Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту - Цицерон Марк Туллий

CCCXXXVI. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., VIII, 5]

Формийская усадьба, 23 (?) февраля 49 г.

1. После того как я за семь дней до календ на рассвете отправил тебе письмо насчет Дионисия, вечером ко мне в тот же день явился сам Дионисий, побужденный, как я предполагаю, твоим авторитетом. И, в самом деле, о чем другом мне подумать? Впрочем, он склонен раскаиваться всякий раз, как совершит какой-нибудь безумный поступок. Но он никогда не был более сумасшедшим, нежели в этом деле: ведь — об этом я не писал тебе — впоследствии я узнал, что от третьего мильного камня1495 он тогда шел

Часто в воздух рога напрасно вонзая в злобе1496,

после того как он, говорю я, сказал много дурного на свою голову, как говорится. Но вот моя мягкость! В одну связочку с письмом к тебе я вложил суровое письмо к нему. Я хочу, чтобы оно было возвращено мне, и только по этой причине послал в Рим слугу Поллекса. Но я пишу тебе для того, чтобы ты, если бы оно случайно было вручено тебе, позаботился отослать его мне, чтобы оно не попало в его руки.

2. Если было бы что-либо новое, я написал бы. Я в колебании, ожидая событий в Корфинии, где будет решено дело спасения государства. Связочку с надписью «Манию Курию», пожалуйста, позаботься отослать ему, а Тирона препоручи Курию и попроси давать ему, если ему что-нибудь понадобится на расходы.

CCCXXXVII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., VIII, 7]

Формийская усадьба, 23 (?) февраля 49 г.

1. Только одно остается нашему другу1497 для полного позора — не прийти на помощь Домицию. «Но никто не сомневается в том, что он придет для поддержки». — Я не думаю. — «Так он покинет такого гражданина и тех, кто, как ты знаешь, вместе с ним1498, особенно когда у него самого тридцать когорт?». — Если я не ошибаюсь во всем, покинет. Он невероятно испугался, склонен к одному только бегству. Его спутником (ведь я вижу, каково твое мнение) я, по-твоему, должен быть.

2. У меня же есть, от кого бежать1499, но мне не за кем следовать. Что же касается того, что ты хвалишь и называешь достойными упоминания мои слова, что я предпочитаю быть побежденным вместе с Помпеем, нежели победить с теми, то я, правда, предпочитаю, но с тем Помпеем, каким он был тогда или каким мне казался; но если я предпочел с этим, который обращается в бегство раньше, чем знает, перед кем или куда бежит, который предал наше дело, который покинул отечество, покидает Италию — то достигнуто: я побежден. Что касается остального, то я не в состоянии видеть ни тех дел, которые я никогда не боялся увидеть, ни, клянусь, того1500, из-за которого мне приходится быть лишенным не только своих, но и самого себя.

3. Филотиму я написал насчет денег на дорогу — либо от Монеты1501 (ведь никто не платит), либо от твоих лагерных товарищей Оппиев1502. Прочие соответствующие указания я дам тебе.

CCCXXXVIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., VIII, 8]

Формийская усадьба, 24 февраля 49 г.

1. О позор и оттого несчастье! Ведь мое мнение таково, что несчастьем является именно то или, лучше, одно только то, что позорно. Он1503 выкормил Цезаря; его же вдруг начал бояться; ни одного условия мира не одобрил; для войны ничего не подготовил; Рим оставил; Пиценскую область потерял по своей вине; в Апулию забился; стал собираться в Грецию, не обратившись к нам и оставляя нас непричастными к его столь важному, столь необычному решению.

2. И вот вдруг письмо Домиция к нему, его — к консулам. Мне показалось, прекрасное блеснуло перед его глазами, и тот муж, каким он должен был быть, воскликнул:

Подымайся ж, Клеон, на борьбу выходи, Строй мне козни свои, клеветою грози! Справедливость и правда — союзники мне1504.

И вот он, распростившись с прекрасным, направляется в Брундисий. Домиций же, услыхав об этом, и те, кто был вместе с ним, говорят, сдались. О злосчастное дело! Поэтому скорбь не дает мне писать тебе дальше. Жду твоего письма.

CCCXXXIX. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., VIII, 9]

Формийская усадьба, 25 февраля 49 г.

1. Что мое письмо1505 стало общим достоянием, как ты пишешь, меня не огорчает, тем более что я и сам многим дал его переписать. Ведь и уже случилось и угрожает такое, что мне хочется, чтобы мое мнение насчет мира было засвидетельствовано. Но когда я склонял к нему именно того человека1506, мне казалось, что я легче всего подействую на него, сказав, что то, к чему я его склоняю, соответствует его мудрости. Если я, склоняя его к спасению отечества, назвал ее «удивительной», то я не побоялся показаться угодливым по отношению к тому, кому я в таком деле с радостью бросился бы в ноги. Слова же: «Удели немного времени» касаются того, чтобы он немного подумал не о мире, а обо мне самом и моем долге. Далее, относительно моего заверения, что я был непричастен к войне, хотя это и очевидно из обстоятельств, тем не менее я написал для того, чтобы при увещевании иметь больше авторитета; к этому же относится то, что я одобряю его дело.

2. Но к чему это теперь? О, если бы была какая-нибудь польза! Право, я хотел бы, чтобы это письмо было оглашено на народной сходке, если даже он сам1507, когда писал тому1508, выставил в общественном месте то письмо, в котором говорится: «За твои достославные деяния...»1509 (не более ли славные, чем его собственные, чем Африканского1510? Этого требовали обстоятельства), если даже вы, два таких мужа1511, у пятого мильного камня1512 — что он именно теперь обещает, что делает, что намерен делать? Насколько более дерзко будет он уверен в своем деле, когда увидит вас, когда увидит подобных вам не только в полном составе, но и с поздравлениями, с радостью на лицах! «Следовательно, мы совершаем оплошность?» Вы, по крайней мере, меньше всего, тем не менее перепутываются признаки, по которым добрую волю можно было бы отличить от притворства. Какие же постановления сената я предвижу? Но я откровеннее, чем предполагал.

3. В Арпине я хочу быть в канун календ, затем странствовать по своим усадебкам; в возможности посетить их впоследствии я отчаялся. Твои благородные, однако, применительно к обстоятельствам, не лишенные осторожности советы мне очень нравятся. Лепид, по крайней мере (ведь мы почти повседневно вместе, что ему очень приятно), никогда не соглашался оставить Италию; Тулл1513 — еще менее того: ведь его письма часто попадают ко мне от других. Но их мнения меньше действуют на меня: меньше залогов дали они государству. Твое же авторитетное мнение, клянусь, очень сильно действует на меня; ведь оно несет с собой способ восстановления на будущее время и защиты в настоящее. Но, заклинаю тебя, что может быть более жалким, чем то, что одному1514 достаются рукоплескания в позорнейшем деле, другому1515 — оскорбления в честнейшем? Что один считается спасителем недругов, другой — предателем друзей? И, клянусь, хотя я и люблю нашего Гнея, как я и делаю и должен, тем не менее то, что он не пришел на помощь таким мужам1516, не могу похвалить. Ведь если он боялся, то что малодушнее? Если, как полагают некоторые, полагал, что его дело улучшится от истребления тех, то что несправедливее? Но опустим это; мы ведь усиливаем боль новым прикосновением.