Наложница огня и льда (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна

— Приглядывать? — Я решилась поднять голову, посмотреть на Рейнхарта.

— Разумеется. — Мужчина улыбался, благожелательно, ласково почти. Но взгляд холодный, скользкий. И мне кажется, будто моей кожи касается влажная чуть чешуя, будто меня медленно, уверенно оплетает огромная змея, готовая в любой момент сжать кольца смертельным захватом. — Ты станешь приглядывать за нашим непутевым собратом, будешь говорить ему то, что скажем мы, и тогда, когда мы сочтем нужным. Ничего сложного в этом нет, особенно для хорошенькой девушки, но мы наймем соответствующего специалиста, вернее, специалистку, которая обучит тебя всем женским хитростям и уловкам, в постели в том числе.

— А… Дрэйк?

— С Дрэйком мы разберемся сами, это не твоя забота, но не беспокойся, нам он нужен живым и здравомыслящим в гораздо большей степени, чем тебе. Равно как тебя не должно волновать, что станет с Норданом после твоей смерти — он нам тоже нужен живым, остальное тебя не касается. Впрочем, по ту сторону грани тебе уже будет все равно, не так ли? — улыбка обернулась вдруг мимолетной ядовитой усмешкой и исчезла. Рейнхарт неожиданно развел руки, и я вздрогнула. — Вот видишь, совсем и не больно, верно? Подумай до вечера, только хорошенько подумай.

— А если я… откажусь? Вы сами сказали, что… что не убьете меня.

— Есть масса других способов склонить человека к необходимому решению, но не думаю, что такой милой, наивной деточке стоит о них знать. Да и зачем сразу переходить к грязным методам, когда можно цивилизованно договориться? Доброго дня, леди Айшель. С нетерпением жду вечера. — Мужчина кивнул на прощание, развернулся и вышел из столовой.

Из коридора донеслись голоса, а я сжалась на стуле, все еще ощущая незримые змеиные кольца вокруг себя, чувствуя, как холод на коже собирается внутри, отдаваясь морозом в кончиках пальцев.

Неужели Рейнхарт ждет, что я соглашусь добровольно? Неужели считает, что я поверю в реальность нарисованной им картины? Счастливая беззаботная жизнь, дом, прислуга, наряды. Нордан рядом со мной, и мы притворимся, будто мы семья, будто мы не живем с разрешения и по указке братства. И какой срок отпущен этой красивой подделке? Год, два, десять? Неделя?

— Котенок? — Нордан вошел в столовую, приблизился ко мне. Склонился, коснулся подбородка, поворачивая мое лицо к себе. Всмотрелся встревожено. — Все в порядке? Что он тебе наговорил?

— Все в порядке. Он действительно не причинил мне вреда, — физического. — Я могу подняться к себе?

— Конечно.

Нордан проводил меня в мою комнату, вопреки правилам и обыкновению воспользовавшись лестницей для прислуги. Наверное, гость в холле, разговаривает с Дрэйком. И я сообразила вдруг, что Рейнхарт беседовал со мной. С Дрэйком — в коридоре возле спальни, в столовой перед нашим приходом, сейчас. Но с Норданом перебросился всего лишь несколькими фразами и наедине они не оставались.

В спальне я сняла туфли, забралась на кровать и закуталась в одеяло в попытке согреться. Нордан сел рядом со мной на край постели, обнял. Несколько минут спустя через открытое окно донесся стук двери парадного входа. Нордан повернул голову к окну, нахмурился, прислушиваясь напряженно. Еще минута-другая, и мужчина отвернулся медленно, неохотно, словно ожидая в любой момент нападения.

Слова Рейнхарта полны пустых обещаний, едких оскорблений, сдерживаемой тщательно ненависти. Не ко мне лично, но к другим служительницам Серебряной, чьи тени, отблеск он видел во мне. И все же среди комьев брошенной им грязи я нахожу нечто ценное, радующее теплом.

— Норд. — Я положила голову на плечо мужчине. — Скорее всего, будет девочка.

— Уверена? — Нордан коснулся губами моих волос, прижимая крепче к себе.

— Девять из десяти. Рейнхарт сказал, что у нас… у жриц Серебряной рождаются девочки в девяти случаях из десяти.

— Назови ее красивым и нежным именем.

