Чудо - Ирвин Уоллес

— А это еще зачем? — поинтересовалась мадам Готье, острая на язык и в то же время скупая на слова.

Аманда сказала, что специально приехала из Чикаго, города в американском штате Иллинойс, чтобы написать статью, посвященную Бернадетте. На что мадам Готье тут же ответствовала:

— Мне тут журналисты ни к чему.

Аманда терпеливо объяснила, что она вовсе не журналистка:

— Я специалист по клинической психологии, адъюнкт-профессор Чикагского университета.

Мадам Готье начала допытываться:

— Это вы-то профессорша? В настоящем коллеже?

— Да, мадам Готье,— ответила Аманда.— Преподаю в Чикагском университете.

Повисла долгая пауза.

— Что это за университет такой — Чикагский? — с прежним недоверием произнесла мадам Готье.— Никогда о таком не слыхала.

Аманда заверила ее, что университет этот очень большой, престижный, хорошо известный в академических кругах Америки. Для вящей убедительности привела даже статистику о численности профессорско-преподавательского состава и студентов.

Мадам Готье оборвала ее на полуслове:

— И когда же вы желаете приехать?

От неожиданности Аманда начала заикаться:

— Я… я… я хотела бы как можно скорее. Если можно, сегодня во второй половине дня.

Мадам Готье предупредила:

— До пяти меня не будет. Приезжайте в пять.

Аманда спросила адрес и получила ответ.

— Тут каждый знает, где я живу,— пробурчала мадам Готье. — Как проедете Мезон-Бюр, так сразу за ним.

Она брякнула трубку, не потрудившись выслушать от Аманды слова благодарности.

Въехав в Бартре, Аманда увидела, что этот поселок и деревней-то назвать трудно. Перед ней была горстка покосившихся домиков, стоящих по обе стороны дороги. Ни главной улицы, ни магазинов. Никаких признаков предпринимательства. Озираясь в поисках хотя бы какого-то ориентира, Аманда случайно взглянула на часы на приборном щитке. Времени было четыре часа тридцать две минуты, а мадам Готье не будет дома до пяти.

Аманда задумалась над тем, как провести оставшееся время. Она приближалась к старой церкви, через дорогу от которой примостилось кафе с вывеской «А LA PETITE BERGERE». Эта надпись, означавшая «У маленькой пастушки», звучала многозначительно. Тут ни у кого не должно было остаться сомнения в том, что он находится на земле Бернадетты. Кафе обещало отдых и возможность выяснить, как добраться до жилища мадам Готье.

Припарковавшись у изгороди, тянущейся вдоль двора местной школы, Аманда подошла к кафе и села за столик на улице. Рядом тут же возникла молодая официантка. Аманда заказала кофе-эспрессо и поджаренный белый хлеб с маслом. Она сидела в ожидании заказа, потом медленно потягивала эспрессо, хрустела гренком. И все это время обдумывала стратегию будущего общения с мадам Готье, а вернее, пыталась определить свои основные цели.

Закончив есть, она взяла со стола принесенный чек, подозвала официантку, расплатилась и спросила молоденькую женщину, не знает ли та, как проехать к мадам Готье. Официантка указала рукой в том направлении, откуда Аманда только что приехала:

— Там, за изгибом дороги, вы увидите Мезон-Бюр, сельский дом, в котором жила Бернадетта. Сейчас там музей. А сразу за ним — дом мадам Готье. Самый новый из тех, что стоят при дороге. Вы что, к богачке этой собрались?

Аманда кивнула:

— У меня с ней назначена встреча.

Официантка хмыкнула:

— Вы, должно быть, какая-то особенная. Иначе она с вами и разговаривать не стала бы. Что ж, желаю приятной беседы.

Зажав сумочку под мышкой, Аманда втиснулась в «рено». Настроение несколько поднялось, и все-таки при мысли о предстоящей встрече было чуть-чуть боязно. Она развернулась и двинулась в направлении, указанном официанткой.

Проезжая мимо горстки домов, она безошибочно определила, какой из них — Мезон-Бюр. Да, это был старый дом семейства Лаге. Когда-то давным-давно, сидя возле него, тринадцатилетняя Бернадетта мечтала о лучшей жизни. Было это за месяц до ее возвращения в Лурд и вознесения на вершину вечной славы. До чего же странная история, подумалось Аманде. Может быть, удастся разузнать об этой истории побольше, причем в ближайшее время?… Аманда медленно поехала дальше.

Найти обитель мадам Готье не составило труда и без точного адреса. Это было наверняка самое новое и роскошное строение в округе. Двухэтажный дом, покрытый серой штукатуркой и щеголявший свежевыкрашенными зелеными ставнями, стоял почти у вершины небольшого холма. К входу вела, изгибаясь, мощеная подъездная дорожка. Проехав по ней, Аманда остановила автомобиль у самого крыльца.

