Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы - Андрей Валентинов

В общем, выходило очень плохо. У Великого Вождя – великие замыслы. Например, слегка припугнуть подзабывшую 18-й год страну, заодно стравив излишне возомнивших о себе сторожевых псов, как «малиновых», так и «лазоревых». А из-за всего этого Михаилу Ахилло придется умирать, причем довольно скоро. Предателям и шпионам все-таки легче. Гестапо, сигуранца, дефензива, а также Второе бюро и Интеллидженс сервис, плохо ли, хорошо ли, но защищают своих подопечных. А честный контрразведчик мог надеяться лишь на чудо. Увы, чудеса в этой стране случались все реже и реже…

Черная машина больше не заезжала за Михаилом. Он договорился, что на пару дней Теплый Стан оставит его в покое. «Лазоревые» согласились весьма охотно, и капитан решил, что в эти дни, вероятно, намечается нечто важное, например новый эксперимент Тернема, который не требует лишних свидетелей.

…Большой Дом показался каким-то пустым и мертвым. С доски почета исчезли фотографии, на многих кабинетах поменялись таблички, а знакомые косились на капитана с таким видом, будто перед ними предстал призрак. Первым делом Михаил заглянул к Альтману и сразу же наткнулся на незнакомого секретаря. Спрашивать он ни о чем не стал, а подтверждение своей догадки услыхал в коридоре, буквально через три минуты – полковника арестовали позавчера…

Ахилло передал рапорт о работе на «объекте» в приемную наркома и не спеша направился в знакомый кабинет, где работал еще с покойным Айзенбергом. Рапорт капитан составил утром, за пятнадцать минут, подробно описав самолет, пилота и меры безопасности при загрузке в Тушино. Весь этот бред вполне соответствовал приказу, полученному от Ежова. Тот, конечно, будет недоволен, но Михаилу было уже все равно.

…Сумрачный Карабаев сидел за столом, положив перед собою лист бумаги. Уже исписанные листы лежали тут же, образуя внушительную стопку.

– Товарищ капитан?

Прохор улыбнулся и стал по стойке «смирно».

– Разрешите доложить! Лейтенант Карабаев составляет отчет о командировке. Других происшествий не случилось…

Взгляд у сибиряка был весьма выразительным, и Ахилло понял, что серьезного разговора не будет. Он присел к столу и воспользовался девственно чистой пепельницей, сиротливо стоявшей на самом углу.

– Ну как дела, Прохор Иванович?

– В порядке, товарищ капитан! Здоровье – отличное!

Между тем на чистом листке бумаги появилась надпись: «Надо срочно встретиться!!!» Количество восклицательных знаков говорило само за себя.

– А я вот простудился слегка, – вполне естественно кашлянул Михаил.

Рука тем временем выводила: «Где? Когда?»

– Это хорошо. Здоровье – это главное. А от простуды молоко горячее помогает…

…«Сегодня в шесть, у памятника Сов. Конституции. Проверьтесь!»

– Насчет молока – это верно, – кивнул капитан. – Я его обычно с медом потребляю…

Тем временем неслышный диалог продолжался:

– «Буду. Неужели так плохо?»

– «Плохо!»

– Ну, не буду мешать, товарищ лейтенант! – Ахилло встал, наблюдая, как листок превращается в пепел. – Желаю дальнейших успехов!

Он опасался, что лейтенант переиграет, рубанув что-нибудь несусветное, типа «Служу трудовому народу!», но умница Прохор отделался непритязательным: «Благодарю, товарищ капитан!»

К встречам с агентами Ахилло относился весьма серьезно, помня первое правило резидента: погибни сам, но агента не выдай. Он не поленился съездить домой, переодеться в старое отцовское пальто, а заодно нахлобучить на голову невообразимого вида шляпу. В таком виде да еще в темноте случайный глаз его не узнает, а насчет неслучайных капитан озаботился заранее. Он покрутился по узким улочкам за Столичным Советом, а затем купил билет в кино. Ровно через полчаса после начала фильма (показывали новый шпионский боевик «Высокая награда»), Михаил пробрался к запасному выходу и через минуту был в глухом переулке.

Без одной минуты шесть он вышел на улицу Горького. Обелиск Конституции 1918 года, поставленный на месте уничтоженного памятника Скобелеву, был как раз напротив. Михаил подождал, пока проедет переполненный троллейбус, быстро прошел на середину мостовой и тут же заметил Карабаева. Прохор шел по тротуару с совершенно безразличным видом. Равнодушно скользнув глазами по окрестностям, он, не останавливаясь, миновал памятник. Капитан поспешил перейти улицу и направился следом. Вскоре Карабаев свернул направо, в невзрачный переулок, где в этот час редко можно было встретить случайного прохожего. Через несколько минут капитан был уже там. Прохор ждал его возле подъезда, через который, как помнил Михаил, можно пройти во двор, а оттуда – на соседнюю улицу.

