Дом душ - Артур Мэкен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вышла на кухню и как можно тише поговорила с горничной.
– Энн, кто переставил бюст с верхней части шкафа? – спросила я. – Профессор Грегг говорит, что к нему не прикасался. Ты нашла старую стремянку в одном из сараев?
Девушка непонимающе уставилась на меня.
– Я к нему не прикасалась, – сказала она. – Нашла его там, где он сейчас, на днях утром, вытирая пыль в комнате. Да, точно, – в среду утром, после того как Крэдоку ночью стало плохо. Знаете, мисс, – в голосе Энн прорезались жалобные нотки, – наши комнаты рядом, и было так жутко слышать, как он плачет и выкрикивает непонятные слова. Я перепугалась, а потом пришел хозяин – я слышала его голос, – отвел Крэдока в свой кабинет и что-то ему дал.
– И наутро ты обнаружила, что бюст перенесли?
– Да, мисс. Когда я спустилась и открыла окна, в кабинете стоял странный запах; неприятный, и я все гадала, откуда он идет. Знаете, мисс, давным-давно у меня выдался свободный денек – я тогда работала у миссис Принс на Стэнхоуп-Гейт, – и мы с кузеном Томасом Баркером пошли в Лондонский зоопарк, а там захотели посмотреть на змей в змеином доме – и вот запах был в точности такой же; помню, мне от него стало дурно и я попросила Баркера вывести меня наружу. Ну вот, как я и говорила, в кабинете пахло тем же самым, и мне стало интересно, как такое могло получиться, а потом я увидела изваяние с лицом Питта на хозяйском столе и подумала: «Надо же! Кто мог это сделать – и, самое главное, как?» Я начала вытирать пыль, взглянула на бюст, подумав, что к нему уже много лет не прикасалась тряпка, и увидела отметину там, где сошла пыль, – только вот это были не следы пальцев, но большое такое, размазанное пятно. Я провела по нему рукой, сама не понимая, что делаю, и оказалось, что пятно это липкое и склизкое, как будто по изваянию проползла улитка. Очень странно, ведь так, мисс? Хотела бы я знать, кто мог это сделать и почему оставил после себя такую мерзость.
Благонамеренная болтовня служанки задела меня за живое; я легла на свою кровать и прикусила губу, чтобы не закричать от пронзительной муки, вызванной смесью ужаса и замешательства. О да, я едва не обезумела от страха; полагаю, случись все днем, я бы сбежала, сверкая пятками, позабыв про мужество и долг перед профессором Греггом, не заботясь о том, предначертана ли мне медленная смерть от голода – лишь бы выпутаться из тенет слепого, панического страха, которые с каждым днем все плотнее окружали меня. Если бы знать, думалось мне, если бы только знать, чего следует бояться, можно было бы защитить себя от этого; но в одиноком доме, окруженном со всех сторон древними лесами и высокими холмами, оставалось лишь ждать, что в любой момент из какого-нибудь укромного уголка выскочит нечто ужасное, и впадать в ступор от всякого невнятного, но зловещего звука. Тщетно я пыталась призвать на помощь скептицизм и с помощью холодного здравого смысла укрепить веру в естественный порядок вещей, ибо врывавшийся в открытое окно воздух являл собой мистическое дуновение, во мраке тишина преисполнилась тяжести и скорби, будто заупокойная месса, а перед моим мысленным взором магически возникли причудливые силуэты, сбегающиеся к зарослям камыша на берегу реки.
Утром, едва переступив порог столовой, где мы завтракали, я почувствовала, что неведомая интрига приближается к развязке: профессор сидел с невозмутимым, будто каменным, лицом и едва ли слышал, о чем говорили за столом.
– Я собираюсь на довольно долгую прогулку, – сказал он, когда с едой было покончено. – Не ждите моего возвращения, а если не вернусь к ужину, не думайте, будто что-то случилось. В последнее время я поглупел, и, осмелюсь предположить, короткая экскурсия пойдет мне на пользу. Возможно, я даже переночую в какой-нибудь маленькой гостинице, если найду чистое и удобное местечко.
Услышав эти слова и принимая во внимание опыт общения с профессором Греггом, я поняла, что им движет вовсе не банальное желание насладиться прогулкой. Я не знала и даже отдаленно не догадывалась, куда он собрался, не имела ни малейшего представления о цели его пути, но все страхи прошлой ночи вернулись; и когда профессор, улыбаясь, стоял на террасе, готовый уйти, я взмолилась, уговаривая его остаться и забыть все свои мечты о неоткрытом континенте.
– Нет-нет, мисс Лалли, – ответил он, не переставая улыбаться, – слишком поздно. Вы же знаете, vestigia nulla retrorsum[112] – вот девиз всех истинных первооткрывателей, пусть я и уповаю на то, что в моем случае он не исполнится в буквальном смысле. И все же, честное слово, напрасно вы так тревожитесь; я рассматриваю свою маленькую экспедицию как нечто совершенно заурядное; не более захватывающее, чем день с геологическим молотком в руке. Риск, конечно, есть, но он свойственен и самой обычной экскурсии. Я могу позволить себе беззаботную прогулку; да любые народные гуляния в сто раз опаснее. Ну же, выше нос; прощайте самое позднее до завтра.
Профессор быстро зашагал по тропинке, и я увидела, как он открыл калитку, обозначающую вход в лес, а потом исчез во мраке под сенью деревьев.
День выдался тяжкий, словно окутанный причудливой тьмой, и я вновь ощутила себя узницей престарелого леса, запертой в древнем краю тайн и ужасов, о которых живущие вовне давным-давно забыли. Я надеялась и страшилась; когда наступил час ужина, уповала на шаги профессора в холле и его голос, его ликование по поводу невесть какого триумфа. Я изобразила радость, готовая приветствовать его, но спустилась ночная мгла, а он так и не появился.
Утром, когда горничная постучала в мою дверь, я спросила, вернулся ли хозяин; и когда она ответила, что дверь его спальни открыта, а комната пуста, отчаяние стиснуло меня в ледяных объятиях. И все же я внушила себе, что он мог познакомиться с
