проделанные отверстия в мужской половой член, чтобы увеличить сексуальное возбуждение женщины. «Что половое влечение способно на многое — это старый, многократно доказанный факт, — писал Николай Николаевич в сопроводительном письме, имея, очевидно, в виду и собственный опыт, — но то, что оно заставляет мужчину делать такие вещи, превосходит все, о чем я раньше слышал и читал»[623].

Из писем и газет, посылаемых ему из России, Миклухо-Маклай узнал, что некоторые «патриотически вдохновленные мужи» упрекают его за то, что большинство статей он публикует на иностранных языках, и просил Остен-Сакена и секретаря РГО защитить его от этих нападок. Путешественник объяснил, что с юности предпочитает не писать, а диктовать свои работы, править продиктованные тексты и отдавать их тому же писарю для подготовки беловика. В Сингапуре и на Яве невозможно было найти русского писаря. К тому же он считает необходимым внимательно читать корректуру (и, добавим, вносить в нее изменения и дополнения), что исключалось в случае отправки рукописей в Россию. Впрочем, известность Миклухо-Маклая на родине выросла настолько, что его статьи — дословно или в изложении — довольно быстро появлялись в журналах и газетах в переводе на русский язык.

В письме Вирхову от 23 ноября 1875 года Николай Николаевич — как медик медику — описал симптомы своих недугов: «Я сильно страдаю от малярии, которая приняла замаскированную форму; меня очень беспокоят невралгии тройничного нерва (I и III ветки); к тому же значительная анемия (следствие лишений во время последнего путешествия) вызывает слишком частые и потому очень тяжелые припадки головокружения»[624]. Путешественнику удалось, как он и предполагал, за два месяца справиться с анемией «при помощи рациональной диеты + препаратов железа + большого покоя». Возьмем на заметку поражение тройничного нерва — одного из основных в голове человека. Быть может, уже тогда начиналась страшная болезнь, которая свела в могилу «белого папуаса».

В январе 1876 года Миклухо-Маклай переселился в Чери-бон — портовый город на северном побережье Явы — и, поселившись в гостинице, начал приобретать снаряжение и припасы для экспедиции в ожидании прихода шхуны «Си берд». Отправляясь на Новую Гвинею, чтобы попытаться защитить своих друзей — обитателей Берега Маклая, путешественник не упускал из виду ситуацию в Папуаковиай. Из Черибона он отправил письмо генерал-губернатору Лансберге, в котором сообщил, что осенью представил его предшественнику записку о социальном и политическом положении папуасов Берега Папуаковиай. «В этом письме, — говорилось в послании, — упоминалось, между прочим, о существовании настоящей торговли рабами, которых вывозит с Новой Гвинеи и для коих сборным пунктом служит о-ва Серам-Лаут. Преждевременный отъезд <…> генерал-губернатора Лаудона был, вероятно, причиной того, что мое письмо покоится в архиве без надлежащих последствий». Николай Николаевич просил «во имя человечности и справедливости» принять какие-то меры для облегчения печального положения жителей данных областей[625]. На копии этого письма, сохранившейся в бумагах нашего героя, имеется его пометка о том, что по возвращении из второй экспедиции на Берег Маклая он получил в 1878 году следующее сообщение от X. Левисон-Нормана, одного из советников генерал-губернатора: «Рабство в Тернате и Тидоре будет отменено в будущем году»[626]. Однако в действительности долговое рабство в этом районе сохранялось вплоть до XX века.