Полное собрание сочинений. Том 17 - Л Н. Толстой

Обратное совершается, не скажу — еще чаще, (въ сущности оно происходитъ рѣже, если принять въ расчетъ всѣхъ людей) но замѣтнѣе; замѣтнѣе потому, что отрицаніе науки на основаніи того, что она не удовлетворяетъ требованія сердца, дѣлается преимущественно людьми невѣжественными, не имѣющими671 органовъ выраженія — печати; такъ большинство мужиковъ, неграмотныхъ людей, дѣлаютъ это разсужденіе о ненужности и глупости науки. Обратное же дѣлается изъ числа людей науки, имѣющими въ своемъ распоряженіи орудія распространенія — слова. Поэтому хотя численность людей, дѣлающихъ эту обратную ошибку, т. е. отрицаніе знанія-вѣры на основаніи несоотвѣтств[ія] требованій разума, — именно ошибка эта болѣе замѣтна, обставлена болѣе искусно и потому требуетъ внимательнаго обсужденія.672 Разсужденіе слѣдующее. —

Такое то положеніе сердечнаго знанія-вѣры, положимъ, сотвореніе міра Богомъ, не соотвѣтствуетъ законамъ разума.673 Почему Б[огъ] сидѣлъ, сидѣлъ и вдругъ сотворилъ міръ? Какъ могъ онъ сотворить изъ ничего? Сотворить твердь нельзя было и т. д.

Источникъ психологическій совершенно тотъ же, какъ въ случаѣ отрицанія науки вѣрою: человѣку не хочется признаться въ своемъ незнаніи и въ равнодушіи къ этому незнанію и онъ отрицаетъ все знаніе сердца, перенося цѣли его въ другую, чуждую область разума.674

23 Декабря.

Разсмотримъ данный примѣръ: въ чемъ состоитъ знаніе вѣры, въ чемъ состоитъ опроверженіе разума и какъ разумъ мнимо исправляетъ ошибку вѣры (какъ онъ обманываетъ себя). — Въ смыслѣ вѣры, чтò значатъ первые стихи библіи: Ничего не было и былъ Богъ и онъ сотворилъ міръ въ 6 дней, и т. д. На какой вопросъ отвѣчаетъ этотъ отвѣтъ? Вопросъ, вызвавшій этотъ отвѣтъ (данный Моисеемъ, Зороастромъ, Богомъ, всѣмъ человѣчествомъ — кѣмъ бы то ни было) состоитъ не въ томъ: когда Богъ сотворилъ міръ (на этотъ то вопросъ разумъ находитъ отвѣтъ неправильнымъ) не въ томъ, какъ, изъ чего онъ сотворилъ и какъ послѣдовательно во времени онъ сотворилъ, и прежде ли онъ сотворилъ твердь, а потомъ, — а вопросъ одинъ, вѣчный, лежащій въ сердцѣ каждаго человѣка. Чтò я, откуда я и все меня окружающее взялось? Если вопросъ не всегда могъ быть выражаемъ, если и теперь есть люди, и между дикими, и между христіанами, для которыхъ вопросъ никогда не возставалъ во всей ясности, то несомнѣнно одно, что вопросъ этотъ лежитъ, хотя иногда и несознанный, въ сердцѣ каждаго человѣка. Сколько мы знаемъ, прошли вѣка прежде чѣмъ человѣкъ имѣлъ какой нибудь отвѣтъ на этотъ вопросъ. И вопросъ на этотъ отвѣтъ могъ быть различный и бывалъ различный. Можно было отвѣчать, — и отвѣчали, и отвѣчаютъ, — что я есмь, потому что есмь, и все другое существуетъ, не имѣя причины. Можно было сказать, что я одинъ есмь и все остальное мое представленіе. Можно было сказать, что есть сила, которая сотворила меня, а другая сила сотворила другое. Но человѣчество [въ] глубочайшей древности выработало675 на этотъ сложный вопросъ отвѣтъ, заключающійся въ томъ, что всѣ силы, <движущіе>, ощущаемыя и видимыя мною, имѣютъ одинъ источникъ — силу, к[оторую] называютъ Богомъ, что эта же сила есть источникъ существованія и источникъ происхожденія всего. Но отвѣчая <словами> на вопросъ человѣчества, тотъ кто отвѣчалъ на него, кто бы онъ ни былъ, долженъ былъ отвѣчать въ понятіяхъ людей, сообразно съ тѣми знаніями, к[оторыя] они имѣютъ, и долженъ былъ отвѣчать <тѣмъ шаткимъ слабымъ> словомъ, орудіемъ преимущественно разумнаго знанія. — Если тотъ, кто сказалъ это, сказалъ: «я чувствую, что я во власти однаго Благаго существа и онъ сотворилъ меня». Ему бы сказали: «неправда, ты родился отъ отца и матери, дѣда и т. д.» Для того чтобы говорить съ людьми, онъ долженъ былъ говорить ихъ языкомъ и сказать:676 «Богъ сотворилъ всѣхъ людей, сотворивъ первую пару». Подобныя же соображенія заставили его сказать о послѣдовательности творенія. Вся послѣдовательность и подробность творенія суть только неизбѣжная дань, отданная слабости орудія выраженія — слова, и слабости орудія восприниманія — пониманія.677

