Повести - Быков Василь Владимирович

сил у него было немного. И он опасался, что может не выдержать физически, поддаться, сломиться

наперекор своей воле - другого он не боялся. Вдохнув теплого воздуха, он начал кашлять, как всегда, до

судорожных спазмов в груди, до колотья в мозгу - самым привязчивым, «собачьим» кашлем, жестоко

терзавшим его второй день. Так скверно он давно уже не кашлял, наверно, с детства, когда своей

простудой причинял столько беспокойства матери, бесконечно переживавшей за его слабые легкие. Но

тогда ничего не случилось, он перерос хворь и более или менее благополучно дожил до своих двадцати

шести лет. А теперь что ж - теперь здоровье уже не имело для него большой ценности. Плохо только, что

его хворь отнимала силы в момент, когда они были ему так нужны. За кашлем он не расслышал, как в

помещение кто-то вошел, перед ним на полу появились сапоги, не очень новые, но досмотренные, с

аккуратно подбитыми носками и начищенными голенищами. Сотников поднял голову.

Напротив стоял уже немолодой человек в темном цивильном пиджаке, при галстуке, повязанном на

несвежую, с блеклой полоской сорочку, в военного покроя диагоналевых бриджах. Во взгляде его

маленьких, очень пристальных глаз было что-то хозяйское, спокойное, в меру рассудительное; под носом

топорщилась щеточка коротко подстриженных усиков - как у Гитлера. «Будила, что ли?» - недоуменно

подумал Сотников, хотя ничего из того угрожающе зверского, что приписывалось полицаями этому

человеку, в нем вроде не было. Однако чувствовалось, что это начальство, и Сотников сел немного

ровнее, как позволила его все еще заходившаяся от боли нога.

- Кто это вас? Гаманюк? - спросил человек сдержанным хозяйским тоном.

- Стась ваш, - с неожиданно прорвавшейся ноткой жалобы сказал Сотников, тут же, однако, пожалев,

что не выдержал независимого тона.

Начальник решительно растворил дверь в коридор:

- Гаманюка ко мне!

Кашель стал утихать, оставались лишь слабость и боль, очень неудобно было опираться о пол

связанными руками. Сотников мучился, но молчал, не совсем понимая смысл явно заступнического

намерения этого человека.

В комнату ввалился тот самый Стась и с подчеркнутым подобострастием щелкнул каблуками своих

щегольских сапог.

- Слушаю вас!

138

Хозяин комнаты нахмурил несколько великоватый для его сморщенного личика выпуклый, с

залысинами лоб.

- Что такое? Почему опять грубость? Почему на пол? Почему без меня?

- Виноват! - двинул локтями и еще больше вытянулся Стась.

Но по той бездумной старательности, с которой он делал это, так же как и по бесстрастной строгости

его начальника, Сотников сразу понял, что перед ним разыгрывается бездарный, рассчитанный на

дурака фарс.

- Разве вас так инструктировали? Разве этому учит немецкое командование? - не дожидаясь ответа,

долбил начальник полицая своими вопросами, а тот в деланном испуге все круче выгибал грудь.

- Виноват! Больше не буду! Виноват!

- Немецкие власти обеспечивают пленным соответствующее отношение. Справедливое, гуманное

отношение...

Нет, хватит! Как немецкие власти относятся к пленным, Сотников уже знал и не сдержался, чтобы не

оборвать всю эту их нелепую самодеятельность.

- Напрасно стараетесь!

Полицейский резко обернулся в его сторону, видно недослышав, озабоченно нахмурил лоб.

- Что вы сказали?

- Что слышали. Развяжите руки. Я не могу так сидеть.

Полицейский еще немного помедлил, сверля его насупленным взглядом, но, кажется, понял, что

опасаться не было оснований, и сунул руку в карман. Подцепив кончиком ножа ремешок супони, он

одним махом перерезал ее и спрятал нож. Сотников разнял отекшие, с рубцами на запястьях руки.

- Что еще?

- Пить, - сказал Сотников.

Он решил, пока была возможность, хотя бы утолить жажду, чтобы потом уже терпеть.

Полицай кивнул Гаманюку.

