Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования - Евгений Глущенко

Кауфман убеждал своих оппонентов, что, несмотря на запутанность, непроясненность сложившихся веками аграрных отношений в Туркестане, Российское государство не имеет права занимать позицию невмешательства в эти отношения, дожидаясь, когда чиновники различных ведомств завершат свои ученые дискуссии и одарят туркестанских землевладельцев и землепользователей новым земельным законом. Такое невмешательство было бы пагубным по политическим мотивам. Массы городского и земледельческого населения находятся под влиянием мусульманского духовенства, враждебного русской власти. Уменьшить это влияние возможно, если подорвать благосостояние духовного сословия, которое обеспечивает во многих случаях необоснованно присвоенные вакуфные земли. Хотя он сидел за тысячи верст от столицы, смотрел он дальше тех, кто мнил себя мужами государственного кругозора.

Проект землеустройства К.П. Кауфмана 1873 г. был в конечном счете отвергнут российским правительством, хотя сам Кауфман действовал согласно его нормам. Правительство опасалось, что проведение его в жизнь вызовет недовольство местной феодальной власти и мусульманского духовенства.

И тем не менее, подчиняясь логике местной реальности, в 1886 г. с введением нового Положения об управлении Туркестанским краем были изданы Правила о введении поземельно-податного устройства в Туркестанском крае, которые уничтожали привилегированное положение крупных землевладельцев и мусульманских священнослужителей. Согласно Правилам мильковые владения приравнивались к прочим государственным землям и облагались налогом.

Правила подрывали мощь владельцев вакуфных имуществ, то есть духовных лиц. Если раньше вакуфные земли почти не контролировались российскими властями и все доходы с них поступали в пользу священнослужителей, то с 1886 г. населенные вакуфные земли передавались во владение сельских обществ и превращались в податные земли.

Владельцам вакуфных земель и имуществ было предложено до 1 июня 1887 г. предоставить в соответствующие областные управления документы, подтверждающие их права на владение вакуфной собственностью. Действительными считались только те документы, на которых стояла печать хана или эмира.

Мусульманское духовенство Туркестана оказалось перед угрозой потерять большую часть своих доходов, поскольку большинство документов вакуфных владений оказались недействительными. Так, согласно протоколам по вакуфным делам при туркестанском генерал-губернаторе из 7509 документов на право владение вакуфом, представленных к сроку, лишь 737 имели ханские печати. Из них специальная комиссия в 1904 г. исследовала всего 395 документов.

При этом она установила, что 285 владельцев этих документов имеют в собственности 13 023 десятины земли[476].

О величине доходов мусульманского духовенства Туркестана с вакуфных владений свидетельствуют такие факты: «.в Самаркандской области 65 медресе в 1895 г. получили доход в сумме 28 555 руб.»[477], «.в Ферганской области 124 медресе в 1891–1892 гг. получили 149 797 руб. годового дохода, а 32 медресе Сырдарьинской области имели годовой доход в 1890–1891 гг. 16 тыс. руб.»[478]

Кроме земельных участков медресе имели городские вакуфы: лавки, караван-сараи, мельницы, бани и т. п. По данным 1894 г., всем медресе Туркестана принадлежало 2208 лавок[479].

Советская исследовательница Л.А. Перепелицына даже в 1966 г. решилась сделать вывод: «Самым важным результатом земельных преобразований 1867 г. была ликвидация военно-феодального землевладения. Преобладающая часть конфискованных у местной феодальной аристократии земель перешла в наследственную собственность обрабатывавшего их населения. Земельной аристократии был нанесен непоправимый удар. Это мероприятие царского правительства в общем имело прогрессивное значение»[480].

Экономика

Изучение края

Среднеазиатские ханства к моменту завоевания региона русскими войсками представляли собой аграрные страны, в экономике которых главное место принадлежало сельскому хозяйству. Специфика сельского хозяйства среднеазиатских ханств состояла в том, что оно было преимущественно орошаемое, требующее приложения немалых усилий и умения, что при соответствующих климатических и почвенных условиях края приносило хорошие результаты. Важнейшим злаковым растением была пшеница, которая высеивалась как на поливных, так и богарных (неполивных) землях, причем урожаи поспевали два раза в год. По свидетельству А. Вамбери, лучшие земли давали на танам (1800 квадратных метров, примерно 1/6 гектара) до 100 пудов хлеба, земли похуже – не менее 60 пудов. Посев начинали в марте, а в июне пшеницу уже снимали и на ту же землю сеяли просо, ячмень или даже опять пшеницу. Кроме пшеницы культивировали ячмень, просо, кукурузу, бобовые культуры (кунжут, зтигар, кукпар, кендырь и др.)

