Сотканный мир - Клайв Баркер

– Какое будущее?!Погляди на нас! – все потупились; они знали, что представляют собой жалкое зрелище. – Мы последние из Чародеев. У нас не будет потомков, и вы это знаете. Так что хватит болтать о будущем.

– Но это не так, – попробовала возразить Сюзанна.

– Тебе легко говорить.

– Заткнись, Хэмел! – крикнул Нимрод.

– И не подумаю!

– Она здесь, чтобы помочь нам.

– Хватит с нас ее помощи! – взвизгнул Хэмел.

Многие поддержали его пессимизм.

– Она Кукушонок! – закричал кто-то. – Пусть убирается к своим и оставит нас в покое!

Сюзанне жутко хотелось и вправду уйти, чтобы не выслушивать оскорбления. Но она должна была остаться, ради Нимрода, де Боно и других, кто сохранил еще здравый смысл. К тому же она понимала, что в их словах есть доля истины. Она потеряла только свою мечту; они потеряли весь мир.

Новый голос вмешался в спор. Она удивилась, услышав его: это была Аполлина.

– Я не собираюсь идти на смерть ради кого-либо, – сказала она. – И особенно ради тебя, Хэмел.

Она напомнила Сюзанне Иоланду Дор в Доме Капры. Всегда находилась женщина, защищающая жизнь.

– А Шэдвелл? – спросил кто-то.

– А что он? Хочешь убить его, Хэмел? Ладно, я подарю тебе лук со стрелами.

Некоторые рассмеялись.

– У нас нет детей, – сказал Хэмел. – Ты сама, сестра, не выглядишь способной к деторождению.

Аполлина повернулась к нему.

– Хочешь попробовать?

– У меня есть жена, – скривился Хэмел.

Аполлина сделала непристойный жест, и он плюнул в ее сторону. Она плюнула в ответ, куда удачнее. Он с криком ярости бросился на нее, кто-то вмешался, и цивилизованные дебаты закончились.

Сюзанна с тяжелым сердцем наблюдала, как Нимрод пытается утихомирить собрание. Ей нужно было о многом поговорить с Чародеями, о многом их спросить, но не в такой обстановке.

Хэмел с разбитым носом покинул комнату, громко проклиная Аполлину и Сюзанну. Две дюжины ушло вслед за ним.

У оставшихся не было никакого желания продолжать обсуждение. Кое-как договорились, что они укроются в безопасных местах и подождут зимы.

2

Сюзанна рассталась с Нимродом, объяснив ему, как найти ее в Лондоне. Она была совершенно измучена и хотела отдохнуть.

Просидев дома две недели, она поняла, что воспоминания могут довести ее до безумия, и вернулась к работе в студии. Неторопливый ритм гончарного дела успокаивал; к тому же, вылепливая горшки, она хоть как-то приближалась к творению миров, которое успела испытать, и по которому остро тосковала. Так ей удавалось сдерживать меланхолию.

Скоро на ее пороге возник Финнеган, такой же элегантный, и пригласил ее на ужин. Он не забыл о ней, пока с ней происходили все невероятные приключения, и она была благодарна ему за это. Однако, когда он предложил ей незамедлительно выйти за него замуж, она сказала, что не сможет стать женой банкира. На следующее утро он прислал ей букет цветов и записку: «Готов сменить профессию». С тех пор они виделись регулярно. Его манеры и дружеская теплота отвлекали ее от все еще появляющихся мрачных мыслей.

Иногда, хоть и редко, она встречалась с Чародеями. Они приносили неплохие новости. Многие из выживших устроились вполне благополучно.

Еще лучше было то, что Шэдвелл с Хобартом не появлялись. Ходили слухи, что Хэмел пытался разыскать торговца, но потерпел неудачу.

Что касается остатков его крестоносного воинства, то некоторые из них заслужили прощение сородичей. Другие, не выдержав разочарования, сошли с ума или даже покончили с собой. Она знала, что были и те, кто покинул Фугу, ни в чем не раскаиваясь и продолжая творить насилие. Но они не ушли далеко.

Она слышала и о том, что Кэл постепенно приходит в себя, но сама с ним не общалась. Отчасти она не хотела привлекать внимания врагов, но больше боялась непонимания. Между ними стояло слишком много, чтобы быть любовниками. Они видели вместе Небо и Ад, и соскользнуть после этого в житейскую рутину казалось невозможным.

Кэл должно быть чувствовал то же, поскольку не делал попыток разыскать ее. Да это было и не нужно: она и так постоянно чувствовала его близость. Иногда она жалела, что не может любить его, как обычные люди, но их соединяло большее, чем любую другую пару. Целый мир.

3

В середине октября ее работа приобрела новое звучание. По какой-то причине она забросила горшки и тарелки и занялась скульптурой, восхищающей ее новых почитателей.

Тем временем Финнеган нажимал на нее все настойчивей. Она думала, что в его характере есть нечто мазохистское – после полудюжины отказов цветы и приглашения в рестораны продолжали поступать с прежней аккуратностью.

Она много размышляла о том, какой из двух миров реальнее – тот, где существовала улыбающаяся Сюзанна, выпачканная в глине, или тот, где она стояла лицом к лицу с драконами. Конечно, так могут думать лишь Кукушата. Оба этих мира реальны, но иногда ей остро не хватало второй реальности. Обыденность мира, где она жила, порой становилась невыносимой.

Менструм в ней тоже успокоился, хотя в Королевстве были места, где он начинал волноваться, где она чувствовала биение неведомой силы под землей. Кукушата тоже ощущали эту силу, окружая такие места суеверным поклонением; некоторых из них стояли церкви.

Большую часть жизни она связывала власть с политикой или деньгами. Теперь она поняла, что истинная власть – воображение. Даже Финнеган, когда она просила его рассказать о своем детстве, как-то расцветал, и она видела, как ореол над его головой становился ярче. Тогда она вспоминала книгу Мими:

«То, что можно вообразить, неистребимо».

В эти дни она была даже счастлива.

4

Потом в середине декабря, хрупкий покой неожиданно взорвался.

В тот день, 17-го, землю сковало льдом. Сюзанна сидела у себя в студии, дрожа от холода в двух толстых свитерах и пыталась справиться с неподатливой глиной.

Тут к ней без предупреждения явилась Аполлина, вечная вдова, с головы до ног в черном.

– Нужно поговорить, – выпалила она с порога.

Сюзанна расчистила для нее место среди гончарного хаоса. Но она не села, а остановилась у окна, глядя в него, пока Сюзанна мыла руки.

– За тобой что, следят?

– Не знаю. Может быть.

– Хочешь кофе?

– Лучше чего-нибудь покрепче.

Сюзанна достала бутылку бренди и плеснула в чашку щедрую порцию. Аполлина осушила ее одним глотком и валила еще, потом спросила: – Ты видишь сны?

– Какие сны?

– Нам всем снятся сны.

Поглядев на нее, Сюзанна усомнилась, что она вообще спала последние несколько дней.