– Добрый вечер, Прохор Иванович!

Ахилло почему-то подумал, что его нелепый вид вызовет у сибиряка улыбку, но лейтенант был невозмутим.

– Здравствуйте, товарищ капитан! Провериться бы надо…

Они свернули в подъезд, прошли черным ходом во двор и, немного подождав, вышли на улицу, такую же пустую и тихую.

– Конспирируем, Прохор?

Лейтенант промолчал, оглянулся и заговорил негромко, словно кто-то мог и вправду их подслушать:

– Тут, товарищ капитан, это… худо дело! Меня новый замнаркома выкликал, чтоб я на вас и на товарища Пустельгу бумагу составил. Будто вы и есть Кадудаль – Корфа помощник, а товарищ старший лейтенант, вроде как при вас…

Сердце сжалось, хотя Ахилло давно ожидал чего-то подобного.

– У нас вообще нехорошо. Почти половина кабинетов пустые. Кого взяли, заставляют в «Вандее» признаваться. В Свердловске был, так там ни начальника, ни заместителей – всех замели за то, что Фротто помогали…

Ахилло задумался.

– А ведь интересно получается, товарищ лейтенант! Из-за этой «Вандеи» весь наркомат скоро по частям разберут! А мы даже не знаем, существует ли она… Бумагу написали?

Прохор помотал головой:

– Не-а, товарищ капитан. Не написал. Ведь не спасет! Скажут, работал в одной группе со шпионами – и крышка. Сами же знаете: признаваться – последнее дело…

Они медленно шли по мокрой, освещенной редкими фонарями улице, и Ахилло внезапно подумал, что эта встреча, вероятно, последняя…

– А насчет «Вандеи» вы правы, – вздохнул Прохор. – То ли есть она, то ли нет… Смотрел я дела в Ленинграде и в Свердловске. Все эти диверсии вначале как обычные аварии проходили. А теперь любую поломку на Фротто списывают…

Ахилло кивнул, соглашаясь. Такая мысль тоже приходила в голову.

– Опять же, смотрел я дела по Столице. Взяли несколько групп. Ничего на них нет, одни разговоры. Сначала от всего отпирались, а потом сами себя «вандейцами» признали. Вот и верь!

– А чему вы удивляетесь, Прохор? – капитан резко повернулся. – Мы с вами в органах не первый год! Как готовили процессы – знаем. Просто теперь дошло до нашей шкуры…

– Я вот чего думаю, – невозмутимо продолжал сибиряк. – Если чего мы и нашли, то это Дом на Набережной. Да только начальство чего-то молчит. Не поверили?

– А я никому не рассказывал, – усмехнулся Ахилло. – И рассказывать не буду. Мой вам совет – молчите! Пустельга сунулся и пропал. Чья теперь очередь?

На самом деле капитан думал не только о безопасности лейтенанта Карабаева. Впрочем, сибиряк был умен и многое умел понимать без слов.

– Давеча к Бертяеву заходил, – сообщил он, словно разом позабыл о «Вандее». – Приглашал же – неудобно!

Ахилло улыбнулся. Бывший милиционер в гостях у драматурга, знаменитого своей эксцентричностью – зрелище само по себе любопытное.

– Вас его фрак не смущает? – не удержался Михаил.

– А чего – фрак? – удивился лейтенант. – Каждый в свой срок одеваться должен. Он – человек театральный, ему фрак положен… Книжку подарил! Хотел надпись сделать, но я сказал, что не стоит…

Пояснений не требовалось. В случае ареста Карабаева дарственная надпись могла дорого обойтись автору…

Не дойдя до конца улицы, Прохор оглянулся и кивнул в сторону темной подворотни. Ахилло удивился, но не стал спорить.

– Следят? – поинтересовался он, оказавшись в небольшом пустом дворике.

– Следили бы, сюда не пошел, – спокойно ответил лейтенант. – Тут другое дело. Даже два…

Было видно, что он колеблется, не решаясь начать. Чтобы дать Прохору время, капитан достал пачку «Казбека» и закурил.

– Ну, в общем, я подумал. Прикинул, значит… Ни к чему вам, товарищ капитан, зазря пропадать. Вы ж не шпион, не двурушник!..

Ахилло вначале удивился, потом встревожился. Таких речей от лейтенанта он не ожидал.

– Прохор Иванович, да откуда вы взяли? Да может, я и есть Кадудаль? Может, это я беднягу Айзенберга взорвал?

Карабаев насупился:

– Не Кадудаль вы, товарищ капитан. И Айзенберга не вы взрывали…

– Вот как? – усмехнулся Михаил. – А кто тогда?

– Мне-то почем знать? – невозмутимо ответил лейтенант. – Да только не вы это… Я к чему… Союз – он велик, вам бы в командировку на месяц-другой и подальше. Говорят, многие так делают…