Избранное - Белькампо

Старый мост долго и послушно нес тяжесть могучей гранитной балюстрады. Массивные столбы глубоко проникали своим основанием в тело моста. Свинцовые кольца плотно охватывали подножие каждого столба, чтобы внутрь паза не просочилась вода.

Свод моста с силой давил на замковый камень. Хорошо еще, что это был камень, а не живое существо. Иначе бы ему долго не продержаться. Скоро обе половины моста обрушились бы друг на друга. Или упали в воду, увлекая за собой мертвую рыбу.

Облицовка канала медленно ветшала, кусочки щебня время от времени осыпались в воду. Совсем редко, незаметно для глаза. Вода скрывала их на илистом дне морской кунсткамеры.

Рыба продолжала медленно плыть, не шевеля хвостом, а лишь слегка подрагивая плавниками. Она проплыла темную полосу воды, там, где тело моста загораживало свет. Вот она миновала еще одни перила, у которых не было никого. Пусто.

Среди этих маленьких событий лишь человек был полностью недвижим. В рваном башмаке, в спущенных носках.

В прежние времена семьи, как известно, были большими, и почти в каждой такой семье была своя тетушка, оставшаяся незамужней. Старая дева была притчей во языцех не только в жизни, но и в романах. Она неизменно появлялась там, где требовался уход за больными или новорожденными. Если мать умирала родами, тетушка оставалась в семье и заботилась о ребенке, пока вдовец не подыскивал себе новую супругу. Излишне говорить, что ей самой плотские радости были бесконечно чужды. У нее было иное предназначение. Трагизм ее фигуры был заметен всем, кроме самой тетушки. Так оно всегда и бывает с любыми трагедиями. Тетушка, к примеру, всей душой жалела тех несчастных, которым выпало тянуть лямку супружеских и (о ужас!) не только супружеских союзов. Это чувство сострадания, похоже, укрепляло ее в трудные минуты и даже вносило некоторую радость в ее собственное существование. Тетушка не докучала семье своими визитами, но, когда она появлялась, по дому пробегала волна оживления. Так бывало в ее лучшие годы, примерно от тридцати до пятидесяти. Потом все менялось. Семьи ее братьев и сестер подрастали, в ее помощи больше никто не нуждался, да и вообще с возрастом она становилась просто анахронизмом. Прежде уважительное отношение к ней уступало место жалости, а то и просто легкомысленной насмешке.

Через все это прошла и тетя Кларисса, которая годами везла на себе целую кучу дел, словно рабочая лошадь на мельнице. Впрочем, ее давно уже списали за ненадобностью, а сама она перестала напоминать рабочую лошадь и походила скорее на мельницу. Неестественно прямая, высокая, голенастая, она двигалась, размахивая длинными руками, словно ветряная мельница крыльями. Вот почему прошлой зимой, обсуждая, какую поставить во дворе снежную бабу, семейство Боудевейнс в один голос воскликнуло:

— Сделаем такую, как тетя Кларисса!

В тот же вечер снежная копия тетушки, несколько больше натуральной величины, была воздвигнута во дворе. Ночью подморозило. Прямая, плоская фигура, во всех деталях повторяющая оригинал, безмолвным стражем возвышалась перед домом. Правда, фигура отличалась по цвету. Костюмы тетушки с возрастом приобрели особенно мрачный оттенок, а снежная баба была вся в белом, как привидение. Наверно, в этом тоже была своя символика. Теперь, когда ее работящие руки стали не нужны семье, дух ее возвратился сюда, оберегая дом от дурного глаза. А разве не она вносила плату за обучение каждого из детей? Не она ли выплачивала взносы в больничную кассу? Наконец, все Боудевейнсы занимали большое место не только в ее сердце, но и в ее завещании.

Но все тетушкины благодеяния не могли заслонить того смехотворного впечатления, какое производила ее внешность. И вполне понятно, почему Ян, один из детей, не поленился встать на следующее утро пораньше и просверлить снежной бабе глубокие глазницы, украсив их двумя блестящими угольками. Это придало фигуре по-истине устрашающий вид. Для большей выразительности он проделал на месте рта прямоугольную щель, в глубине которой разместил три черных зуба и старую папину трубку, а довершил картину нашлепкой из снега на крючковатом носу. Так добрая фея сего дома превратилась в злобную каргу. Когда отец с матерью обнаружили это — Ян уже был в школе, — они пришли в негодование, но не могли тут же не рассмеяться: такая невинная это была шутка.

В тот же день Виллемина с шутливым ужасом спросила за обеденным столом:

— А что, если тетушка придет в гости?

— Ты же знаешь, зимой тетушка теперь не выходит, — успокоил ее отец.

