Argumentum ad hominem - Вероника Евгеньевна Иванова

штука в том, что во время восхождения голод невозможно унять. Только пережить и перетерпеть. А каждая новая песня в нарушение диеты углубляет уже вырытые траншеи. Пока, в конце концов, не пробьет насквозь.

Неужели Петера и впрямь ожидало что-то подобное? Как-то не верится. Уж не знаю, что он чувствовал по отношению к тем двум несчастным, но со мной… Он же не взял ни капли лишнего. Удержался. Словно считал, что иначе поступит плохо и…

Ну да. Потому что его таким растили. Сначала в одной клетке, потом в другой. Да и последние годы, вся эта его служба и прочее… Только правила и ничего, кроме правил.

Конечно, он голоден. Но вовсе не по песням. И тут кто-то очень сильно просчитался.

– Гончий уже никогда не способен насытиться. Его можно держать на привязи, подпитывая время от времени, но такие подачки только ещё больше сводят с ума. Совсем свихнувшихся, разумеется, приходится уничтожать. Но в новых кандидатах недостатка не случается: каждый, кто почувствовал свое призвание, уже не может отступить. Только в самом начале, ещё до первых значимых симптомов можно остановить процесс. Даже не оперативно, а медикаментозно. А поскольку это обычно происходит в детском возрасте, никаких проблем с приемом разноцветных вкусных таблеточек не возникает. Потом, уже после совершеннолетия, кандидата могут посвятить в детали. И он даже получает шанс попробовать. Если захочет. Но с возрастом большинство обычно начинает соображать, что к чему.

Могу себе представить. Особенно если им посчастливится увидеть тех, кто не сообразил вовремя. Или, вернее, за кого не сообразили родные и близкие.

– Знаете, а я завидую даже им. Потому что как бы кровава и коротка ни была их служба, они всегда рядом со своими хозяевами. Даже умирают, чувствуя их присутствие до последнего мгновения.

После этой проникновенной эпитафии Рейнолдс нахохлился и ненадолго замолк, словно предоставляя мне время на размышление. Но в голову, как назло, не спешили приходить ни идеи, ни вообще хоть сколько-нибудь связные мысли.

– Он уже спущен с поводка, гончий для вас. И скоро учует вашу песню. Вы можете попробовать убежать, и даже бегать какое-то время, но петь… Прекратить петь вы не сможете, стало быть…

Старик посмотрел на меня мутным взглядом, а потом вдруг изобразил церемонный поклон:

– Моё восхищение, мисс Дью. Вы прожили свою жизнь не зря.

Поднял воротник ещё выше, повернулся и пошел прочь. К лестнице, ведущей с платформы. А мне, наверное, следовало со всех ног мчаться в противоположную сторону, вот только…

Осталось ли в этом мире хоть одно направление движения, чтобы без страха, угроз, жажды наживы? Без необходимости все время оглядываться по сторонам? Без ледяного холода, разливающегося в груди?

Главное, я не услышала ни слова о Лео. А ведь он стал бы лучшим поводом для запугивания и вообще. Но Рейнолдс даже не намекнул на эту сторону моей жизни, значит… Да, пока на этот счет можно ничего не опасаться. И если буду спокойной и рассудительной…

Ох.

Уж не знаю, нарочно или нет, но мне явно оставили время для того, чтобы попаниковала. Что мешало старикану прийти вместе с этим, как его, гончим? Да и вообще обойтись без разговоров? Все это неспроста. И прямо теперь я, испуганная и отчаявшаяся, должна, по их мнению… Ну конечно. Выдать сообщников. Потому что комм наверняка прослушивается. И как только наберу любой номер… Нет уж. Не на ту напали. Как бы мне ни хотелось услышать голос Лео в последний раз, ничего у них не выйдет.

К тому же, лучше сохранить все, как есть, на текущий момент. Мы расстались, полные надежд и предвкушений, вот они пусть и длятся. Хотя бы для него. Пока это возможно. Пусть в памяти останется самое хорошее, что только могло быть. Все главные слова уже сказаны, а просить прощения вроде не за что.

Да, не за что.

У Лео.

Но есть ещё один человек, перед которым… И который все ещё здесь, со мной. Я четко слышу его пульс в наушнике. А ещё помню, как продавец особенно напирал на то, что эти устройства гарантируют тайну переговоров.

Но ответят ли мне? С другой стороны, если парень не снял гарнитуру, может быть… Что ж, пока не попробую, не узнаю.

– Петер?

– Да, мэм.

Уф-ф-ф. Если и злится, то по голосу не понять: такой же ровный, как и раньше.

– Мне нужно кое-что тебе сказать. Нет, я должна. Очень-очень важное.

– Должны – говорите.

Вот и пойми, это разрешение, подколка или что-то ещё? Но хоть одна вещь в мире осталась неизменной, и я рада этому, как никогда.

– Главное, что тебе надо знать: ты замечательный. Плевать, что думают и говорят другие. Ты лучший. Понял?

– Да, мэм.

Он явно не вдумывается в то, что я сейчас говорю. Зато точно знаю: запомнит. И обязательно обдумает.

– И тебе нужно быть осторожным. Не доверять никому. Считай, что любой человек, который окажется рядом, твой враг. И я тоже.

– Вы не рядом. В данный момент.

Что ж ты со мной делаешь, зайчик…

– Лучше всего, наверное, убежать и спрятаться. Ты это сумеешь. Если хорошо постараешься, тебя никто не сможет найти.

– Меня ищут?

– Да. Нехорошие… люди. Которым не нравится, какой ты есть. Они собираются тебя…

– Убить?

Если бы. Нет, им ты нужнее искалеченный и послушный.

– Причинить тебе вред. А я этого не хочу. Надеюсь, ты тоже.

Промолчал. Наверное, у меня слишком сложно получилось со словами.

– Будь осторожен. Обещаешь?

– Да, мэм.

– И ещё… Я знаю, ты не жалуешь Лео… Мистера Портера. Но ему тоже нужно кое-что знать. Пожалуйста, передай ему, что мы ошибались. Что все, о чем мы с ним говорили сегодня, давно уже существует и здравствует. Рейнолдс, который из Коллегии, точно работает на рыцарей. Возможно, и сама Коллегия…

Нет, лучше о таком не думать. Чтобы не терять остатки веры в людей. Даже за считанные минуты до смерти хочется надеяться. Да, что в конечном итоге все будет хорошо.

– Мэм?

– Передай ему мои слова. Когда получится. И… прости, что взяла на себя больше, чем смогла вынести.

В наушнике повисла тишина. Я бы даже сказала, зловещая. А потом Петер спросил, уже не просто ровным, а каким-то вусмерть зашлифованным голосом:

– Где вы сейчас, мэм?

– Милый, я…

– Адрес.

Ну разумеется. Ничего другого он и не придумал бы. Но это все пустое. Все зря.

– Ты не успеешь.

– Адрес.

Прозвучало опять же, предельно ровно, но к уже знакомому тону явственно добавился ещё один. С