Ад и Рай Евы (СИ) - "Госпожа Энн"

Я не смогла, да и не особо собиралась скрывать раздражение в голосе. После пустоты озера, где я была наедине с самой собой, все эти нелепые и совершенно ненужные неудобства безумно меня раздражали. Ян с осторожностью распускал ленты на корсете, всматриваясь в моё отражение в зеркале.

— Ева, что-то случилось? Ты сама на себя не похожа после ритуала. Что там с тобой произошло?

— А с вами ничего не произошло? Вы говорили, что для вас этот ритуал может быть сложным и тяжёлым, а вот мне его вообще нет необходимости проходить. Всё так и прошло?

Я сыпала словами, как отравленными иглами. Всё-таки Голос с Чёрного озера испортил всё настроение от свидания в Венеции, и я никак не могла этого скрыть. Мне хотелось свернуться клубочком, обнимать себя, жалеть и плакать до изнеможения. Но Ян был рядом и явно был настроен на более приятное продолжение вечера.

— Ева, расскажи мне, что там происходило?

Он не дал мне ускользнуть от ответа, повернул к себе и за подбородок поднял моё лицо, чтобы я не смогла даже отвести взгляд. Но я упрямо молчала. Ян не виновен в том, что стал частью моего испытания, это был мой выбор, мой соблазн, и я должна была стерпеть, подавить в себе ту злость, к которой он не имел отношения. Не было его вины в том, что я несколько часов держала его в воде, скорее всего, он об этом даже не догадывался. Но мне так хотелось, чтобы он меня пожалел и был благодарен за мои страдания.

— Ева, после этого ритуала мы должны были встретиться обновлёнными, очищенными, без всего, что могло бы стать между нами. Так что если есть что-то, что тебя тревожит, расскажи мне об этом.

Его голос, его взгляд, его запах… Ян был так близко, такой живой, такой нужный мне, что я просто расплакалась как ребёнок. Объяснить, насколько больно и страшно мне было там одной, я бы не смогла. Не смогла бы признаться, что без него мне было невыносимо. И уж тем более не призналась бы, что терпела мучения, буквально поддерживая его в его испытании. Потому что он меня об этом не просил, и потому что я… Даже сейчас я не могу признаться, что сделала это только потому, что влюбилась в него слишком сильно. И ему не стоило знать об этом. В тот момент ещё было слишком рано ему признаваться.

— Это было тяжелее, чем я думала. Мне было страшно и тяжело физически. Так что я очень устала.

Мне приходилось чеканить слова, буквально выдавливать их из себя с большими паузами, потому что слёзы сжимали горло, а я не хотела впадать в истерику.

— Мы скоро будем дома, и ты отдохнёшь. Потерпи немного, хорошо?

Ян гладил меня по спине, как ребёнка, но я чувствовала в его прикосновениях какое-то раздражение, пока ещё сдерживаемое, лёгкое, поверхностное, но уже появившееся. Ему было сложно целый день возиться со мной, терпеть мои слёзы и истерики, стараться поднять мне настроение и раз за разом терпеть фиаско. Я была слишком ранима для него. Слишком слабая. Эти два слова ударили меня под дых, но заставили взять себя в руки.

— Пару минут, и я выйду, хорошо?

Это был даже не намёк, а приказ выйти и оставить меня одну, и, к счастью, Ян его понял.

— Буду ждать тебя внизу.

Конечно, будешь ждать. Сколько же ты ждал этой ночи? Ян ушёл, но ярость нарастала. Почти все шпильки из волос я повыдёргивала ещё в Венеции, скромные украшения из жемчуга давно валялись на полу, в изумрудном шёлке платья. А вот стянуть с себя корсет, даже после того, как Ян мне его расшнуровал, оказалось делом нелёгким. В памяти всплыло то странное ощущение, когда я только сделала первый шаг в черноту озера, обнажённая, но настоящая, живая и полная сил. А что сейчас? Вид у меня был такой, будто я шла на плаху. И мне это ужасно не нравилось.

Нельзя после всего этого прекрасного дня быть такой сердитой, такой недовольной! Недовольной собой. Мне впервые до отвращения не нравилось моё отражение в зеркале: от корсета остались красные полосы на слишком белой коже, я так и не загорела за лето, что не удивительно. Какая-то болезненно худая, нескладная, как подросток.

