Год Дракона - Вадим Давыдов

ПРАГА. МАРТ

Книга получилась небольшой по объему, чуть более ста страниц. Первые пять тысяч экземпляров «Дня Дракона» исчезли с прилавков за считанные часы. Тираж пришлось срочно допечатывать, и через день публика, с раннего утра занимавшая очередь у дверей книжных магазинов, смела пятнадцать тысяч томов второго завода еще до заката. Книготорговцы обрушили на издательство ураган звонков: открытая очередь на книгу показала невероятную цифру спроса – под триста тысяч заявок.

Эта книга – как и все, что Елена писала прежде – дышала ее страстью, ее убежденностью в правоте своего взгляда, своих слов, своих чувств. Современные мужчины так не умеют, – даже очень талантливые и сильные, они всегда делают политику, всегда стремятся понравиться кому-нибудь – пусть хотя бы и собственной жене. Нынешние мужчины никогда не бывают честными до конца – они всегда играют в свои мужские игры. Во всяком случае, подавляющее большинство. Только женщины – по крайней мере, те из них, кто состоялся в этом фальшивом мире – могут быть по-настоящему смелыми. И Елена была – лучшей из них.

Мир взвыл. Мир захлебнулся. Мир застонал, – от восторга, от неожиданности, от ненависти, от удивления. От страсти, которая выхлестывалась с этих страниц. От гнева и гордости, бивших через край… Градом посыпались заказы на переводы – сразу на шестнадцать языков. Это был не просто успех, – это был триумф…

Впрочем, триумф этот, казалось, совершенно не волновал Елену. Она ни с кем не виделась и не отвечала на телефонные звонки. Расставшись с Майзелем, она все это время провела как в тумане, чувствуя внутри себя лишь оглушительную пустоту. Она похудела – зримо проступили ключицы, вокруг носа залегли складочки, под глазами обозначились синие тени. Ей было все равно, что происходит с ней и вокруг нее, вокруг ее книги… Она вырвала этот текст из себя с мясом, с кровью, выплеснув на бумагу все, что стало для нее за эти месяцы, проведенные рядом с Майзелем, таким понятным. Она чувствовала, что обязана была это сделать, несмотря на ошеломленное молчание тех, кого прежде полагала друзьями и единомышленниками. Она не считала, что ее книга – предательство идеалов. Наоборот. Просто у нее не было ни сил, ни желания защищаться. Все, что она хотела сказать, она сказала…

И люди поняли, что она хочет сказать. Прежде всего. Это были слова, сказанные любящей женщиной о любимом мужчине. Вовсе не откровения Дракона волновали людей, рвавших ее книгу друг у друга из рук, а история их любви, о которой там не было сказано ни единого слова. И то, о чем молчала Елена, сказало им куда больше любых слов на свете.

Воскресный номер «Народного слова» вышел без обычных аршинных заголовков на грани фола и фотографий девиц в костюмах Евы. Вместо этого всю первую полосу занимал рисунок – силуэты высокого мужчины и хрупкой женщины, обнявшихся и глядящих друг на друга на фоне стилизованного пражского пейзажа – башни собора Святого Витта, Град, Ратуша, Старо-Новая синагога… «Мы смеялись и плакали, негодовали и радовались, – вместе с тобой, пани Елена. Именно ты произнесла те слова, что идут из самой глубины народных сердец. Спасибо тебе. Храни Господь тебя и твою любовь, Пражский Ангел…»

– Кто это написал? – спросил Вацлав, складывая газету.

– Не знаю, – Майзель пожал плечами и сделал вид, что абсолютно поглощен процедурой тщательного раскуривания сигары. – Не я… Ты доволен?

– Нет.

– Что так?

– Мне слишком дорого это обошлось.

– Тебе?!

– Тебе. Это значит – и мне.

Майзель усмехнулся и с силой выдохнул из себя дым.

– Нам не дано предугадать…

– Она вернется, – тихо проговорил король, глядя на Майзеля. – Она обязательно вернется, Данек. Женщины не оставляют таких мужчин, как ты, это невозможно.

– Смотря какие женщины, величество, – он снова усмехнулся.

– Но она же любит тебя…

– Да. Наверное… Только так и не сказала этого ни разу…

– Но все это поняли. Посмотри… Я не знал, что такое может случиться с нами, Дракон. Прости.

– Ничего. Я справлюсь.

– Она вернется. Клянусь моими детьми, она вернется.

– Ты настоящий друг, величество. Спасибо.

– Это из-за…

– Да. Вероятно. Не только… Слишком много всего. И я так устал…

– Что?!

– Что, мне уже и устать нельзя?