- Дай воды!

Тот выскочил в коридор, а полицай обошел стол и неторопливо уселся в своем кресле. Все время он

держал себя подчеркнуто сдержанно, настороженно, будто таил что-то важное и многообещающее для

арестанта. Взгляд своих острых, чем-то озабоченных глаз почти не сводил с Сотникова.

- Можете сесть на стул.

Сотников кое-как поднялся с пола и боком опустился на стул, отставив в сторону ногу. Так стало

удобнее, можно было терпеть. Он вздохнул, повел взглядом по стенам, глянул за печку, в угол у окна, не

сразу поняв, что ищет орудия пыток - должны же они тут быть. Но, к его удивлению, ничего, чем обычно

пытают, в помещении не было видно. Между тем он чувствовал, что отношения его с этим полицаем уже

перешли границу условности и, поскольку игра не удалась, предстоял разговор по существу, который,

разумеется, обещал мало приятного.

Тем временем Стась Гаманюк принес большую эмалированную кружку воды, и Сотников жадно выпил

ее до дна. Полицай за столом терпеливо ждал, наблюдая за каждым его движением, о чем-то все

размышлял или, может, старался что-то понять.

- Ну, познакомимся, - довольно миролюбиво сказал он, когда Стась вышел. - Фамилия моя Портнов.

Следователь полиции.

- Моя вам ничего не скажет.

- А все-таки?

- Ну, Иванов, допустим, - сказал Сотников сквозь зубы: болела нога.

- Не возражаю. Пусть будет Иванов. Так и запишем, - согласился следователь, хотя ничего не

записывал. - Из какого отряда?

Ого, так сразу и про отряд! Прежде чем что-либо ответить, Сотников помолчал. Следователь, по-

прежнему буравя его взглядом, взял со стола выпачканный чернилами деревянный пресс,

неопределенно повертел в руках. Сотников невидяще смотрел на его пальцы и не знал, как лучше:

начать игру в поддавки или сразу отказаться от показаний, чтобы не лгать и не путаться. Тем более что в

его ложь этот, наверно, не очень поверит.

- А вы думаете, я вам скажу правду?

- Скажешь! - негромко и с таким внутренним убеждением сказал следователь, что Сотникову на

минуту стало не по себе, и он исподлобья вопросительно посмотрел на полицейского.

- Скажешь!

Начало не обещало ничего хорошего. На вопрос об отряде он, разумеется, отвечать не станет, но и

другие, наверно, будут не легче. Следователь ждал, рассеянно играя прессом. Движения его худых,

тонких пальцев были спокойно уверенными, неторопливыми, этой своей неторопливостью, однако, и

выдававшие тщательно скрываемую до поры напряженность. Странно, что с виду ой был так мало похож

на палача-следователя, наверно имевшего на своем счету не одну загубленную жизнь, а скорее

напоминал скромного, даже затрапезного сельского служащего. И в то же время было заметно, как

дремлет в нем что-то коварно-вероломное, ежеминутно угрожающее арестанту. Сотников ждал, когда

оно наконец прорвется, хотя и не знал, как крепки нервы этого человека и за каким вопросом

следователь скинет наконец с себя маску.

- Какое имели задание? Куда шли? Как давно пособником у вас эта женщина?

139

- Никакой она не пособник. Мы случайно зашли к ней в избу, забрались на чердак. Ее и дома в то

время не было, - спокойно объяснил Сотников.

- Ну, конечно, случайно. Так все говорят. А к лесиновскому старосте вы также зашли случайно?

Вот как! Значит, уже известно и про старосту. Хотя донес, наверно, в тот самый вечер. «Пожалели,

называется, не захотели связываться», - подумал Сотников. Выходило, однако, что полицаи знали о них

куда больше, чем они предполагали, и Сотников на минуту смешался. Наверно, это был рассчитанный

ход в допросе. Следователь отметил достигнутый им эффект, бросил свой пресс и закурил. Потом

аккуратно прибрал со стола портсигар, зажигалку, крошки табака сдул на пол и сквозь дым уставился на

него, ожидая ответа.

- Да, случайно, - после паузы твердо сказал Сотников.