Представимъ себѣ хоть Моисея, человѣка, углубившагося въ себя, въ мысли о значеніи человѣка, въ тѣ самыя мысли, которыя служатъ отвѣтомъ на вопросъ: «что я такое?», — и вдругъ понявшаго единство свое съ единствомъ силъ. Кто испытывалъ эти минуты настоятельности вопроса и мгновенной ясности мысли, тотъ знаетъ это чувство. На мгновеніе онъ почувствовалъ Бога, почувствовалъ свое мѣсто. Онъ увидалъ Бога, (иначе онъ не могъ бы выразить этаго чувства). Но, желая передать это чувство, онъ долженъ былъ говорить словами, подъискивать понятныя выраженія, и онъ написалъ книгу Бытія. Онъ не могъ непосредственно передать это чувство въ книгѣ; въ личныхъ отношеніяхъ онъ передалъ его, и оно то и дало силу книгѣ (такъ дѣлали всѣ пророки). Теперь что же ищутъ въ этой книгѣ тѣ, которые критикуютъ разумомъ подробности изложенія? Они ищутъ отвѣтовъ на то, какъ Богъ сотворилъ міръ. Но Моисей невольно, противувольно даже, сказалъ какъ, — онъ отдалъ этимъ дань слабости орудію слова; онъ только одно хотѣлъ сказать и говорилъ: то, что есть единый Богъ, источникъ всего по времени и пространству678 и человѣкъ его произведеніе. (И теперь я, стараясь поправлять Моисея, отдаю гораздо худшую дань слабости слова,679 чувствуя, что каждое употребляемое мною слово неадекватно понятію). Но одно ясно и несомнѣнно, это то, что центръ тяжести, смыслъ, цѣль словъ Моисея, не есть и не можетъ быть изложеніе теоріи происхожденія міра, но отвѣтъ на вопросъ; чтò я такое? откуда взялся? зачѣмъ? Отрицать то, что отвѣтилъ на это Моисей въ Библіи <Зороастръ въ Зендавестѣ> мы можемъ только если вопросъ остался безъ отвѣта, или если отвѣтъ ошибоченъ, несогласенъ съ другимъ извѣстнымъ намъ отвѣтомъ на вопросы сердца. Но никакъ не потому, что форма подробностей отвѣта на вопросы сердца несогласна680 съ совершенно другими, не имѣющими ничего общаго съ этими вопросами, другими вопросами разума. А это то самое и дѣлаетъ наука, отъискивая въ вѣрѣ несогласія съ ея положеніями. Вы говорите, что тверди нѣтъ — прекрасно. Стало быть, Богъ сотворилъ то самое, что Моисей подразумѣва[лъ] подъ словомъ — твердь. Дѣло не въ томъ, что онъ подразумѣвалъ подъ твердью и не зналъ астрономіи, а въ томъ, что онъ сказалъ, что Богъ и это тоже сотворилъ, т. е. что все имѣетъ одинъ источникъ. Если это есть Божеское откровеніе, почему оно не знало астрономіи? Если бы даже и Божеское откровеніе въ самомъ узкомъ смыслѣ, то Божеск[ому] откровені[ю] нельзя было говорить о систем[ѣ] Геркулевскаго созвѣздія и о Ракѣ681 Евреямъ, которые видѣли твердь и спрашивали, откуда твердь. — (Боюсь, что и наше понятіе о небесныхъ тѣлахъ лѣтъ черезъ 10 000 покажется очень смѣшнымъ и грубымъ; стало быть и нашимъ языкомъ нельзя б[удетъ] говорить.682