Чтобы не видеть всё это и ещё больше не расстраиваться, я быстро надела футболку и лёгкие джинсы, в которых и приехала сюда. И всё равно не удержалась, взглянула на своё отражение в зеркале. И я не увидела там солнечную принцессу, или самоуверенную ведьму, или страстную соблазнительницу. Только перепуганную девчонку, буквально в ужасе. И сейчас больше всего на свете ей хотелось сбежать, спрятаться, чтобы как-то пережить эту ночь, да и все остальные ночи тоже.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда я спустилась на крыльцо, Ян уже ждал меня возле машины. Более того, он тоже успел переодеться, и его белая рубашка показалась мне слишком знакомой, и это подозрение немного меня успокоило. А вот машина была незнакомой. К тому же Ян посадил меня на заднее сидение, и я с удивлением заметила водителя. Мне это всё не понравилось. Всё было как-то не так.

Ян сел рядом и сразу же взял мою руку в свои. Этот жест был переполнен такой заботой, что мне захотелось снова расплакаться — я почувствовала, что не достойна этого.

— Какая у тебя холодная рука! Сильно замёрзла? — он принялся гладить руку, не прерывая зрительного контакта.

— Немного.

— Приедем домой, примешь горячую ванну, чтобы не заболела, хорошо?

Я только чуть покачала головой.

— Ты же вся дрожишь! Иди ко мне!

Мне показалось, что он растерян и не понимает, что со мной происходит. Мне действительно было холодно, несмотря на летний вечер, и в объятиях Яна мне впервые не стало теплее, хоть он и сгрёб меня по уже устоявшейся привычке, взял на колени, как ребёнка, прижал к груди. И эта рубашка… Я не могла быть на сто процентов уверена, что это та самая, в которой он был в клубе, когда я впервые его увидела, но почему-то мне так показалось. Я узнала её по тому странному желанию гладить, перебирать пальцами ткань, наслаждаться прикосновением.

Ян не мешал мне, чувствовал, что меня это успокаивает. Но всё же не отступал:

— Может, всё-таки горячая ванна и спать?

В его голосе было настолько много лукавства, что ответ был очевиден.

— Я не хочу.

— А что хочешь?

— Ничего не хочу, — пробухтела я куда-то ему в плечо, всё ещё скрываясь от него. Страх нарастал, и я не могла пока его уменьшить, даже теребя пальцами крошечную пуговичку.

— Знаешь, если девушка слишком долго ничего не хочет, то мужчина со временем перестаёт предлагать вообще что-либо. Так что давай начнём сначала. Чего ты хочешь?

Его фраза мне не понравилась, даже с акцентом на «ты» звучала она как последнее предупреждение. И, хоть я и была скована ужасом, но у меня уже хватило сил ответить в тон ему:

— Я хочу принять горячий душ, я что-то действительно перемёрзла… — интонация подразумевала размеренное перечисление всего, что я планировала сделать, но Ян меня перебил.

— А потом укутаться в одеяло и спать.

— Нет. Я не хочу спать.

Абсолютно невыносимый мужчина! Он видел по мне, что не осталось и следа романтического настроения, которое он тщательно выстраивал весь этот день, и всё равно продолжал дразнить, или даже давить. Если я сейчас уползу спать (а действительно мечтала только о тёплом одеяле), то это будет означать огромный регресс наших отношений. Но Ян ничуть мне не помогал. Я помнила, насколько очаровательным и соблазнительным он мог быть, но сейчас он устроил мне очередное испытание, давая возможность ускользнуть.

Он обнимал меня одной рукой, другой же придерживал за бедро, но как-то не ласково, а напряжённо, будто я могу исчезнуть, упасть и разбиться на тысячу осколков. Эта тревожность передалась и мне, и я перестала жаться к его плечу, чуть отстранилась и посмотрела в его лицо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты сейчас не Ева, и даже не Ива, а крошечный комочек ужаса. Чего ты так боишься? Ведь меня ты никогда не боялась. И уж тем более тебе нет смысла бояться меня сейчас, когда тебя стало даже слишком много в моей жизни. Так в чём же дело?

— Я не могу сказать, — это действительно был мой максимум, и я постаралась сказать это так, чтобы Ян понял. — Но мне нужна ваша помощь. Я не справлюсь сама.