Слово товарищу Сталину - Ричард Иванович Косолапов

К памяти о Ленине в этой речи Сталин припадает в третий раз.

И финал:

«Под знаменем Ленина, вперед к победе!»

20. Ни шагу назад! Приказ Народного комиссара обороны Союза ССР № 227 23 июля 1942 года. Заголовок составителя.

Сталин жестко высказывает отступающей армии все, что он о ней думает, высказывает всем — равно и без изъятия, — бойцам и генералам, комиссарам и командирам. Он не превышает своей власти, обращаясь к армии по мандату доверия страдающего народа. «Население страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, — с горечью отмечает Сталин, — начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама бежит на восток».

Сталин доносит до сознания каждого воина беспощадную правду о наших гигантских потерях в людях, хлебе, металле и топливе. Неумным индивидам, которые «утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток», он указывает на резкое сокращение и ограниченность наших ресурсов, на ту элементарную и вместе с тем полную гуманистического смысла истину, что «территория Советского Союза — это не пустыня, а люди — рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, дети… У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба, — указывает Верховный Главнокомандующий. — Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину».

И вывод:«… Пора кончать отступление.

Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв».

На первый взгляд может показаться, что это вопль отчаяния, на который бегущая, деморализованная армия уже не обратит внимания. Поди — останови!.. В действительности за приказом № 227 как огромная стратегическая, военно-политическая интуиция, так и строгий, почти математический, расчет. Если 7 ноября 194! года Сталин заявил, «что мы можем и должны победить немецких захватчиков», то теперь наступает момент осуществления этой возможности и выполнения этого долга. Урочный «годик» кончается. Сталин знает, что отлаженная по-военному промышленность не только снабжает Красную Армию всем необходимым, но и уже обеспечивает ей перевес по всем видам вооружений и боевой техники (пока что кроме авиации). Он знает также положение в стане и в тылу противника. Материальная база успеха в основном создана. Она вот-вот сулит отдачу. И центр тяжести переносится на субъективный фактор. Главковерх ухватывается за основное звено в цепи событий, устраивает армии встряску, приводя ее в чувство.

«Наша Родина переживает тяжелые дни, — гласит приказ. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам. Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас, в ближайшие несколько месяцев — это значит обеспечить за нами победу».

Сталин берет быка за рога: чего нам не хватает? И бьет не в бровь, а в глаз: не хватает порядка и дисциплины в подразделениях, частях, соединениях.

Основное внимание Сталин уделяет повышению требовательности к командному составу всех степеней, суровому спросу с тех. кому доверена судьба рядовых бойцов. «Нельзя терпеть дальше командиров, комиссаров, политработников, части и соединения которых самовольно оставляют боевые позиции, — говорится в приказе. — Нельзя терпеть дальше, когда командиры, комиссары, политработники допускают, чтобы несколько паникеров определяли положение на поле боя, чтобы они увлекали в отступление других бойцов и открывали фронт врагу.

Паникеры и трусы должны истребляться на месте.

Отныне железным законом для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования.

Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо, как с предателями Родины».

Приказ № 227, несмотря на то, что в 1942 году его знала вся армия, долго не был известен широкой общественности. Он опубликован только в начале 90-х годов и вызвал немало самых разноречивых, подчас взаимоисключающих откликов. «Документ сыграл свою роль в укреплении морального духа и воинской дисциплины, — признает академик А. Самсонов. — Может быть, его категоричный и жесткий тон был и необходим». В то же время историк не удержался от упреков и даже поучений. «…Особая суровость приказа № 227 состояла в том, что он исключал возможность учета конкретных ситуаций, в том числе когда войска попадали в безвыходное положение, и только отход мог их спасти. Ведь суть этого грозного документа такова: любое отступление без особого распоряжения вышестоящего командования категорически запрещалось. За невыполнение — расстрел. Хотя в маневренной войне сдача позиций, как известно, может быть тактическим ходом» (За Родину, за Сталина! 1991. № 2. С. 2).

При всем уважении к А. Самсонову, фронтовику и ученому, я, однако, не думаю, что Сталин хуже его понимал или же вовсе игнорировал диалектику маневренной войны. Приказ отдавался им в определенный конкретно-исторический момент, учитывал неповторимое состояние войск середины лета 1942 года и преследовал совершенно определенную, стратегически поворотную цель. Это, если угодно, был акт «шоковой терапии», обоснованный и оправданный как уже накопленным более чем годовым опытом боевых операций, так и последующим ходом событий на советско-германском фронте.

С особым рвением смаковали этот «драконовский» документ «демократы», придиравшиеся к двум положениям. Во-первых, приказ объявлял командиров и политработников, самочинно отводящих войска с занимаемых позиций, «предателями Родины». Во-вторых, в нем предлагалось учесть (о ужас!) опыт противника, «поучиться… у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов, и одержали потом над ними победу», — сформировать штрафные батальоны для «провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости» и заградительные отрады «в непосредственном тылу неустойчивых дивизий» для наказания на месте трусов и паникеров.

Я понимаю чувства многих людей. Давно отошедшие от фронтовой обстановки или же вовсе не нюхавшие пороха, они часто с неприязнью и нервным ознобом воспринимают подобные реальности войны. Но никто не способен ответить на вопрос, а могло ли быть иначе, или, вернее, возможен ли был без этих «невежливых» мер Сталинград. Можно произнести много осуждающих и душеспасительных речей, выказать свой демократизм и альтруизм, но все это будут, так сказать, «излияния мимо»… Не следует забывать специфику жанра. В руках у нас не исторический трактат, а боевой приказ, не остывшая головешка, а пылающий факел.

Вспомним монолог Пимена из «Бориса Годунова»:

На старости я сызнова живу,

Минувшее проходит предо мною —

Давно ль оно неслось, событий полно,

Волнуяся, как море-окиян?

Теперь оно безмолвно и спокойно.