Рост женщины, которая открыла дверь на звонок, составлял чуть больше метра пятидесяти. Как видно, она только что вернулась из парикмахерской. Сноп волос бледно-лилового цвета смотрелся на ее голове словно стальной парик. Зрачки были неправдоподобно увеличены толстыми линзами очков. Нос похож на ястребиный клюв. Губы злобно поджаты. Этакая костлявая Горгона.

Женщина лишь слегка приоткрыла дверь, чтобы сперва изучить гостью сквозь щелку.

— Так это вы мадам Клейтон из Лурда?

— А также из Соединенных Штатов,— добавила Аманда.— Мадам Готье?

— Входите.

Аманде пришлось протиснуться сквозь неохотно приоткрытую дверь, а потом подождать, пока мадам Готье не закончит возиться с тяжелым дверным засовом. Через полутемную прихожую хозяйка провела Аманду в скудно обставленную гостиную, где сиротливо стояли несколько подделок под мебель эпохи Людовика Четырнадцатого. Мадам Готье жестом велела Аманде сесть на жесткую кушетку, а затем поставила перед ней низкий стул с прямой спинкой и уселась на него с видом инквизитора. Еще раз окинула гостью взглядом с головы до ног.

— Кто дал вам мое имя? — начала допрос мадам Готье.

— Отец Рулан в Лурде.

Мадам Готье презрительно фыркнула.

— Ах, этот,— протянула она, не уточнив, что имеется.

— Вообще-то я сама попросила его назвать имя того, кто продал ему дневник Бернадетты.

— Зачем?

— Ну, как бы сказать… Я побывала в монастыре в Невере, где прежде жила Бернадетта, и там одна монахиня сказала мне, что церковь приобрела только одну часть дневника Бернадетты — ту, где описаны восемнадцать явлений Девы Марии. Как мне было сказано, церковь не сочла нужным купить более раннюю часть, где Бернадетта писала о своем детстве в Лурде, о пребывании здесь, в Бартре, с людьми, потомком которых вы являетесь. Отец Рулан подтвердил это, когда я завела с ним разговор про дневник. Я спросила, может ли он сообщить имя человека, продавшего часть дневника. Вот он и назвал мне ваше имя.

Щелочки глаз, скрывавшиеся за линзами, все так же напряженно изучали Аманду. Подумав еще немного, француженка заговорила:

— По телефону вы сказали, что пишете о Бернадетте статью. Это что, докторская диссертация?

— Нет, не совсем… У меня уже есть степень доктора. Это профессиональное исследование о психологическом состоянии Бернадетты в то время, когда она стала видеть явления. Надеюсь опубликовать эту работу в скором времени.

— Вы католичка?

Аманда растерялась, не зная, что лучше — солгать или сказать правду. Она совершенно не знала, чего ожидать. А потому сочла, что правда в такой ситуации будет безопаснее.

— Нет, не вполне. Хотя…

— Значит, не веруете.

Эти слова были произнесены ровным тоном. В них не было и намека на обвинение.

— Я, знаете ли, недавно обратилась в веру. Как бы…

Мадам Готье досадливо дернула головой:

— Да не о том я. Я говорю о вере в видения Бернадетты.

Попавшись еще раз, Аманда окончательно отказалась от тактики увиливания.

— Как любой рационально мыслящий человек я не могу однозначно принимать на веру чудеса и видения. Но мне интересно, как эти чудеса посещают других людей, в особенности как они посетили Бернадетту. Я хочу знать, каков был склад ее ума, когда она впервые пришла к пещере.

Мадам Готье, казалось, оттаяла, но лишь самую малость. Щелочки за очками снова превратились в глаза; губы, стянутые ранее в одну точку, расправились, приняв нормальную форму.

— Вы не веруете,— констатировала она еще раз.

Аманда все еще колебалась.

— Я ученый.

— Кому интересны детские годы Бернадетты?

— Это крайне важная часть моего исследования. Ведь то, что Бернадетта думала или делала накануне видений, имеет огромнейшее значение. Судя по всему, отцу Рулану это показалось не столь уж важным, иначе он приложил бы более настойчивые усилия, чтобы приобрести у вас первую часть дневника.

— Ничего он не приобрел бы, потому что этого я бы ему ни в жизнь не продала.

Аманда озадаченно нахмурила брови.

— Может быть, я что-то недопоняла, но, насколько мне известно, вы показали ему эти начальные страницы дневника, а он прочел их и пришел к выводу, что они не представляют большого интереса. Разве что в качестве музейного экспоната, но не такого, за который стоило бы продолжать борьбу.