— Разве мы не будем выбирать имя вместе? — не будем. Но я глупо, иррационально пытаюсь поверить в несбыточное.

— Я рассчитываю на твой хороший вкус. У меня он не блещет изысканностью, — понимаю по голосу, что Нордан улыбается.

И понимаю, что скрывает что-то за нарочито безмятежной улыбкой, за ласковым тоном.

Дверь открылась без стука. Дрэйк вошел в спальню, не глядя на нас, приблизился к окну.

— Он оставил своих шавок сторожить добычу, — заметил Нордан.

— Знаю. Сейчас он отправился в императорский дворец. Вечером пришлет за нами машину.

— Машину? Зачем? — Я подняла голову, посмотрела обеспокоенно в спину Дрэйка.

— Айшель, пожалуйста, расскажи подробно, что именно предложил тебе Рейнхарт, — попросил Дрэйк неожиданно.

Предложил? Что ж…

Предложения, щедрые подарки, сделки.

Тонкие, но неразрывные почти нити, привязывающие новую марионетку к управляющему ею кукловоду. Театр кукол братства, регулярно пополняемый новыми экземплярами взамен сломанных, ненужных, отслуживших отпущенный срок. Значимые шахматные фигуры, которые надлежало использовать, прежде чем пожертвовать ими во имя следующего шага или устранить за ненадобностью. Братство веками управляло людьми, представляющими для него интерес, важность, ценность, но часто ли в истории его существования кукловод сам становился игрушкой на веревочках, послушной воле хозяина?

Дрэйк получил свое предложение.

Впервые после стольких несчастных, павших жертвами тяжелой неизлечимой болезни, впервые после стольких лет зараженный собрат сам изъявил желание избавиться от пагубной привязанности, от страстей и чувств, что отравляют его разум, затмевая все вокруг. И братство готово пойти навстречу, готово сделать все, чтобы очистить одного из своих от скверны, от смертоносного яда презренных лунных жриц.

Привязку не разорвать, но братство твердо намерено искать способы разрушить связь либо обойти. А чтобы Дрэйк не сошел с ума, когда придет мое время, чтобы не мучился вдали от своей пары, меня погрузят в сон. Крепкий, сродни сказочному, на долгие десятилетия. Мое тело будет укрыто в надежном месте и Дрэйку даже позволено навещать меня, хотя желательно не слишком часто, чтобы не вызывать сомнений в искренности его намерения отринуть позорное пристрастие. Знание, что со мной все относительно неплохо, что я жива и мне ничто не угрожает, должно успокоить порывы и желания, продиктованные инстинктами. Еще расстояние, регулярные медитации, погружение в работу безотказным лекарством. Когда найдут способ избавить Дрэйка от оков привязки, меня пробудят, сделают все, что необходимо, и избавятся, кинув отработанной картой в отбой.

Нордан? О, не стоит о нем беспокоиться. Дрэйк освободится от опеки над бывшим учеником и тот не сможет претендовать на меня, развлекаться со мной, пока Дрэйк продолжит трудиться во славу братства. Нордана не убьют — он слишком важен для Тринадцати, непозволительно разбрасываться ценными ресурсами, особенно в нынешней ситуации. Особенно пред лицом угрозы, скрывающейся за прорывом защиты и подрывом репутации братства.

Мне и Дрэйку сдали карты, разных масти и достоинства, но заведомо крапленые, и ждали, как мы ими распорядимся. Нордан не получил ничего. Если я при всей своей незначительности являлась пока разменной монетой, гарантом чистоты рассудка Дрэйка, то Нордан — лишь элемент, необходимый для исправного функционирования системы. И братство искало способ обеспечить бесперебойную работу элемента без возможного возникновения проблем, неудобств, бунта со стороны элемента.

Вполне вероятно, нашли.

— Даже любопытно, что за сюрприз они мне приготовили, — в голосе Нордана насмешка.

— Вечером узнаем, — Дрэйк так и не обернулся к нам, по-прежнему глядя в окно.

— Что будет вечером? — спросила я.

— Ужин в императорском дворце. По крайней мере, так выразился Рейнхарт.

— Ужин? Но зачем?

— По разным причинам.

— Рейнхарт позер, — уточнил Нордан презрительно. — Любит разводить церемонии там, где не надо, старается подчеркнуть, что он не какой-то варвар из дикого племени, кем он, по сути, и является.