Том 17. Джимми Питт и другие - Пэлем Вудхауз

Вопль отчаяния слетел с трясущихся губ Винсента Джуппа. Рука, которую он протянул за клюшкой, дрожала как осиновый лист.

Десять минут спустя, он, понурясь, шел по направлению к раздевалкам. Все было кончено.

Вот видите, завершил свой рассказ старейшина, ставками на гольф легких денег не заработаешь. Нельзя положиться даже на самого распрекрасного игрока. Все что угодно может в любую минуту случиться и с выдающимся мастером. Недавно, например, Джордж Дункан потратил одиннадцать ударов на лунку, которую посредственные игроки обычно проходят за пять. Нет уж, бросьте вы это дело или ступайте прямиком на Трогмортон-стрит[78] и попытайтесь отобрать деньги у Ротшильдов — я первый назову вас расчетливым и осторожным финансистом. А делать ставки на гольф — чистое безрассудство.

МУЖСКОЙ ХАРАКТЕР

С наступлением сумерек в теплоте летнего дня уже чувствовалось легкое дыхание осени. В рощице у девятой лунки то тут, то там проблескивали новые краски, словно шла репетиция ежегодного карнавала, ради которого даже самые замшелые деревья сбрасывают будничную зелень и облачаются в роскошные наряды из золота и пурпура. Старейшина, удобно расположившись на террасе гольф-клуба, глядел, как ветер играет первыми опавшими листьями, задумчиво потягивал сельтерскую и с благожелательной серьезностью внимал молодому гольфисту.

— Она замечательная, — сокрушался юноша, — совершенно замечательная, но вот незадача: стоит нам выйти на поле для гольфа, не могу удержаться от мысли, что женщина должна сидеть дома.

Старейшина покачал убеленной сединами головой.

— Полноте, — отвечал он. — Очаровательной женщине все к лицу, даже если она не умеет толком попасть по мячу.

— Да пусть промахивается сколько угодно, это еще куда ни шло, — махнул рукой собеседник. — Боюсь, она вообще не слишком серьезно относится к гольфу.

— Быть может, это напускное. В свое время играла у нас в клубе одна чудесная девушка, так вот она, помнится, заливалась смехом, смазав короткий патт, а потом я случайно узнал, что дома бедняжка горько рыдает и до дыр прокусывает диванные подушки. Выходит, легкомысленность была лишь маской. Поддерживайте любовь невесты к игре, друг мой, и будете вознаграждены. Позвольте, я расскажу вам историю…

В этот миг на террасе показалась удивительно красивая женщина с младенцем на руках.

— Ути-мой-сюси-пусинька-лапусенька! — ворковала она. В остальном вошедшая отнюдь не производила впечатления умственно отсталой.

— Ну, разве он не прелесть? — обратилась красавица к старейшине.

Тот окинул младенца оценивающим взглядом. Непредвзятому наблюдателю ребенок явственно напоминал очищенное вареное яйцо.

— Вне всяких сомнений, — последовал ответ.

— Все больше похож на отца, правда? На мгновение старейшина замялся.

— Ну, конечно, — спохватился он. — А ваш муж сегодня играет?

— Нет, провожает Уилли в Шотландию.

— Как? Уилберфорс уезжает в Шотландию?

— Да. Рамсден высокого мнения о тамошних школах. Я было заикнулась, что Шотландия очень далеко, а муж говорит, мол, ему это известно, но так будет лучше для Уилли. Впрочем, сам-то он держится молодцом. Что ж, нам, пожалуй, пора. Воздух слишком холодный, того и гляди, крошка Рамми простудит свой милый маленький носик. Попрощайся с джентльменом, Рамми.

Старейшина задумчиво посмотрел ей вслед.

— И впрямь похолодало, — сказал он, — а я, в отличие от нашего спеленатого знакомого, уже не молод. Идемте, покажу кое-что.

Старейшина зашел в курительную и остановился у стены, что сверху до низу была увешана довольно смелыми карикатурами на членов клуба.

— Есть у нас тут один малый, в газете художником работает. Талант. Удивительно точно уловил черты каждого. Разве что мой портрет ему явно не удался.

Старейшина неприязненно покосился на стену и раздраженно продолжил:

— Не понимаю, почему его сюда повесили, ведь никакого сходства… Зато все остальные вышли на загляденье, хотя многие и делают вид, что рисунки на них ни капли не похожи. А вот что я хотел показать. Полюбуйтесь — Рамсден Уотерс, муж дамы, с которой мы беседовали минуту назад.

Человеку на портрете едва перевалило за тридцать: неопределенного цвета волосы свешивались на покатый лоб; водянистые глаза уныло смотрели на мир; рот полуоткрыт в слабом подобии улыбки, обнажавшей пару кроличьих зубов.