Так и стояла снежная баба, облаченная в корсет и смехотворный капот, перед домом Боудевейнсов, настороженно озирая улицу сверкающими угольками глазниц.

Можно себе представить, как изумилось семейство, когда однажды во двор явился полицейский в сопровождении двоих официального вида людей. Пришельцы начали внимательно изучать снежную бабу, даже измеряли ее и делали какие-то пометки. Когда отец попробовал выяснить цель их прихода, в ответ он услышал лишь сдержанное:

— Об этом вы узнаете позже.

Домочадцы, прильнув к окну, терялись в догадках. Сошлись на том, что их снеговик одержал победу на конкурсе снежных скульптур. А когда один из незнакомцев достал фотоаппарат и несколько раз щелкнул ледяную «тетю Клариссу», они окончательно уверились в своем предположении. Так и есть, фантазировали они, первая премия на городском конкурсе, наверняка поездка на какую-нибудь европейскую выставку скульптуры.

Но увы, тетушка Кларисса простояла еще долго, пока весеннее солнце не растопило ее, а никаких известий о городском конкурсе так и не поступило.

Зато каким невообразимым оказался текст письма, брошенного в их почтовый ящик, когда летнее солнце уже вовсю слепило глаза. Обычно почту приносили в обеденное время, что было очень кстати. Глава семейства начал читать письмо вслух. Голос его задрожал, как у человека, в жизнь которого вторгается сила, неподвластная разуму.

«Повестка в суд. Окружной прокурор г. Амстердама настоящим предлагает господину Херману Питеру Боудевейнсу (род. 3 октября 1915 г., Амстердам), проживающему там-то и там-то, явиться 12 июня 1961 г. в 14 час. 15 мин. на Принсенхрахт на заседание окружного суда г. Амстердама, рассматривающего дело по обвинению поименованного господина в том, что 6 февраля с. г. между пятнадцатью и восемнадцатью часами он возвел, с. q.[127] способствовал возведению постройки, подпадающей под действие ст. 1 Положения о городском строительстве. Означенная постройка возведена без предварительного на то согласия бургомистра и муниципалитета г. Амстердама, а кроме того, нарушает следующие статьи Положения…»

— Ошибка, наверно, — перебил сам себя отец.

Конверт переходил из рук в руки, ошибки быть не могло, на конверте стоял их адрес.

Отец продолжил чтение:

— «Первое. Строительная площадка не была засыпана песком, как предусматривает ст. 36 „в“ указанного Положения.

Второе. Постройка не отвечает медицинским требованиям, изложенным в ст. 38 „а“, а именно: ротовая полость фигуры находится в крайне запущенном состоянии, недопустимом в пределах округа».

— Тетя Кларисса! — закричал кто-то из детей. — Это же наша снежная баба!

— Так это работа тех троих. Помните, там был и полицейский?

— Да нет же, это шутка, первоапрельский розыгрыш.

— Читай дальше, отец, — остановила спорщиков мать.

— «Третье. Строение выходит за красную линию фасадов домов, даже если бюст изображаемой персоны рассматривать как крыльцо постройки».

— Слышала бы тетя! — раздался смешок. — Ее бюст — крыльцо, ха-ха!

— Тихо вы!

— «Четвертое. Сооружение не укреплено фундаментом.

Пятое. Согласно ст. 48 Положения, материалом для изготовления несущих конструкций балконов, застекленных веранд и эркеров должны служить сталь, железобетон, камень. Поскольку корсет фигуры может рассматриваться как несущая конструкция, имеет место нарушение данной статьи.

Шестое. В нарушение ст. 128 постройка не снабжена канализацией для стока дождевых вод, бытовых и промышленных отходов, нечистот».

Последнее слово вызвало бурю негодования.

— Как! Нечистоты у тети Клариссы! — закричали дети.

— Разве снежная баба может наделать кучку? — удивилась младшая девочка.

— Да, после нее и вправду осталась грязная кучка, — задумчиво, как бы про себя, сказала Лиза.

Внезапный настойчивый звонок положил конец шутливым, негодующим и насмешливым возгласам. Все побледнели, как будто в центре стола вспыхнул резкий белый свет, блики которого легли на лицо каждого.

Отец встал из-за стола.

— Чему обязаны удовольствием видеть тебя, дорогая Кларисса?

Последовала долгая пауза, во время которой тетушка высвободила волосы из-под шляпы, отстегнула шляпные булавки и отбросила наконец свою защитную скорлупу. За это время все кое-как пришли в себя, но придумать какой-нибудь отвлекающий маневр никто не успел. С первого взгляда тетушка поняла, что в доме происходит что-то необычное. Возможно, следует винить самых младших, которые еще не усвоили привычку мгновенно окутывать свои переживания дымовой завесой. Обмен приветствиями вопреки обыкновению вышел скомканным и ненатуральным.