На далеких окраинах. Погоня за наживой - Николай Николаевич Каразин

Этот старик и был тот самый «проклятый казак», раздосадовавший так таинственного всадника.

– Нас немного, и мы бы не устояли на пути, то есть оно, может быть, сами-то и отбились бы, но скотину нашу не отстояли бы ни за что, – говорил старик. – Ты говоришь, сколько этих собак было? – обратился он к своему сыну Прокопу.

– Человек двадцать пять, одвуконь2 все, я хорошо разглядел! – отвечал молодой казак, осторожно кладя на дно опрокинутого стакана недогрызенный кусочек сахара.

– Да ты близко ли подъезжал? – пытливо посмотрел Ефим Мякенький в глаза своему сыну.

– А то нет?! – Прокоп тряхнул головой. – Одежду я взял у Девлетки-работника и малахай его надел, чтобы не так в глаза бросилось с первого разу; а поехал на саврасом; тот лихо скачет, так чтобы, не ровен час, удрать можно было… Ну, подобрался я к ним сзаду, от могилы еду эдак себе сторонкой, словно сам по себе; мне-то все видно, а им за мазарками не видать…3 Кони все на приколах, важные кони; у стены пики поставлены; ружья у всякого, снаряд в порядке, известно – барантачи4. Я, было, еще ближе подъехал, да «саврасый» – прострели те брюхо – как заржет, те и встрепенулись. Не успел я с бархана спуститься, а мне наперерез двое, сзаду четверо, а один, как есть около самого меня, леший его знает, откуда выскочил; гикнули; я ходу, без памяти гнал. Мосола на дороге встретил, кричу: беги, черт, трухмены! Заметался он, сердечный, лошаденка под ним хромая была (соловой, что у балдуевцев дорогой купили). Ну, его и накрыли…

– Убили, что ль?

– А не знаю; взвыл он волком; должно, ножом куда пырнули, не видал. Уж у самого саксаула отстали, проклятые. Кабы не савраска, где удрать, то есть ни в жисть…

– Но ведь и нас человек пятнадцать, – заметил Симсон, – силы почти равны, можно было бы идти!

– А тебе, купец, хозяйского добра не жалко, что ли? Коли не жалко, так мы свою скотину бережем. Они на нее больше и зарятся! – произнес Ефим.

– Известно, до волов наших добираются, а то что им еще? Нет, надо погодить!

– Да долго ли ждать придется? – нетерпеливо перебил Симсон и встал на ноги.

– А сколько придется. Благо, спасибо Владычице Небесной, место привольное Бог послал: топливо, вода, припасу у нас всякого много, корм есть, чего не ждать? Вот коли бы где на песках довелось али вот середь голого места, ну, тогда все одно – пропадай. Отсидимся!

– Надысь Калашниковы эдак тоже отсиделись! – вставил, со своей стороны, Прокоп.

– Долго ждать нас не станут, им тоже кормиться надо, откроют нам дорогу, это верно! – утешал нетерпеливого англичанина старый казак.

– Я должен к сроку!..

– Какие тут в степи сроки!.. Мы еще таких и не слыхали, – улыбнулся Прокоп. – Вечеряет, батька, пора волов поить. Я пойду!

– Время. Скажи там на кургане, больно огонь широко распустили, балуются со скуки, как бы чащу не запалили, беды наживем!

– Ладно, скажу. За угощение благодарим покорно! – протянул Прокоп Симсону свою руку и вышел из палатки.

– Будем ждать! – вздохнул англичанин.

– Выждем… – как бы про себя произнес Ефим.

– Батька, всполох на кургане! – крикнул Прокоп, вбегая в палатку.

Симсон побледнел, закусил губу и, захватив в охапку револьвер и свою двустволку, кинулся к выходу.

– Всех к волам… загонять живо! – ревел Ефим Мякенький и полез на верх паровика, чтобы осмотреться кругом и сообразить степень опасности.

На сторожевом кургане темная фигура махала жердью с навязанной на конце тряпкой. По саксаулу шел гул и треск: волы ревели и, сгоняемые всеми погонщиками, приближались к вагенбургу. Несколько верблюдов, задрав хвосты и пугливо поглядывая по сторонам, метались, натыкаясь на повозки; саврасый жеребец ржал и рвался на приколе. Четыре киргиза вместе с Прокопом раздвигали возы, чтобы пропустить скотину внутрь лагеря.

Кругом же все было спокойно; ничего подозрительного не было заметно, и Эдуард Симсон взмостился на паровик, где стоял уже старый Ефим и внимательно осматривал замок своей ружницы.

Сторожевые оставили курган, и между саксаулом мелькали их шапки, быстро приближающиеся к лагерю.

– Что за черт, – произнес Ефим, – какая такая беда?..

– Кажется, нас потревожили даром эти трусы… – начал Эдуард Симсон.

– Погоди, – остановил его старик. – У тебя ружье далеко стреляет?

– А что?

– Вон до того кургана хватит?

Он указал на курган, где стоял перед этим сторожевой пикет. Огонь, не поддерживаемый более, стал гаснуть, дым опал и расползался понизу, клубясь между кустами. На красноватом фоне вечернего неба мелькнула тонкая черточка, рядом с ней другая…

– Видел?

– Что такое?

– Пики трухменские. Берегись!..

Симсон чуть не полетел со своего возвышенного поста, так он порывисто отшатнулся и ухватился рукой за веревки ближайшего закрутка.

Старик снял шапку и набожно перекрестился.

О выпуклый, металлический бок паровика, испещренный закругленными головками болтов, что-то звонко щелкнуло, расплюснулось и, оставив чуть заметный знак, отскочило. Клуб дыма вспыхнул на кургане, донесся звук выстрела. У подножья кургана мелькнули красные халаты и блеснула кольчуга. Силуэт всадника показался еще раз, к нему прибавилось еще двое…

– Отвечай, – шепнул Ефим Симсону. – Мое ружье не достанет!

Симсон приложился.

– Задирать ли их? – приподнял он голову и вопросительно смотрел на старого казака.

– Стреляй. Надо их постращать, а-то очень расходятся… Я их натуру знаю!

– Есть! – крикнул с угла Прокоп, наблюдавший за результатом выстрела английской двустволки.

Симсон ничего не видел за дымом. Когда дым рассеялся, то вершина кургана оказалась пуста.

– Может, теперь отстанут! – произнес Ефим.

Атаки барантачей более не повторялись; с их стороны это была только простая рекогносцировка.

Однако эта попытка заставила обозников удвоить свою осторожность. Волов на ночь так и не выгоняли из-за возов. Прокоп сам залег в саксауле, невдалеке от вагенбурга, и от его чуткого уха не ускользнул бы ни один, сколько-нибудь внушающий подозрение, звук. На паровике, как на самом высоком пункте, сидел сменный сторожевой. Эдуард Симсон был в тревожном состоянии и волновался.

«Вот приятная перспектива, – думал он. – Пожалуй, если одолеют они нас, в плен попадемся, увезут, черт знает куда…»

Он немного трусил. Ему представились все ужасы плена в степи у дикарей, он припомнил все, что читал до сих пор об этом, начиная с рассказов Мунго Парка5 до последних газетных известий.

– И отчего это конвоя не дают торговым караванам? Что за беспечность такая относительно наших интересов? Ну вот, возможна ли правильная торговля… А, что такое? Кажется, шумят в той стороне?

– Нет, ничего, – спокойно отвечал Ефим, – это ветер в саксауле; ну, оно и гудит!

– А что, они обыкновенно убивают тех, кто при караванах, или в