Золотой стандарт: теория, история, политика - Сборник

Говоря о континентальных депозитных банках XVII столетия, Дж. Э. Торольд-Роджерс отмечает, что «банковские деньги» имели «природу складских свидетельств, дающих держателю право претендовать не только на соответствующую им сумму денег, но и (по крайней мере в теории) на те самые монеты, которые были сданы на хранение»[403].

Коммерческие депозитные банковские операции появились в Англии в XVII столетии. В противоположность общепринятому мнению, ювелиры не были первыми английскими банкирами. Р. Д. Ричардс в книге «Ранний период банковского дела в Англии» приводит свидетельства того, что «до ювелиров хранителями депозитов были стряпчие, а ювелиры, прежде чем стать признанными хранителями депозитов, занимались учетом векселей»[404].

Стряпчие были клерками, управлявшими счетами своих нанимателей, они не занимались фидуциарной эмиссией или банковскими операциями с частичным резервированием. В первую очередь они выступали хранителями денежных средств доверившихся людей и действовали в качестве опекунов или хранителей.

«В XVI – начале XVII в. большая часть бухгалтерии торговцев велась профессиональными стряпчими, действовавшими в качестве кассиров для одного или нескольких торговцев. Стряпчие следили за сохранностью средств, отражали доходы и расходы, совершали платежные операции и вели строгий учет каждой операции. Стряпчий был агентом. Деньги его поручителя не были ссужены стряпчему, последний лишь отвечал за них. Аналогичным образом с древности крупные землевладельцы нанимали управляющего или казначея, чьим делом становилось ведение счетов хозяйства и надзор за казной»[405].

Кроме того, «стряпчие были маленькими людьми с небольшим капиталом и малоизвестными в Сити; но они были агентами, обязанными присматривать за безопасностью денег своих поручителей и несущими уголовную ответственность в случаях использования этих денег в своих целях»[406].

Финансовое положение ювелиров резко отличалось от положения стряпчих. Ювелиры, как правило, были купцами и олдерменами[407], имели собственный капитал и ссужали деньги другим купцам и королям (как, например, Эдуарду III). Эти средства «были нажиты за счет их прибылей как ремесленников, ювелиров и торговцев драгоценными металлами»[408].

Опасаясь за сохранность своих сокровищ, землевладельцы и купцы постепенно выводили свои средства из-под опеки управляющих и стряпчих, передавая их ювелирам, в особенности в годы гражданской войны [1642—1652] и в период Английской республики [1649—1653]. Кроме того, «исторически английские купцы хранили наличные средства в Лондонском Тауэре, пока в 1640 г. Карл I не захватил 120 тыс. фунтов, которые вернул лишь через много лет после бурных протестов. Как следствие, купцы и знать начали передавать монеты и ценности ювелирам, получая взамен квитанции, или расписки, последних»[409].

Очевидно, что изначально ювелиры действовали в качестве попечителей [trustee] получаемых средств. Это подразумевало «принятие депонированных денег на хранение [trust], причем хранитель не имел права пользоваться средствами. За небольшую плату депонированные деньги складывались в сундуки или опечатывались в мешках и возвращались по требованию, а выдаваемые расписки были просто складскими квитанциями. Ювелир был хранителем [trustee] или депозитарием, а вкладчик – депонентом. Документы „Ювелирной компании“ в Лондоне показывают, что в период правления Якова I и Карла I многие городские ювелиры выступали в качестве ответственных хранителей ценностей и денег… Как видим, первые расписки, выдаваемые ювелирами, были расписками ответственного хранения, т.е. складскими квитанциями без права переуступки»[410].

Эллис Пауэлл в книге «Эволюция денежных рынков» пишет: «…изначально клиенты ювелира и не подозревали о прибылях, которые получает последний за счет использования денег. Клиенты передавали их тому, кто сулил бесплатное хранение, лишь в целях сохранности. Ювелир выступал в роли сейфа, принимая на ответственное хранение золотую и серебряную посуду, украшения, слитки и монеты, в том числе зарубежные, – различного происхождения и достоинства»[411].

Очевидно, что передача слитков и монет ювелирам, а также выдача последними расписок на принятые вклады (обращавшиеся в качестве денег), не меняла характер чистого металлического стандарта. До тех пор пока расписки были честными и обеспечивались равным количеством металла на депозите, 100%-ный стандарт сохранялся.

Однако постепенно природа ювелиров как банкиров менялась. Вне всяких сомнений, это стало следствием функции кредитования – их основного занятия до того, как они стали ответственными хранителями. Они просто не были приспособлены к тому, чтобы хранить ценные вещи клиентов. Ювелиры изначально были заимодавцами и комиссионерами, выступавшими в роли финансовых посредников, и «…деньги ссужались им как комитентам, и если они использовали их в собственных целях и утрачивали, им грозило лишь гражданское судебное преследование»[412].

Как вознило банковское дело с частичным резервированием? Во-первых, что касается расписок ювелиров: «Поскольку они представляли реальный денежный вклад, в частных сделках их стали свободно принимать как деньги. Хотя расписки ювелиров никогда не были узаконенным средством платежа, они приучили торговое сообщество к использованию бумажных эквивалентов денег»[413].

Постепенно ювелиры «заметили влияние „закона больших чисел“ на возросшие размеры своего бизнеса: приток и изъятие вкладов в общем и целом компенсировали друг друга»[414]. Соответственно у ювелиров-банкиров появилась возможность выдавать расписок на большее количество звонкой монеты, чем лежало на депозитах. Гроусклоуз критически отмечает: «Оставался лишь шаг до того, как более беспринципные ювелиры открыли для себя, что они могут ссужать средства клиентов, при условии что у самих ювелиров остается на руках достаточно средств для удовлетворения ожидаемых требований на изъятие депозитов»[415].

Таким образом, трансформация в банковскую деятельность с частичным резервированием произошла благодаря специфической природе расписок ювелиров, которые стали обращаться в качестве представителей денег: «…поначалу эти документы представляли собой конкретные обещания, аналогичные складским свидетельствам. Возникла практика передачи права собственности путем передачи таких квитанций, или „расписок ювелиров“ („goldsmith’s notes“), как они назывались. Такие расписки нередко упоминались в парламентских актах, и еще в 1746 г. большинство лондонских банкиров продолжали оставаться членами „Ювелирной компании“. Судя по характеру упоминаний этих расписок в некоторых законах, они превратились в общие, а не конкретные, обещания – обязательства предоставить по требованию некую денежную сумму без дополнительных условий по поддержанию резервов для этой цели»[416].