Возвращение к себе - Вера Огнева

- Чего примолк, мессир?

- На высокие рассуждения потянуло. Смотри, что получается: шли освобождать Гроб Господень, а выпустили дьявола.

- Ага, из себя.

- Раньше были Кодекс Чести, сила Слова, данного благородным человеком, страх нарушить обет или договор…

- Да где было-то? - Гарет прищурив единственный глаз, воззрился на Роберта. - У тебя? Не спорю. Еще у некоторых, таких как ты. Вы законы блюли, нарушителей карали. Вам короли были не указка, папа - не авторитет. А остальные? Кивали, соглашались, обряды исполняли - тянулись. Чтобы все - как заведено, как порядок требует. Так то в мире было. А походом Крестовым, как ножом постромки обрубило.

И кто за вами тянулся, остались без помочей. Нет теперь на них закона ни снизу, ни сверху. Беззаконные. А тебе что? Твой кодекс при тебе остался. Таких как ты хоть в щелоке купай.

Вот тебе и Гарет! Старый слуга, - заскорузлый, грубый, вечно занятый то починкой, то готовкой, головы не поднимавший от своих дел, - разглядел нечто, что Роберт, может, смутно и чувствовал, но понять, осмыслить не смог. Не до того было, отвлекали сначала великие цели, а потом крушение собственного мирка.

Что же остается? Либо строить новый мир/мирок по своим законам, либо приспосабливаться к сквознякам, к летящей на голову крупным хлопьям сажы, к сытой отрыжке конвоира, к прихоти живого мертвеца с рыжей патлатой головой, на которой тускло светится корона.

- Роберт, - окликнул вассал, глубоко задумавшегося синьора. - Ты часом не разобрал, кого вешать-то собрались?

- Если подумать, кандидатура на роль ведьмы в округе одна.

- Катла?

- Во-первых, она из свободных, да еще и знахарничала. Во вторых, в одночасье оказалась на положении рабы: что с дочерью не знает; боится. Вполне могла озлиться и что-нибудь такое выкинуть. Девчонка, помнишь, говорила: в замке сейчас за лишнее слово наказывают. Болтнула, не сдержалась, а ее в назидание остальным вздернут.

- Жаль. Весточку отправить не с кем будет.

- Погоди печалиться. Это же одни предположения. До вечера отдыхаем. Вечером выберемся из нашего заточения, узнаем новости и - по обстоятельствам.

Чутко, в полглаза подремав на ворохе старья и успев продрогнуть, они разом пробудились от грохота шагов. Давешний провожатый успел принять. Его пористый, устрашающих размеров нос, из сизого стал красным. Когда стражник воздвигся на пороге, оба рыцаря уже были на ногах. Роберт стоял у ложа, готовый, при необходимости перемахнуть к стене. Гарет встал у камина в простеночке.

- Иди за мной, благородный. А ты, - кивок в сторону Гарета, - вассал. Ха-ха!

Здесь останешься.

Роберт не озаботился ответом, вытянул из ножен меч и, держа его на отлете, пошел на вестника.

Приказывать мне явился?! Бхелхета коснулась плаща. На ткани появился аккуратный надрез. Пьяный заворчал, зарычал, подхватил испорченный край одежды, зачем-то глянул на просвет, потом на Роберта. Взгляд отливал мутным, белесым.

- Ты меня??? Да я тебя… Да я таких как ты…

Ну, очень долго говорил. От великой ненависти он никак не мог вытащить из ножен фальчион, а когда вытащил оказалось - поздно. Роберт кончиком своего меча подсек завязки на куртке горе воителя, попутно оцарапал шаловливую ручонку. А потом одним движением перерезал толстый, подбитый кожей пояс, ни мало не заботясь, что рассек кожу на животе. Пояс с ножнами звякнули об пол, куда чуть раньше упал фальчион. Детина же, вместо того чтобы поднять оружие и заняться местью, кинулся из коморы, зажимая обеими руками рану.

Теперь и Роберт отступил за угол камина. Еще бы огня и - совсем идиллия: стоят два усталых рыцаря, греются. А что мечи наголо, так - неспокойно в округе.

Дама Герберга ворвалась в комнату первой. За ней вбежали еще двое. Все готовы к бою. Лицо у женщины полыхало, глаза блестели. Ощутимо потянуло винными парами.

Похоже, дама вкушала хмельной напиток вместе со своими воинами. В руке она сжимала не женский кинжальчик, а легкий меч. Тускло посверкивала полоска заточки.

Чувствовалось, женщина принесла его не для того, чтобы просто попугать.

Укороченный меч ладно сидел в ладони. Еще один камешек лег в мозаику - переодетая в мужское дама, про которую говорила Тисса. Вряд ли на всю здешнюю округу найдется еще одна столь заметная особа.

Не размениваясь на выяснения, женщина заорала:

- Что ты себе позволяешь, бродяга?! Я прикажу, тебя и твоего вассала изрежут на куски. А куски развешают по стенам замка, чтобы… - она запнулась, кончился воздух. Новую порцию Герберга всосала с болезненным всхлипом, -…если кто сунется - знали, что с ними будет.

- Прикажи, - издевательски спокойно предложил Роберт. Ему вдруг захотелось довести эту тварь до белого каления, до предела, за которым злоба ослепляет, и человек безоглядно кидается на обидчика. В такие моменты может открыться настоящее лицо. Нутро видно, как говорит Гарет.

Забаву попортила Коричневая ряса. Монах ворвался в, ставший уже несколько тесноватым, альков, обогнул Гербергу и застыл скорбной тенью без лица. Загадка!

Будет увещевать, ругаться, стращать?

Но слова оказались не нужны. Уже само его появление остудило пыл Герберги. Она отступила. Лицо скривилось, даже сморщилось, сразу сделавшись некрасивым и старым. Рука с оружием повисла. Кончик меча цокнул по плитам пола.

Ряса, наконец, подала голос, но так тихо, что Роберт не разобрал слов. Зато дама, стоявшая вплотную, все услышала и поняла. Развернувшись на пятках, она кинулась за порог. Вслед за ней исчезли оружные. Монах-призрак молча удалился последним.

- Чего это они, - одними губами спросил Гарет.

- Перепились.

- Ну и что? Я так понял, тут каждый день гуляют.

- Но мы-то с тобой только сегодня прибыло. Считай - свежие зрители.

- Да пропади они все пропадом! - Гарет ловил кончиком меча устье ножен. Постояли прислушиваясь. За толстой дощатой дверью - ни шороха, ни скрипа. Мечи аккуратно легли по своим местам: высоко коротко взинькнула спата, Табан вошел в ножны, причмокнув гардой. Снизу из зала начали пробиваться звуки. Там ругались, звенело, падало, орало и взвизгивало.

Стража за дверью слышно не было.

- Заснул он там что ли? - едва слышно проговорил Гарет.

Роберт вместо ответа широко распахнул дверь, придержав на самом размахе, чтобы не бухнула в стену. Справа коридор до самой лестницы пустовал. Слева, как это ни странно, тоже. Толи по недосмотру хозяйки, толи по самоличному решению охранника, ушедшего пропустить вместе с остальными стаканчик, гости замка Барн остались без присмотра.

- Нарываться не будем? - спросил Роберт. - Или будем?

- Рано.