Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений - Марк Блиев

Ложь как идеология грузинского общества

Ложь председателя Верховного Совета СССР, подписавшего «Постановление» по Южной Осетии, нельзя было отнести к «элементам» идеологии – она являлась всего лишь «тактическим приемом», свидетельствовавшим о политической обреченности тех, кто посредством лжи пытался спасти великую державу. Иного «качества» лжи придерживался Гамсахурдия. Для него она представляла собой важнейший элемент идеологии. Это вовсе не потому, что глава грузинского государства был «отпетый лгун» – не менее, чем Гамсахурдия, во лжи нуждалось абсолютное большинство грузинского общества. Чтобы представить состояние этого общества, находившегося в плену «национальной идеологии», стоит обратиться к исследованию В.Ф. Петренко «Основы психосемантики»; в 1990 году ученый изучал грузинское общество, переживавшее глубокий социальный надлом, и установил, насколько заметно в этом обществе изменился «вектор фразеологизма». В приведенной В.Ф. Петренко «шкале фразеологизмов» первое место в грузинском обществе занимал такой – «рыть могилу кому-нибудь», затем – «снять руку с совести», на третьем месте – «продать душу». Недалеко от этих фразеологизмов, присущих грузинам 90-х годов XX века, была расположена фраза – «взять грех на душу». В связи с этой последней рассмотрим, как конкретно самый «Святой» в грузинском обществе «брал грех на душу». Речь идет о Католикосе-Патриархе всея Грузии. Предварительно уточним еще – в исследовании В.Ф. Петренко установлено, что в грузинском обществе 90-х годов «в рамках архетипических – вечных профессий наибольший статус» имела «деятельность духовного пастыря». В свете этих двух психосемантических фактов рассмотрим письмо Католикоса-Патриарха Илии II, отправленное им Святейшеству Патриарху Московскому и всея Руси, но сначала напомним: 22 февраля 1991 года Алексий II направил грузинскому Католикосу и всем верующим Грузии обращение, полное сочувствия Южной Осетии, где гибли люди и где не стало больше места для Бога и Веры. Патриарх всея Руси писал: «Один скончавшийся несколько лет назад московский священник на вопрос, что нельзя есть Постом, напутствовал: „Людей не ешь...“ Алексий II спрашивал: „Как же можно войти в Пост, приблизиться к Чаше Христовой, творя или оправдывая насилия?! А оно сегодня – в Южной Осетии и на улицах Цхинвали“. Весь текст письма Алексия II был выверен не только с точки зрения христианских заповедей, но и в смысле достоверности фактов, имевших место в Южной Осетии. Грузинскому Патриарху письмо Алексия II не понравилось. Он сбросил с себя одежды Святого, оделся в тогу дьявола и стал „брать грех на душу“: „Вся трагедия и состоит в том, – писал Католикос Илия II, – что на грузинской земле проливается именно грузинская кровь, грузины вынуждены обороняться от тех людей, которых Грузия спасла, приняла как беженцев и которые вместо благодарности претендуют на нашу территорию и угрожают отторгнуть ее от Грузии“. Илия II и мысли не допускал, что есть Южная Осетия, что она занимает свою собственную древнюю Землю, что на этой Земле – древнейшие памятники, никому, кроме осетин, не принадлежавшие. Но грузинского Католикоса, говорившего неправду и утверждавшего, что грузины „обороняются“, „осетины отнимают у грузин их родину, не стоило строго судить. От него, как Святого „всея Грузии“, грузинское общество, находившееся в плену новой идеологии, ожидало услышать то, о чем говорил Католикос. Скажи он правду, которую, несомненно, знал, и он внес бы в среду верующих грузин раскол. Илие II, конечно же, было известно и о насильственном выселении из Грузии осетин, русских, азербайджанцев, греков, армян. Он знал и о главном лозунге Грузии – „Грузия для грузин“, и о делении местных жителей на „коренных и некоренных“. Несмотря на это, Илия II уверял в письме Алексия II: „Грузия – многонациональная республика. Представители многих народов живут у нас, и все они чувствуют теплоту и братское отношение грузинского народа и пользуются всеми правами, какими пользуется грузинский народ“. Несомненно, Католикос был осведомлен и в том, как в Грузии запрещалось преподавание в осетинских школах осетинского языка и литературы, как обучение переводилось на грузинский язык и осуществлялась программа насильственной ассимиляции негрузинского населения. Но Илия II „брал грех на душу“ и утверждал: «Ведь ни для кого не секрет, что уровень национального просвещения и национальной культуры в Северо-Осетинской АССР гораздо ниже, чем у осетин в Грузии“.

Среди грузинских фразеологизмов, по данным В.Ф. Петренко, в 90-х годах минувшего века на втором месте значилось «снять руку с совести», по-русски – «потерять совесть», «потерять лицо». Изучая грузинское общество, в основном студенческую среду, исследователь, естественно, замечает серьезные психосемантические нарушения между двумя полюсами – положительным и отрицательным, при которых негативное поведение человека становится преобладающим.

