Повелитель Вселенной - Памела Сарджент

— Я думал, ты займешь шатер моего брата, — заметил Джаха.

— Я отдал шатер, служанок и все, что в нем было, пастухам Кышлыку и Бадаю. — Хан протянул кусочки мяса на кончике ножа. — Я также дал им право на дичь, убитую ими во время облавной охоты, а не на долю после нее.

— Верно, они служили тебе хорошо.

— Да, — сказал Борчу. — Они предупредили Тэмуджина, когда Нилха готовился напасть на него ночью врасплох. Это позволило нам ускользнуть и напасть на вас.

Хан щедр — так вознаградить обыкновенных пастухов! Рука Сорхатани дрожала, когда она брала мясо с ножа хана.

— Вскоре мои люди обеспечат сдачу всех кэрэитских куреней, — сказал хан, — но я никогда не хотел сражаться с тобой, мой боевой товарищ. Ты заботился о моем брате, и поэтому я не хочу наказывать тебя. Я не забыл, что ты когда-то сражался на моей стороне, и всегда стремился сохранить тебе жизнь. Теперь знай, что все твои стада и пожитки я тоже оставлю тебе. Ты по-прежнему будешь вождем своего племени, но служить станешь мне. Кэрэиты больше не будут отдельным улусом, а войдут в мой и станут членами монгольских родов.

— Это больше, чем мы заслуживаем, — сказал Джаха Гамбу. — Тогорил был моим братом, но он всегда был под чужим влиянием и в конце концов покинул нас. Теперь я буду служить тебе, мой хан.

Ибаха глядела на хана во все глаза, взор ее был так же лучист, как и тогда, когда она посматривала на Хасара. Он изучающе взглянул на нее, но улыбнулся Сорхатани. Сердце ее трепетало.

— Хасар говорил мне о красоте Ибахи-беки и Сорхатани-беки, — сказал хан. — Вижу, зрение у него по-прежнему острое. — Ибаха покраснела, Сорхатани старалась выглядеть спокойной. — Я удивляюсь, что он не включил их в свою долю добычи.

— Я привез их тебе, — сказал Джаха Гамбу, — в надежде, что ты сочтешь их пригодными. Почту за честь, если ты возьмешь их в свою орду.

Хан поклонился.

— Ибаха-беки, — сказал он. Ибаха вздрогнула. — За тебя говорит отец, но что подсказывает тебе твое сердце — ты пойдешь за меня с охотой?

Ибаха хихикнула и покраснела еще больше. Сорхатани услышала, что мужчины смеются. Хан забавляется, потому что нет нужды задавать такой вопрос.

— Конечно. — Ибаха прикрыла рот рукой и хлопала длинными ресницами. — Это была бы для меня честь, как и для любой женщины. Мое сердце было бы твоим.

— А ты, Сорхатани-беки?

Она встретилась с ним глазами. Наверно, он понимал ее состояние, от него ничего не укроется.

— Отец мой все сказал, и я понимаю, в чем состоит мой долг. Я была покорной дочерью и клянусь, буду достойной женой.

— Но ты не ответила на мой вопрос, — сказал он. — Я спросил, что подсказывает твое сердце.

Щеки ее горели.

— Мои чувства, какими они ни были, не могут заменить обязанности, — сказала она. — Я исполню свой долг перед мужем и не дам ему повода жаловаться на меня.

Хан рассмеялся.

— Я вижу, ответа от тебя не услышишь, но и в самом деле девушке не стоит слишком откровенно говорить о таких вещах.

Ибаха нахмурилась, вид у нее был огорошенный.

«Говори, что ты собираешься делать, — подумала Сорхатани, — не мучай нас».

— Джаха Гамбу, — сказал он наконец, — твои дочери мне понравились, и я с удовольствием породнюсь с тобой. Я хочу взять твою красивую Ибаху в жены. — Ибаха тихо вздохнула. — Сорхатани-беки также мне нравится своей красотой и сдержанностью. Вскоре моему младшему сыну понадобится жена. Я желаю просватать твою младшую дочь за моего сына Тулуя — они почти одного возраста, и у них будет время познакомиться друг с другом до свадьбы.

Сорхатани не моргнула глазом, стараясь не выдать боль, сковавшую ее сердце.

— Ты оказываешь нам великую честь, — бормотал отец.

Она будет главной женой его сына, а Ибаха не займет высокого положения среди жен хана. Предполагается, что она и так будет счастлива. Она знала, в чем состоит ее долг. Она будет Тулую хорошей женой — остается лишь надеяться, что он унаследовал кое-какие отцовские черты. Хан все продумал, отдавая ее сыну.

«Тебе надо было жениться на мне», — подумала она злобно и склонила голову.

84

Ибаха скребла шкуру обломком кости. Прежде она думала, что ей, как ханской жене, распоряжающейся всеми своими служанками и рабынями, придется работать поменьше. Но Бортэ-хатун не нравилось, когда другие жены бездельничают. Старшая жена хана была все еще красива, несмотря на возраст. Ей, наверно, уже под сорок. Ибаха думала, что увидит старую госпожу, а не женщину, соперничающую по красоте с молодой.

