Тяжесть венца - Симона Вилар

Анна взглянула на мужа. Ричард сиял. Наверное, никогда она не видела его столь счастливым.

Стройные герольды в одинаковых белых одеждах, отороченных лебяжьим пухом, вскинули трубы. Огромный зал Вестминстера сверкал роскошным убранством – яркие стяги с гербами под потолком, драпировки из парчи, шелковые скатерти на длинных столах и цветы – на стенах, на потолочных балках, в огромных вазах, в хрустальных кубках среди сверкающих столовых приборов.

Роскошь этого пира была поразительна. Столы были уставлены золотой и серебряной посудой превосходной работы, усыпанной драгоценными камнями и жемчугом, обилие яств поражало. Вереницы постоянно меняющихся слуг вносили на блюдах павлинов, лебедей, косуль. Птица подавалась только на серебре, рыба – на золоте, мясо – в тарелках, украшенных эмалью. Порой эти блюда несли несколько человек, такими они были огромными: пирог в виде Тауэрского замка, корабль из каплуньих грудок, зажаренный целиком бык с позолоченными рогами, разные сорта сыра в виде рыцаря в доспехах с гребнем на шлеме из салата и петрушки, целые горы паштетов.

В зале царило оживление. Церемониймейстер важно объявлял каждую перемену блюд. На хорах, не умолкая, играли музыканты – звучали арфы, виолы, лютни, флейты, скрипки.

Анна пригубила свой бокал. Ее нож был с перламутровым черенком в виде лилии, маленькие вилы из золота отделаны эмалью. Тонкая, как иней, салфетка была из лучших брюггских кружев. Королева ела чинно, не спеша, спокойно оглядывая сидевших за столами вельмож и их дам. Перед коронацией Ричард раздал огромное множество титулов, званий и должностей. Анна видела Френсиса Ловела, получившего титул виконта и ставшего главным дворецким Англии, некоего Кэтсби, бывшего верного советника Гастингса, который переметнулся к Ричарду и стал канцлером казначейства. Здесь присутствовало много незнакомых лиц, но было и немало северных лордов. Выросшие при дворе Ричарда юноши, дети знатных семей, теперь все обрели соответствующие их рангу титулы. Не так давно Уильям Херберт сухо заметил, что Ричард Глостер словно заранее вырастил для себя новый двор. Впрочем, в последнее время молодой Херберт уже не столь открыто выражал свою неприязнь к королю и также попал в список облагодетельствованных. И хотя Ричард так и не вернул ему графство Пемброк, зато сделал графом Хантингтонским. К тому же Уильям был рад, что ему сошло с рук соучастие в побеге герцогини.

В дальнем конце стола пустовало место для матери короля герцогини Сесилии Йоркской. Однако никто не сомневался, что она не явится, хотя все эти дни старая герцогиня жила в Лондоне, в Байнард-Кастле, и Ричард часто навещал ее. Одно время пронесся слух, что он держит там мать едва ли не в заточении, но другие уверяли, что несчастная герцогиня просто боится показаться на люди, после того как ее имя трепали на всех перекрестках Лондона, решая, кто из ее детей бастард, а кто рожден от супруга. Анна же была уверена, что ее свекровь просто выжила из ума. Однажды, еще будучи герцогиней Севера, она послала к ней гонца с сообщением, что хотела бы навестить ее в замке Рейби, где старая леди обитала уже многие годы. Гонец вернулся обескураженным. Сесилия Йоркская велела передать, что, если невестка ступит на порог ее замка, она прикажет спустить на нее собак. Анну это задело. Она еще не забыла, что, когда при Генрихе VI леди Сесилия была изгоем при дворе, Анна, тогда еще принцесса Уэльская, не лишила ее своей благосклонности.

Рядом с ней громко рассмеялся Ричард. Анна даже не повернула головы. Она слышала, как король обсуждал с Бекингемом, Норфолком и Нортумберлендом маршрут своего королевского турне по Англии: Виндзор, Оксфорд, Глостер, потом через Тюксбери в Уорчестер, Уорвик, Ковентри, Лейчестер, Ноттингем, Йорк – его дорогой Йорк, где сейчас находится наследник, недавно получивший титул принца Уэльского. Да, они отправятся, как только будут приняты послы Франции, Шотландии и Испании.

Анне стало скучно. Ричард часами мог обсуждать государственные дела. Поэтому она обрадовалась, когда после третьей перемены блюд (она уже и кусочка проглотить не могла) удалились выступавшие на помосте жонглеры и акробаты и заиграла музыка для танцев.

Сейчас же к ней подошел Бекингем.

– Вы позволите, мой государь, пригласить на танец ее величество?

– Разумеется. Королева любит танцевать, я же единственный, кто из-за своей хромоты не в состоянии доставить ей этого удовольствия.

Плавно лились звуки паваны, медленно и грациозно сходились и расходились в танце пары. Дамы были в самых замысловатых головных уборах – конусообразных, округлых, торчащих, как паруса, отороченных мехом, украшенных валиками из парчи и искусственных цветов. Они важно ступали, придерживая огромные шлейфы, златотканые, шелковые, тяжелые от мехов, нашивок или галунов. Кавалеры – все с локонами до плеч, в богатых камзолах, широких, узких, с подставными плечами, навесными либо разрезными рукавами, но все с драгоценными кинжалами у пояса и в узких трико – цветных, черных, двухцветных. Они бережно вели своих дам, шаркая узконосыми башмаками, изящно обводили их вокруг себя, кланялись, звеня массивными нагрудными цепями.

Анне нравилось ладонь в ладонь кружить с Бекингемом, нравилось улыбаться ему. Потом они расходились, меняли партнеров с поклонами и реверансами и вновь возвращались на прежнее место. Во время изящных перестроений они обменивались репликами.

– Не представляю, что мне делать, миледи, – говорил Генри Стаффорд. – Король подарил мне особняк епископа Джона Мортона, Элай-Хаус, и теперь, когда выпустили из-под стражи арестованных, мне приходится вместе с особняком взять на поруки еще и его владельца, этого самого Джона Мортона.

Анна перестала улыбаться.

– Это было опрометчиво, милорд. Учтите, вся клубника Элай-Хауса не стоит того, чтобы иметь дело с интриганом вроде Мортона.

– Увы, о нем никто доброго слова не скажет, это так. Но Элай-Хаус меня обязывает. Ничего, я велю отослать коварного епископа в Уэльс, в свой замок Брэкнок.

Они разошлись, а когда вновь сблизились, Анна, посерьезнев, сказала:

– Этот человек опасен, как змея, а его красноречие подобно дурману. При мне он не раз уговаривал поступить по-своему отнюдь не глупых людей. Остерегайтесь его, Генри. Мортон коварен и непредсказуем.

– Мне нравится, когда вы называете меня по имени, моя королева.

Они двинулись, меняя партнеров, по кругу, а когда, обогнув зал, сошлись вновь, Бекингем сменил тему беседы.

– Я очарован вашей Кэтрин. И мне лестно, что девочка меня не забыла, хотя и строго-настрого запретила говорить кому-либо, что мы познакомились в Нейуорте*.