Разведение хлопчатника велось в Средней Азии с древнейших времен. Высеивался низкоурожайный, коротковолокнистый местный сорт гуза,, который шел на удовлетворение нужд местного рынка.

Наряду с земледелием в экономике ханств большое место занимало животноводство, которым занималось главным образом кочевое население, производя по преимуществу мясо и шерсть. В районах расселения туркменских племен большую роль играли коневодство и верблюдоводство. В Бухарском эмирате и некоторых частях Хивинского ханства преобладало каракулеводство, получившее значительное развитие. Каракулевые шкурки в большом количестве вывозились в другие страны, в основном в Россию. Только из Бухары в 1854 г. было вывезено 150 тысяч шкурок. Во всех трех ханствах заметное развитие получило овцеводство с мясосальным направлением, разводили также овец гиссерской породы и мериносов.

Одной из древнейших отраслей сельского хозяйства Средней Азии является шелководство. Значение шелководства выходило за пределы местного промысла: коконы, шелковую пряжу и шелковые ткани везли в Россию и Западную Европу, в частности в Марсель[481].

Одной из важнейших отраслей хозяйства региона издавна было садоводство и виноградарство. Хотя по культуре обработки растений эти виды сельскохозяйственной деятельности находились на более низком уровне по сравнению с европейскими странами (Италией, Францией, Испанией), однако по ассортименту и вкусовым качествам среднеазиатские фрукты и ягоды не уступали европейским. В сушеном виде виноград и фрукты вывозились в Россию и Европу, причем на значительные суммы.

В рассматриваемый период в ханствах отсутствовало производство не только фабричного, но и мануфактурного типа. Господствующей формой было кустарное производство, причем процесс выделения ремесла из сельского хозяйства далеко не закончился. Многие виды ремесленной продукции, как, например, хлопковая пряжа, хлопчатобумажные и шерстяные ткани, кожи, производились в крестьянских хозяйствах, на дому.

Крестьянское домашнее производство, выделка тканей в том числе, было крайне примитивным. Производились лишь самые грубые ткани — мата и буз.

В городах и селах работали ткачи, которые специализировались на выработке одного или двух изделий, достигая в этом виде высокой степени совершенства.

Значительно выделялись из сельского хозяйства металлообработка, горное дело и вообще такие промыслы, которые не были непосредственно связаны с сельским хозяйством. Производство концентрировалось в городах, которые возникли как посады при замках феодалов (шахристанах).

Наиболее важными центрами производства хлопчатобумажных тканей были Бухара и Коканд, а на производстве бумаги специализировались Коканд и Самарканд. Металлообрабатывающее производство было сосредоточено в Намангане, производство чугунных изделий – в Бухаре. В Коканде в конце 50-х гг. XIX в. был построен пушечный завод. По свидетельству русского путешественника К. Бутенева, в Бухаре в 1841 г. имелось шесть чугунолитейных заводиков, каждый имел по два горна. Здесь производились сельскохозяйственные орудия и пушечные ядра. Сырьем являлся привозимый из России чугун[482].

О характере промышленного производства в Хивинском ханстве в середине XIX в. М.И. Иванин писал: «Мануфактурной и фабричной промышленности, в собственном значении этих слов, в Хивинском ханстве нет. Хивинцы обрабатывают хлопчатую бумагу, шелк и прочие свои произведения каждый у себя дома, поодиночке, только для домашнего употребления и для продажи по мелочам»[483].

По данным М.А. Терентьева, в 1870 г. средняя годовая валовая продукция и среднее число рабочих, приходившихся на одно предприятие в Ташкенте, были таковыми:

Таким образом, даже спустя пять лет после завоевания средние размеры промышленного предприятия были очень незначительны[484].