– О Боже, друг мой… Хочешь, я… Мы с Мариной… Мы скажем ей…

– О, нет, величество. Нет. Или я сам… Или никто. Пусть случится, что должно…

Он встал и пошел к дверям, не прощаясь. Король долго смотрел ему вслед.

ПРАГА. КВАРТИРА ЕЛЕНЫ. МАРТ

От большей части гонорара Елена заранее отказалась, попросив перечислить деньги в несколько благотворительных фондов. Узнав об этом на второй день кампании, пресса на мгновение замерла, чтобы тут же разразиться новым шквалом догадок и предположений. Елена также отказалась от публичных чтений и авторских презентаций. Она почти не выходила из квартиры, приобретший за время ее отсутствия почти нежилой вид, почти ничего не ела, – только читала своего излюбленного Монтеня и иногда немного спала.

Наконец, депрессия, в которую она погрузилась едва ли не по доброй воле, надоела ей самой. Саднящее чувство разрыва живой ткани слегка притупилось, и Елена с остервенением принялась наводить порядок – включила музыку, вытерла пыль, сунула постельное белье в стирку, вымыла и включила старенький холодильник…

Вернувшись из супермаркета, Елена сбросила обувь, опустила на пол пакеты с продуктами и прошла в гостиную. Ее била странная дрожь. Чтобы успокоиться, Елена вытянула из серванта бутылку рябины на коньяке, стоявшую там с незапамятных времен, сорвала сургуч, и, стуча зубами по горлышку, сделала два длинных глотка. Вздрогнув от резкого вкуса, она проглотила спиртное и буквально через несколько секунд ощутила, как умиротворяющее тепло растекается по всему телу, делая его ватным и непослушным. Не раздеваясь, Елена упала на кровать в спальне и мгновенно забылась глубоким, без сновидений, сном…

Проснулась она, когда уже совсем стемнело. Елена поднялась, включила свет, переоделась в домашнее и направилась на кухню. Она собиралась сварить кофе, когда раздался звонок в дверь. Елена вздрогнула, но тут же мысленно обругала себя. Развязав узел рубашки на животе и, убрав выбившиеся из-под заколки волосы, она направилась к двери.

На пороге стоял Горалек:

– Привет. Можно войти?

– Проходи, – Елена посторонилась. – Случилось что-нибудь?

Она сохраняла с бывшим мужем некое подобие «интеллигентных дружеских отношений». Франтишек был давно и бесповоротно безразличен Елене, – после того, как она убедилась, что не только умнее и способнее, но и гораздо взрослее его. Ей тогда – всегда! – нужен был совсем другой мужчина. Она уже поняла это… Только Франта, кажется, по сей день отказывался это понимать. Разумеется, он был достаточно сообразителен, чтобы не устраивать Елене сцен, однако настойчиво набивался в друзья: рассказывал ей о своих многочисленных адюльтерах, спрашивал советов, иногда занимал деньги, – впрочем, обычно возвращал долги довольно аккуратно. Единственная причина, по которой Елена до сих пор не отказывала ему от дома – как ни крути, а он был первым и пока единственным мужчиной, с которым она решилась соединить свою жизнь. Пусть и ненадолго… Единственным мужчиной, с которым она сознательно и упорно пыталась родить ребенка. Поначалу он даже поддерживал ее – но такое облегчение просквозило в его взгляде, когда он узнал, что ничего не выйдет… Еще и поэтому она ушла от него так спокойно, хотя и далось ей это ох как нелегко. Но все же… С Франтой были связаны всякие воспоминания – не только плохие, и Елена от души старалась поддерживать игру в современных мирно разбежавшихся супругов. Нельзя сказать, что эта игра доставляла ей большое удовольствие, однако и обременяла ее не слишком, – Горалек не был у нее таким уж частым гостем. Расставаясь со всеми своими прочими мужчинами, Елена никогда не поддерживала с ними дружеских отношений, даже некоего подобия таковых, – то ли старомодное воспитание, то ли слишком независимый, по мнению многих, характер давали о себе знать. Франта же использовал свою исключительность так, как ему было выгодно и удобно. Елена прекрасно понимала это, однако, следуя правилам игры, старалась как будто не замечать…

– Вот, заскочил на огонек, – ненатурально улыбаясь, сказал Горалек, снимая пальто и протягивая его Елене. – Ничего, что я так поздно?

– Довольно поздно. Но ничего. У тебя ко мне какое-нибудь дело? Я тут порядок затеяла навести…

– Да брось ты, старушка, – Горалек по-хозяйски прошел в гостиную и уселся на диван, закинув ногу на ногу. – Давай лучше кофейку выпьем, а можно и чего покрепче, я как раз машину поставил…

– Франта, извини. Я совсем не расположена сейчас пьянствовать с тобой.

– Ну, детка, это ты зря. По-моему, тебе самое время расслабиться…