Окись серебра - Виктория Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она опустила меч, словно решила его бросить за ненадобностью, а потом резко согнула руку в локте и сделала выпад.
Клинок пронзил Гвен насквозь так быстро, что она не успела почувствовать боль. И не успела понять, смирилась всё-таки со смертью или нет.
Свет в глазах стремительно гас, очертания Анабеллы и других воинов смазывались, превращаясь в мутное пятно. Господи, как там Генри… как там её мальчик, такой храбрый, отважный и решительный, несмотря на юные годы… И как он будет расти без родителей?
Гвен закрыла глаза, чтобы не видеть среди смазанных силуэтов ослепляющего пламени. И уже больше никогда не открывала.
Анабелла довольно ухмыльнулась.
— Зря вы, миледи, — подал голос один из телохранителей. — Сами же говорили, что с бабами можно… что угодно…
— Вот найдём хозяйку — и делайте что угодно, — закатила глаза Анабелла, стирая с меча краем плаща кровь этой несчастной нолдийки.
Её молчание и смерть поиски хозяйки Тоулла особо не затруднят. Наверняка на их пути встретится ещё немало перепуганных, жалких, ничтожных обитателей замка. Возможно, сама госпожа Тоулл в том числе… В конце концов, можно будет воспользоваться магией. После заклинания, направленного на уничтожение ворот, Анабелла немного устала, но, пожалуй, ей хватит сил, чтобы сотворить заклинание поиска или взгляда сквозь пространство. Но это уже на крайний случай.
Анабелла кивнула и повела свой отряд дальше, перешагнув через окровавленный труп Гвен.
Белая роза II
1369 год от Великого Затмения, февраль
В то утро Лилиан разбудила мачеха. Ещё не вполне рассвело, спальню окутал полумрак, а сквозь щели в окне внутрь лился прохладный васарисский[36] воздух. Лилиан укуталась в одеяло, зажмурила глаза — но голос мачехи был настойчив, громок и агрессивен.
— Вставай, Лили, вставай! — раздражающе звенело над ухом. — Милорд скоро приедет!
Лилиан подскочила, села в постели, едва успев натянуть одеяло на едва прикрытую ночной сорочкой грудь. Мачеха, Фенелла, лишь фыркнула — чего она там, мол, не видела! Но Лилиан её стеснялась. Эта тридцатилетняя светловолосая женщина вторглась в её жизнь неожиданно, нагло и сразу стала в поместье Освальдов хозяйкой, а падчерицу оттеснила и сделала бесправной гостьей в собственном доме. Отец, сир Оливер, женился на Фенелле спустя пару месяцев после того, как свозил Лилиан в Эори — он говорил, что та поездка была неудачной, ибо жениха для дочери он не нашёл, а она ещё и в историю попала… Но Лилиан, несмотря на пресловутую историю, считала те пару дней лучшими в своей жизни.
Она бросила быстрый взгляд на туалетный столик: там, почти вплотную к зеркалу, стояла маленькая хрустальная ваза, а в ней красовалась белая роза. Её тонкие нежные лепестки, вечно свежие и неувядаемые, искрились в рассветных лучах — точно так же искрились глаза лорда Джеймса, когда он танцевал с Лилиан…
И вот сейчас Фенелла говорит, что он скоро приедет… Но как? И зачем?
— Оденься поприличнее, — заявила мачеха, оглядев Лилиан оценивающим взглядом, — и причешись, а то на ведьму похожа.
«Будь я ведьмой — превратила бы тебя в лягушку», — подумала девушка, нахмурившись. Насмешки мачехи она терпела молча, хотя иногда ей очень хотелось как-нибудь ответить… Точнее, поначалу Лилиан отвечала, но отец постоянно вставал на сторону своей новой жены. Младшим детям сира Оливера, двум сыновьям, до мачехи дела не было, а ей, в свою очередь, до них — она сразу признала, что не сладит с сорванцами-мальчишками, поэтому взялась за воспитание падчерицы. Дядя Гленн же, всегда поддерживающий исключительно племянницу и умеющий спорить со старшим братом, объяснял ей, что иногда разумнее промолчать, иначе потом можно пожалеть о своих словах… И Лилиан, стиснув зубы, молчала.
О том, зачем к ним приехал лорд Джеймс, ей никто не говорил: взволнованный и занятый отец игнорировал её вопросы, остальные домочадцы ничего не знали. Даже всезнающий Гленн пожал плечами…
Однако какой бы ни была причина появления властителя Нолда в такой захудалой дыре, как Освальд, следовало встретить его как следует. Поэтому все в поместье, от самого сира Оливера до слуг, суетились, бегали туда-сюда, переставляли мебель, носили посуду, натирали полы с небывалым усердием…
«Что ж вы, милорд, так поздно нас предупредили», — с усмешкой подумала Лилиан, возрождая в памяти лицо лорда Джеймса.
— Надо кабана зарезать! — послышался чей-то голос с первого этажа.
— Да не успеем зажарить, — громко возразил повар — Лилиан узнала его голос, ибо до свадьбы отца и появления в Освальде Фенеллы часто взаимодействовала с ним как хозяйка.
Сама же Фенелла, разбудив Лилиан, тоже убежала, чтобы влиться в эту суету, и, кажется, напрочь забыла про падчерицу. Поэтому девушка смогла спокойно привести себя в порядок. Сначала хотела надеть своё лучшее платье из фиолетового шёлка, но потом рассудила, что сейчас, зимой, в нём будет холодно. Поэтому выбрала другое, чуть проще, но тоже красивое — из алой шерсти, отделанной шёлком на рукавах и бисером на воротнике.
Взглянув на себя в зеркало, ужаснулась — и правда, лохматая, не хуже лесной ведьмы, заспанная, как будто помятая… Быстро заплела две косы у виска и свернула их в петли, закрепив шпильками. Но не успела Лилиан закончить с причёской, как в её комнату вновь ворвалась мачеха.
— Долго ты будешь возиться? Иди мне с чашей помоги!
Ох, Господи, чаша… В то время (на самом деле довольно долгое), что у сира Оливера не было жены, чашу всем знатным гостям, приезжающим в Освальд, подавала Лилиан. Её мать умерла почти десять лет назад, родив младшего сына, а Фенелла появилась в Освальде не так давно, и поэтому Лилиан привыкла наливать вино и подавать чашу сама. А теперь… теперь ей придётся лишь помогать, и, скорее всего, Фенелла в итоге пошлёт её прочь, сказав, что падчерица ей лишь мешает.
Спускаясь вслед за мачехой по лестнице на кухню, Лилиан услышала краем уха голос отца:
— Может, граф Орелл ему на нас нажаловался?
— А на что? — возразил ему дядя Гленн. — Как будто мы плохие вассалы…
— Ну, вдруг затаил какую-то обиду?
— Так сообщил бы нам лично.
Лилиан представила, как отец привычно закатил глаза — он так делал каждый раз, когда ему говорили что-то, что не укладывалось в его мировоззрение.
Фенелла дёрнула её за рукав, и девушка ускорила шаг.
Пока они возились с вином, выбирая лучшее, откупоривая штоф и осторожно, чтобы не пролить ни капли дорогого напитка, наливали его в серебряную приветственную чашу, сир Оливер с братом
