Катрин Денев. Красавица навсегда - Плахов Андрей Степанович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из интервью с Ларсом фон Триером
(Копенгаген, 2000)
– Ваша первая трилогия – «Элемент преступления», «Эпидемия», «Европа» – сконцентрирована вокруг мужчин и выражает их точку зрения на окружающий мир. Вторая трилогия – «Рассекая волны», «Идиоты», «Танцующая в темноте» – посвящена женщинам. Что этот поворот означает для вас лично?
– Я беру самого себя, свою собственную сущность, разделяю на составные части и этими частями наделяю героев своих фильмов. Я рассказываю одну и ту же историю об идеалисте, который либо отказывается от своих идеалов, либо их развивает до предела. И, как правило, получалось так, что женщина продвигалась на этом пути гораздо дальше, чем мужчина.
– Как вы относитесь к мюзиклам?
– Ребенком я много их смотрел. И очень любил. Но никогда не связывал с теми фильмами, которые хотел бы делать. Затрудняюсь определить жанр «Танцующей». Но мне хотелось использовать эмоциональную силу музыки, пения. И в то же время развернуть драматическое действие. Как в «Шербурских зонтиках». Я большой поклонник этого фильма, его чистейшей формы. И очень рад, что у меня сыграла Катрин Денев, – хотя это и получилось случайно. Я чувствую также, что близок восточноевропейским мюзиклам, хотя почти не видел самих этих фильмов. Мне хотелось наложить структуру американского мюзикла на совсем другую социальную группу. Что было только раз – в «Вестсайдской истории».
– В свое время Гостепартамент США запретил продавать этот фильм в соцстраны как антиамериканский. Таким же некоторые называют и вашу картину…
– Не считаю себя вправе критиковать американское общество. Но и не думаю, что я как-то особенно раскритиковал его. Во всяком случае, моей целью это не было. Я делал фильм только на основании собственных представлений об Америке. Меня занимает эта нация, которая словно бы существует для всего мира не в реальности, а в кино. Ну не странно ли, что страна с такой мощью природных и этнических ландшафтов так резко реагирует на критику.
– «Танцующую в темноте», которую вы сделали вместе с Бьорк, вряд ли назовешь актом любви. Скорее это напоминает акт борьбы…
Фон Триер смеется довольно горьким смехом:
– Садомазохистская любовь!
– А как сложились ваши отношения с Денев?
– Катрин написала мне письмо и попросила дать ей маленькую – подчеркивалось, маленькую – роль. С истинно французской скромностью она представила себя как актрису, которая снялась в каких-нибудь двух-трех фильмах. Я ответил, что был бы очень рад с ней работать. И предложил ей в «Танцующей» роль, на которую сначала думал взять тридцатипятилетнюю негритянку. Катрин была воодушевлена идеей сыграть цветную женщину, но потом мы эту роль переделали.
– Считаете ли вы это сотрудничество удачным экспериментом?
– Она была готова к любой импровизации, не пугалась нового, неизвестного. И меня это поражало, особенно когда я думал о том статусе, который она имеет в мировом кино. К сожалению, из-за тех постоянных проблем, которые нам создавала на площадке Бьорк, у меня оставалось слишком мало времени, чтобы общаться с Катрин Денев. И все же мы успели узнать, что у нас есть общий интерес к выращиванию помидоров.
Из интервью с Франсуа Озоном
(Париж, 2001)
Я в парижском офисе кинокомпании Fidelite, что по-русски означает «Верность». Рабочий стол Озона завален кассетами со старыми французскими фильмами: узнаю на обложках лица Жана Габена, Мишель Морган, Даниель Дарье и других звезд 50-х годов.
– Неужели это и есть тайная страсть авангардиста Озона? Откуда такая любовь к национальной традиции?
– Просто я готовлюсь к новой картине. Ее действие происходит полвека назад, и я смотрю много фильмов того периода. Сценарий написан по пьесе Робера Тома, популярной в те годы, это комедия с криминальным отливом, она много раз ставилась во Франции и, кажется, даже в вашей стране.
– И называлась «Восемь влюбленных женщин». Итак, первый исторический фильм в твоем послужном списке?