Это возраженіе говоритъ только, зачѣмъ Богъ не говорилъ научно. Но это то и показываетъ, что область науки не то, что область вѣры. Отвѣтъ данъ на вопросъ сердца, а не разума, и отвѣтъ полонъ и ясенъ относительно вопроса.683 Если отвѣтъ не полонъ и неясенъ, какъ это бываетъ, то уясните, дополните его, но не забывайте вопросъ. Всѣ геологическія изысканія не помогутъ ни на волосъ уясненію вопроса о томъ, одинъ ли я самъ по себѣ или въ связи со всѣмъ міромъ и въ зависимости отъ одной силы. Что я такое? А только на этотъ вопросъ ищется отвѣтъ. Наука въ этомъ случаѣ дѣлаетъ ту же ошибку, которую дѣлаетъ вѣра на основаніи своихъ требованій684 отрицая науку; но наука, владѣя словомъ и діалектикой, хитритъ лучше чѣмъ вѣра. Скрывая свою ошибку перенесенія вопроса изъ области сердечной въ разумную, ложная наука часто,685 отрицая такимъ незаконнымъ путемъ положенія вѣры, дѣлаетъ видъ, что она поправляетъ ихъ; и этой мнимой поправкой сама себя обманываетъ. Она говоритъ: сотвореніе міра въ одинъ прекрасный день не имѣетъ смысла. Сотвореніе паръ животныхъ еще менѣе. Мы видимъ, что все существуетъ и все развивается и изъ этаго не имѣемъ права заключать, чтобы было время, когда ничего не было. Но слѣдя за развитіемъ, мы приходимъ къ заключенію, что были низшія формы, изъ к[оторыхъ] развивались высшія,686 и въ томъ числѣ человѣкъ, и потому вмѣсто басни творенія для насъ является разумная и подтверждаемая опытомъ теорія развитія силъ природы. И совершается та странная подтасовка, что человѣкъ, ухватившись за вопросы вѣры, послѣ многихъ манипуляцій, находитъ себя съ полными руками всякихъ вопросовъ разума, а вопросы вѣры съ ихъ отвѣтами остаются не то что отвергнутыми, а совершенно устраненными. Эшафодажъ науки, подставляемый подъ вѣру, такъ сложенъ и громоздок, что очень многіе даже не замѣчаютъ обмана и наивно видятъ отвѣтъ на вопросъ въ томъ, чтò я такое, отвѣтъ въ томъ, что я есмь организмъ, въ которомъ развиваются неизвѣстныя силы по извѣстнымъ законамъ. Въ сущности же для каждаго, кто потрудится весь этотъ эшафодажъ науки привести опять къ первому вопросу вѣры, будетъ очевидно, что отвѣта не только нѣтъ, но и не можетъ быть въ области науки, разумнаго знанія. Исходная точка моя была: что есмь я, т. е. что есть моя жизнь, мое обособленіе отъ другихъ, и что такое687 тѣ силы, которыя я чувствую, дѣйствуя и страдая, и откуда я взялся?