Повести - Быков Василь Владимирович

- Не оригинально. Вы же умный человек, а хотите выехать на такой примитивной лжи! Надо было

придумать что-нибудь похитрее. Это у нас не пройдет.

Не пройдет - видимо, так. Но черт с ним! Будто он надеялся, что пройдет. Он вообще ни на что не

надеялся, только жалел несчастную Дёмчиху, которую неизвестно как надо было выручить.

- Вы можете поступить с нами как вам заблагорассудится, - сказал Сотников. - Но не примешивайте

сюда женщину. Она ни при чем. Просто ее изба оказалась крайней, а я не мог идти дальше.

- Где ранен?

- В ногу.

- Я не о том. Где, в каком районе?

- В лесу. Два дня назад.

- Не пройдет, - глядя в упор, объявил следователь. - Заливаете. Не в лесу, а на большаке этой ночью.

«Черт, знает точно или, может, ловит?» - подумал Сотников. Он не знал, как следовало держаться

дальше: неудачно соврешь в мелочах - не поверит и в правду. А правду о Дёмчихе ему очень важно

было внушить этому прислужнику, хотя он и чувствовал, что внушить ее будет труднее, чем какую-нибудь

явную ложь.

- А если я, например, все объясню, вы отпустите женщину? Вы можете это обещать?

Глаза следователя, вдруг вспыхнувшие злобой, кажется, пронзили его насквозь.

- Я не обязан вам ничего объяснять! Я ставлю вопросы, а вы должны на них отвечать!

«Значит, не удастся», - уныло подумал Сотников. Разумеется, из своих рук они никого уже не

выпустят. Знакомый обычай! Тогда, наверно, пропала Дёмчиха.

- Ни за что погубите женщину. А у нее трое ребят.

- Губим не мы. Губите вы! Вы ее в банду втянули! Почему тогда не подумали о ребятах? - ощетинился

следователь. - А теперь поздно. Вы знаете законы великой Германии?

«Законы! Давно ли ты сам узнал их, проклятый ублюдок? - подумал Сотников. - Недавно еще,

наверное, зубрил совсем другие законы!» Однако последний вопрос полицейского прозвучал несколько

двусмысленно - похоже, что Портнов не прочь был что-то переложить с себя на плечи великой Германии.

Сотников помолчал, а следователь поднялся, отодвинул кресло и прошелся к окну, сквозь решетку

рассеянно посмотрел во двор, где слышались голоса полицейских. Опять он носил в себе что-то

затаенное, особенно не напирал с допросом и то ли думал, как похитрее подловить его, то ли

размышлял о чем-то своем, постороннем.

В коридоре тяжело затопали, послышались голоса, ругань. По всей вероятности, там кого-то вели или

даже уносили. Когда толчея переместилась на крыльцо, следователь энергично отчеканил:

- Так, хватит играть в прятки! Назовите отряд! Его командира! Связных. Количественный состав.

Место базирования. Только не пытайтесь лгать. Напрасное дело.

- Не много ли вы от меня хотите? - сказал Сотников.

Незаметно для себя он обратился к иронии, как обычно поступал в минуты неприятных объяснений с

дураками и нахалами. Конечно, для Стася или еще кого-нибудь из этих предателей его ирония была за

пределами их понимания - на этого же начальника она, кажется, действовала самым надлежащим

образом. До поры тот, однако, сдерживался, только однажды криво передернул губами.

- Куда шли?

- Мы заблудились.

- Не пройдет. Ложь! Даю две минуты на размышление.

- Не утруждайтесь. Наверно, у вас много работы.

Тут он угадал точно. Морщинистое личико следователя опять передернулось, но, кажется, он умел

владеть собой. Он даже не повысил голоса.

- Жить хочешь?

- А что? Может, помилуете?

Сузив маленькие глазки, следователь посмотрел в окно.

- Нет, не помилуем. Бандитов мы не милуем, - сказал он и вдруг круто повернулся от окна; пепел с

кончика сигареты упал и разбился о носок его сапога, кажется, его выдержка кончилась. - Расстреляем,

это безусловно. Но перед тем мы из тебя сделаем котлету, Фарш сделаем из твоего молодого тела.