– Не забывай: «Капли дождя» – это Германия 70-х годов. Но в принципе да: на сей раз я забрался совсем далеко в историю.
– Ты тогда еще не родился. А все фильмы, что лежат на твоем столе, были очень популярны не только во Франции, но и в России. Потом пришли режиссеры Новой Волны и похерили «папино кино». Неужели ты решил его воскресить?
– Да, деятели Новой Волны заклеймили предков – это считалось хорошим тоном. Как и снимать на улицах, в толпе, использовать непрофессиональных или неизвестных актеров, отображать «поток жизни». Но пришло новое поколение, свободное от диктата этих установок. Теперь мы можем выбирать, и для нас нет табу. Например, свой новый фильм я буду снимать целиком в интерьере. В нем будет восемь женщин разного возраста и, представь, ни одного мужчины.
Озон смеется:
– Я потерял интерес к мужчинам. Теперь я люблю женщин.
– Восемь (или восемь с половиной) – хорошее число для кинематографиста.
– Достаточно восьми. Они соберутся в одном помещении и станут, словно в детективе Агаты Кристи, выяснять, кто из них убийца. Так что единственный мужчина присутствует в картине в виде покойника. В таком фильме обязательно должны играть звезды.
– Например?
– Пока я не готов назвать всех исполнительниц, но так и быть, открою один секрет. Вчера я обедал с Катрин Денев, она прочла сценарий, он ей понравился, и теперь я жду от нее окончательного согласия. А в роли самой старой из героинь, возможно, снимется Даниель Дарье: она не только жива, но все еще элегантна и обаятельна.
– Но ты же критиковал Денев за то, как она сыграла в фильме «Танцующая в темноте». Сказал, что тебе как французу невозможно поверить, чтобы Катрин Денев изображала работницу завода.
– Ведь я и приглашаю ее совсем на другую роль. Да и фильм будет не как у Ларса фон Триера, хотя в нем тоже есть что-то от мюзикла. Нечто среднее между старым французским (в основном черно-белым) и цветным голливудским кино, немного в стиле Джорджа Кьюкора и Винсента Минелли. История будет чисто французской, изображение и цвет – американскими.
Из интервью с Катрин Денев
(Париж, 2002)
– Почему вы решили сняться у Франсуа Озона?
– Это мой первый фильм без мужчины. Когда Озон дал мне прочесть сценарий, я уже видела некоторые его фильмы.
К счастью, успела посмотреть Sitcom – иначе не знаю, согласилась бы или нет. Озон требовал очень быстрого ответа: ему не терпелось сформировать свою «семью». Особенно важно было определиться с Габи: эта роль чрезвычайно важна – не только сюжетно, но и эстетически.
– Как вы сами определяете свою героиню?
– Это такая провинциальная пантера. Важно, что она блондинка. Прототипом для нее послужили экранные героини Ланы Тернер. Вслед за Озоном я хотела отдать должное актрисам того времени.
– Получили ли вы удовольствие от съемок?
– Как нам, актерам, хорошо известно, играть комедию далеко не всегда весело и приятно. И здесь были свои трудные моменты. Фильм о прошлом, каждый день приходилось по два часа одеваться и гримироваться: парик, костюм, корсет. Но хотя режиссер был очень требователен, я чувствовала себя превосходно в компании женщин. Одних я знала раньше, других нет, но это не имело значения.
– Фанни Ардан – среди первых или вторых? И как снималась ваша сцена с поцелуем?
– Я знала Фанни, но до сих пор с ней не снималась. Эта сцена между нами – от драки к поцелую – дань памяти Трюффо. Сначала мы обе побаивались, мне казалось, что это не слишком сочетается с остальным фильмом, но раз уж Озону так хотелось… Я доверяю этому режиссеру, потому что его фильмы никогда не вульгарны.
– А как работалось с остальными партнершами?
– Съемки проходили группами по две или по три актрисы. Эмманюель Беар была немного в стороне. Даниель Даррье, напротив, охотно общалась со всеми, она, кстати, прекрасно выглядит. Изабель Юппер поразила меня тем, как много и серьезно работает, никогда не устает. Все происходило так, как это бывает в жизни: ведь мы тоже постоянно находимся в «семье», общаемся с людьми разных возрастов.