Наверно, Бортэ купила у главного шамана хана какое-то заклинание, сохраняющее внешний вид. Шаман часто бывал у хана, звали его Тэб-Тэнгри. Ибахе приходилось подавлять желание перекреститься всякий раз, когда она встречалась с шаманом, у которого было безбородое лицо и гладкая, как у девушки, кожа.

— Хадаган показала мне прекрасный стежок для моей вышивки, — сказала Есуй. Обе сестры-татарки сидели на подушках, принеся свою работу в юрту к Ибахе. — Она использует его для вышивания цветочков — я покажу тебе, когда освою.

— Хадаган! — Ибаха захихикала. — Трудно поверить, что хан позарился на такую простую женщину.

Есуген оторвалась от одежды, которую зашивала.

— Хан никогда не забывает тех, кто спас ему жизнь.

Ибаха скребла шкуру. Есуй и Есуген были ей ближе потому, наверно, что подходили по возрасту, но и они порой хмурились, глядя на нее, как это делала ее сестра.

— Я молюсь, чтобы наш муж поскорей сделал нам по ребенку, — сказала Есуй. — Я бы попросила Тэб-Тэнгри поколдовать, если бы не боялась его так.

Ибаха отложила кость и сотворила крестное знамение.

— Мои священники могут помолиться за вас — вам не нужно Всенебесное колдовство.

Есуген побледнела и сделала знак, отвращающий злые силы.

— Не говори так. Я видела, как он вызвал дождь для нас у озера Балюна. Он ездит на Небо на своей белой лошади — все говорят это.

Ибаха сказала:

— Я боюсь его.

Есуй и Есуген обе сделали знаки.

— Он услышит тебя, — прошептала Есуй. — Он может слышать на расстоянии и через уши животных. — Ее длинные черные глаза стали холодными. — Его сила служит также нашему мужу, и Тэб-Тэнгри старается заслужить его одобрение. Хорошо бы, чтобы ты это запомнила.

Ибаха ненавидела шамана, глаза которого, казалось, всегда таили молчаливую усмешку. Ее отец считал шаманов полезными, но выше ставил своих священников. Главный шаман хана был такой же, как все шаманы, его заклинания хорошо оплачивались. Магия креста была сильнее магии Тэб-Тэнгри.

Она прославилась бы во имя Бога, если бы обратила мужа в истинную веру. Тэб-Тэнгри был бы низведен до уровня жреца, применяющего свою магию только тогда, когда надо изгнать злого духа из больного или гадать по костям. Всякий увидел бы, как сильно любит ее хан, если бы он разделял ее веру.

После большой охоты, когда шкуры были очищены, а мясо высушено и отложено про запас, над ханским станом забушевала метель. Ибаха помогла служанкам загнать овец в их юрты и, увязая в глубоком снегу, добралась до своего большого шатра. Там она застала хана, одного на этот раз. Он стоял у очага, греясь, а ее повариха Ашиг следила за котлом.

Ибаха подбежала к нему.

— Ты пришел ко мне, — сказала она, запыхавшись, — даже в такую метель.

— Твой шатер был ближайшим, конь дальше не пошел, да и повариха у тебя лучше всех.

Ашиг заулыбалась.

— Я стараюсь, — сказала она.

Ибаха стряхнула с себя снег, отдала шубу старухе, единственной служанке, бывшей в шатре, и усадила хана возле постели.

Лучшего случая поговорить с ним у нее уже не будет. Она редко оставалась с ним наедине, поскольку за ужином присутствовали другие жены, или его нойоны пили и пели вместе с ним, а когда он был в ее постели, то не хотел разговаривать.

— Мне надо что-то тебе сказать.

— Говори.

— Мне бы хотелось рассказать тебе о своей вере.

Хан удивился и вздохнул.

— Давай.

— Мои священники, конечно, расскажут тебе больше — они больше знают.

— Ибаха, говори, что хотела сказать.

— Ну. — Она мяла в руках полу халата. — Ты, наверно, слышал от моего отца и других наших людей о Сыне Бога, о том, как он умер на кресте за наши грехи.

— Слышал, но у мужчин есть другие темы для разговоров.

— Христос сказал своим ученикам, что Бог их любит, и обещал им вечную жизнь, если они будут придерживаться истинной веры.

Он пожал плечами.

— Я слышал, что мудрецы в Китае тоже знают секрет бессмертия.

— Я говорю о душе, — возразила она. — Христос умер во искупление наших грехов, потом воскрес из мертвых и обещал, что у нас будет вечная жизнь на Небе. Если ты поверишь в Божьего Сына…

— У Бога много сыновей, — сказал он. — Он дал моей праматери Алан Гоа трех сыновей и сделал их отцами ханов.