Повытянем все жилы. Последовательно переломаем кости. А потом объявим, что ты выдал других.

Чтобы о тебе там, в лесу, не шибко беспокоились.

- Не дождетесь, не выдам.

- Не выдашь ты - другой выдаст. А спишем все на тебя. Понял? Ну как?

140

Сотников молчал, ему становилось плохо. Лицо быстро покрывалось испариной, разом пропала вся

его склонность к иронии. Он понял, что это не пустая угроза, не шантаж - они способны на все. Гитлер их

освободил от совести, человечности и даже элементарной житейской морали, их звериная сила оттого,

конечно, увеличилась. Он же перед ними только человек. Он обременен многими обязанностями перед

людьми и страной, возможности скрывать и обманывать у него не слишком большие. Было ясно, что их

средства в этой борьбе оказались не равными, преимущество было на стороне противника: все, что

выставлял Сотников, с необычайной легкостью опрокидывал следователь.

Расставив ноги в обвисших на коленях бриджах, Портнов вперил в пего острый, теперь уже открыто

неприязненный взгляд и ждал. Сотникову было чертовски трудно, казалось, опять уходит сознание, он

обливался холодным потом и мучительно подбирал слова для ответа, чувствовал: это будут последние

его слова. Правая рука следователя медленно потянулась к пресс-папье на столе.

- Ну?

- Сволочи! - не найдя ничего другого, выдавил из себя Сотников.

Следователь несколько поспешнее, чем надо было, схватил пресс-папье и пристукнул им по столу,

будто ставил последнюю точку в этом бескровном и тем не менее страшном допросе.

- Будилу ко мне!

В коридоре зычно раздалось: «Будилу к господину следователю!», после чего Портнов, обойдя стол,

спокойно уселся в кресле. На Сотникова он уже не смотрел, будто его и не было тут. Он закурил.

Сдается, его миссия была закончена, начиналось второе отделение допроса.

Внешне стараясь оставаться спокойным, Сотников весь напрягся, как только отворилась дверь и на

пороге появился Будила.

Вероятно, это был здешний полицейский палач - могучий, буйволоподобный детина с костлявым,

будто лошадиная морда, лицом. Неприятно поражал весь его кретинически-свирепый вид, но особенно

пугали вылезшие из рукавов большие косматые кисти рук, которыми впору было разгибать подковы.

Наверно, по установленной здесь традиции, войдя, он с порога прицелился в жертву хмурым взглядом

немного косивших глаз.

- А ну!

Объятый слабостью, Сотников продолжал сидеть, отодвигая от себя что-то безусловно ужасное. Тогда

Будила с многозначительной неторопливостью шагнул к стулу. Огромная ручища широко сгребла на

запавшей груди Сотникова суконные борта шинели, напряглась и оторвала его от стульчика.

- А ну, большевистская гнида!

12

«Достукался!» - почти зло подумал Рыбак, когда Стась на дворе схватил Сотникова и поволок его в

помещение. Он думал, что следом погонят и их с Дёмчихой, но для них полицаи открыли двери в подвал.

Прежде чем затолкать их туда, ему развязали руки, вытянули ремешок из брюк. Дёмчиху же оставили со

связанными руками и кляпом во рту.

- Давай вниз! Быстро!

В подвале царила тьма, или, может, Рыбаку так показалось после дневного света на улице. Сначала

они очутились в каком-то сыром коридорчике, шедший впереди полицай загремел железным запором, и

Рыбак, наткнувшись на спину Дёмчихи, остановился, потирая набрякшие зудом кисти.

- Марш, марш! Чего стал? - подтолкнул его тот, что шел сзади: оказывается, перед ним уже

отворилась новая дверь в темноту.

Делать было нечего, Рыбак протиснулся между полицаем и Дёмчихой, опасливо вогнул голову и

очутился за порогом какой-то затхлой каморки. Минуту он ничего не мог рассмотреть тут, маленькое

окошко вверху слепо светило на потолок, внизу же было темно. В нос ударило чем-то прокисшим,

несвежим, совершенно невозможным для дыхания, и он остановился, не зная, куда ступить дальше.

Сзади тем временем лязгнул засов, Дёмчиха осталась с полицаями, которые повели ее дальше. Из-за