— Боже, вот так физиономия! — воскликнул молодой человек.

— Да уж, — ответил старейшина. — Теперь вы понимаете причину моего секундного замешательства при словах миссис Уотерс, что малыш — точная копия отца. Я, право, не знал, как быть. С одной стороны, спорить с дамой невежливо. С другой — разве гуманно говорить такое о невинном младенце? Да уж, Рамсден Уотерс. Присаживайтесь поудобнее, я расскажу о нем. Этот случай как нельзя лучше подтверждает мою старую мысль: женщин нужно приобщать к гольфу. Конечно, в их присутствии на поле есть свои недостатки. Никогда не забуду, как на одиннадцатой лунке мне удался прекрасный низкий драйв, а мяч ударился о ящик с песком на женской ти, отскочил назад и зашиб кэдди. Так я потерял удар, да и вообще игра после этого не заладилась. И все же преимуществ гораздо больше. Гольф делает женщин человечнее, смиряет гордыню, одним словом, может поубавить в них спеси, такой, знаете, заносчивости, которая здорово усложняет жизнь нашему брату. Может статься, вы и сами это замечали?

— Пожалуй, — кивнул молодой человек, — сейчас я и вправду вижу, что Женевьева, как увлеклась гольфом, стала больше меня уважать. Бывает, пошлю мяч метров за двести тридцать, так ее глаза прямо светятся восхищением — сама-то шестью ударами до пятидесятиметровой метки добирается.

— Вот-вот, — сказал старейшина.

— С малых лет, — начал он свой рассказ, — Рамсден Уотерс отличался застенчивостью. Казалось, мальчик все время чего-то боится. Возможно, в младенчестве няня напугала его страшной сказкой. Если так, ей позавидовал бы и сам Эдгар Алан По, ведь даже достигнув совершеннолетия, Рамсден Уотерс едва ли превосходил твердостью характера, например, бланманже. Он и в мужском-то обществе заметно робел, а у женщин его манера держаться и вовсе вызывала отторжение и насмешки. Рамсден был из тех, кто, едва завидев девушку, то и дело извиняется и путается в собственных ногах. При встрече с прекрасным полом он считал своим долгом покраснеть до корней волос и завязаться в узел, издавая при этом загадочные гортанные звуки, похожие на язык папуасов. Если с его дрожащих губ и слетала членораздельная фраза, она непременно касалась погоды, а Рамсден тут же просил прощения за банальность. Слабый пол не знает пощады к таким людям, и вскоре все женское население округи единодушно поставило на Рамсдене крест. Наконец, отказавшись от бесплодных попыток завести хоть какие-нибудь знакомства, молодой человек практически стал отшельником.

Полагаю, портрет, что я показал вам, сыграл в судьбе бедняги не последнюю роль. Стоило Рамсдену собраться с духом для выхода в свет, он глядел на рисунок и думал: «На что надеяться с такой-то физиономией?» Художники-карикатуристы в погоне за эффектом то и дело наносят людям душевные раны. Я-то еще ничего, могу и посмеяться над своим изображением. Сперва оно даже весьма позабавило меня, хотя я отказываюсь понимать, почему комитет до сих пор… Впрочем, эта картинка ничуть на меня не похожа. Вот Рамсден на карикатуре вышел ну просто один в один — и приукрашивать не пришлось. Да что внешность, тут вся душа его как на ладони. Ведь сущий олух нарисован на портрете-то, а Рамсден Уотерс самым настоящим олухом и был.

Итак, Рамсден сделался отшельником. Жил один в домике у пятнадцатой лунки, никуда не ходил, ни с кем не встречался. Единственной отрадой в его жизни был гольф. Покойный отец дал ему прекрасное образование — лет, наверное, с семнадцати Рамсден мог пройти в пар поле любой сложности. Этот великолепный талант непременно снискал бы ему Уважение в обществе, но стеснительный Рамсден не решался ни с кем играть. Тренировался в одиночестве, как правило ранним утром и поздним вечером, когда клубное поле пустует. Представляете, взрослый человек в двадцать девять лет боится, что кто-нибудь увидит, как он играет в гольф?

Одним прекрасным утром, когда все дышало восхитительным ароматом лета, солнце сияло золотом, птицы пели в кронах деревьев, а воздух был так чист и прозрачен, что первая лунка казалась втрое короче, Рамсден Уотерс, как всегда один-одинешенек, готовился выполнить первый удар. Секунду-другую целился, затем плавно поднял клюшку и уверенно повел ее вниз. Вдруг откуда-то сзади раздался голос:

— Ба-бах!

Рука дрогнула в самый последний момент, и мяч предательски упал в гущу деревьев справа от фервея. Рамсден обернулся и увидел маленького толстого мальчишку в матросском костюмчике. Они помолчали.