В.Ф. Петренко, фиксируя фразеологические факты, раскрывает нам смысловую сторону единиц языка, но от этих важных данных не переходит к факторам социальным и идеологическим, определяющим единицы языка и ведущим к понятиям и предметам действительности. Грузинское «снять руку с совести» – фразеологизм, занявший в таблице Петренко второе место, – это прежде всего указание на господство в обществе идеологического фактора, которое, собственно, предопределяет соотношение двух разновидностей лжи: разрушительной и созидательной. Лидер Грузии Гамсахурдия – типичный представитель разрушительной лжи. В ней он не знал меры и даже чисто внешне создавал впечатление полной патологичности из-за неумеренной лжи. Гамсахурдия «снял руку с совести», когда писал свое «Обращение Верховного Совета Республики Грузия к ООН, народам и правительствам стран мира». Само по себе столь масштабное, планетарное «Обращение...» при относительной незначительности Грузии как «мировой величины» содержит ложный посыл. В нем, в «Обращении», Юго-Осетинская область» рассматривается как «географический центр Грузии», как «историческая родина грузинского народа, колыбель его духовной и материальной культуры». По этой фразе те же африканские бушмены, если бы они умели читать, должны были подумать, что грузины вышли из Южной Осетии и у них отнимают родину. Впрочем, в 1990 году автор был в Англии, и в Лондоне ему довелось услышать с телеэкрана о том, как «дикие горские племена, известные как осетины» совершают нападения на Грузию. «Сняв руку с совести», Гамсахурдия позволял себе «в мировом масштабе» утверждать, что «осетинская бюрократия, узурпировавшая власть за годы существования незаконно созданной в 1922 г. автономной области – т. н. Юго-Осетии, пытается сегодня... выкручивать руки грузинскому народу»... Председатель Верховного Совета Грузии свое «Обращение» писал 28 февраля 1991 года, когда в Южной Осетии оставалось менее 30 тысяч жителей, когда большая часть населения покинула свою родину – Южную Осетию и на правах беженцев скиталась в России. Как уверял Гамсахурдия «планету», 30 тысяч южных осетин, находившиеся круглосуточно под обстрелом грузинских войск, «выкручивали руки» пятимиллионному «грузинскому народу». Несмотря на дикую ложь, Гамсахурдия не столько «сердился» на Южную Осетию, сколько на СССР и Россию. Острие его лжи, как и весь идеологический накал, было направлено против СССР и России, обсуждавших проекты «обновленной федерации». Гамсахурдия, лидер Грузии, знал настроения грузинского общества, фактически противостоящего всему русскому. Ему предлагалось заключить «союзный договор», против чего он боролся; не желая подписывать подобный договор, он лгал на «весь мир», лишь бы осуществить давнюю «мечту народа». Тот же В.Ф. Петренко исследовал семантическое пространство грузинских стереотипов, и оказалось, что грузин и русский в 1990 году находились на двух разных полюсах: грузин – «как наиболее ловкий и изворотливый – на одном полюсе» семантического фактора, а на другом – воин, военный, палач, русский. Соответственно, в этом разноуровневом ряду автостереотип грузина соседствовал с понятиями «мой идеал» и «идеал общества», на противоположном полюсе были русские, «ролевая позиция которых связывалась с „военным“, „палачом“. Говоря иначе, грузинское общество периода Гамсахурдия, испытывавшее немало социальных невзгод, благодаря идеологической фетишизации остается „идеальным обществом“ – точно так же, как это было в предвоенные годы в фашистской Германии и в СССР. На другом полюсе – „русские“, „Россия“ – образ врага, без чего „грузинская идеология“ могла бы рассматриваться как „незавершенная“. „Положительное отношение у грузинских студентов Петренко наблюдал к американцам, японцам, немцам, эстонцам, в 90-е годы все еще противостоящим России. На этом этапе грузинской истории Гамсахурдия представлял собой альфу и омегу грузинского общества. Он был не в меру „ловким“ и не в меру „изворотливым“ – и отвечал вполне семантическому стереотипу грузина. На другой день после „Обращения“ к „народам мира“ лидер Грузии посылал еще одно „Обращение“. На этот раз „К осетинскому населению“ Южной Осетии. В нем нет уже исторических посылок и утверждений, что Южная Осетия – „центр Грузии“, „колыбель Грузии“, есть факт – „грузины и осетины, которые на этой земле долгое время жили в мире и дружбе“. Естественно, в „Обращении“ Гамсахурдия нет „упреков“, тем более обвинений по поводу того, что „осетины выкручивают руки грузинскому народу“ – напиши он такое, это не понравилось бы прежде всего самим грузинам. Главный смысл „Обращения“ к осетинам заключался в том, чтобы они разоружились, давая возможность установить грузинскую власть в виде „префектуры“. В „Обращении“ нет ничего о снятии вооруженной блокады Южной Осетии, об отводе грузинских войск из прифронтовой зоны – даже обещаний таких не давалось. „Обращение“ писалось после того, как Гамсахурдия принял „Постановление“ Президиума Верховного Совета Республики Грузии „О продлении срока действия чрезвычайного положения на территории Цхинвали“. Это фактически означало продление срока военной блокады и ведения войны с Южной Осетией. В Москве по настойчивым требованиям Северной Осетии, в частности Председателя Верховного Совета Северной Осетии А.Х. Галазова, предлагали ввести чрезвычайное положение в Южной Осетии силами МВД СССР, но Гамсахурдия в этом видел „расчленение исторической территориальной целостности Грузии“ и „вмешательство во внутренние“ дела „суверенной Республики Грузии“; страсти здесь настолько накалились, что лидер Грузии, в такие минуты производивший впечатление тяжело больного человека, пригрозил А.Х. Галазову „принять“ к нему „соответствующие меры“ по поводу его «провокационной деятельности“.