Берег черного дерева и слоновой кости. Корсар Ингольф. Грабители морей - Луи Жаколио

Тогда Леблон влил в рот Гуттору ложку какого-то лекарства и сделал кровопускание из руки. Выпустив полстакана крови, доктор наложил на руку повязку.

Гуттор слабо вздохнул и открыл глаза. Ему дали немного вина, после чего его щеки окрасились слабым румянцем. Он пришел в себя и узнал окружающих.

Попытка приподняться ему не удалась: он был слишком слаб.

— Доктор, — проговорил он еле слышно. — Вы мне спасли жизнь! Как мне благодарить вас?

— Ладно! Ладно! — перебил его Леблон. — Не говорите слишком много, это вам вредно.

Некоторое время больной лежал молча и не двигаясь. Потом на его лице отразились тревога и волнение, и он стал озираться, как бы ища кого-то.

Грундвиг подошел к нему. При виде старика больной обрадовался. Слабым и дрожащим голосом он в нескольких словах рассказал Грундвигу о своем опасном приключении.

— Послушай, — спросил тот, — а зачем же ему было притворяться немым?

— Ты положительно стареешь, Грундвиг. Конечно же, для того, чтобы скрыть свой голос.

— Ну, а кого мы могли бы узнать по голосу?

— Только один человек мог бы этого бояться.

— Кто?

— Красноглазый.

— Я думаю то же самое. Меня радует твоя проницательность, Гуттор. С какой же целью пристал он к нашей экспедиции?

— Цель его мне ясна: убить при первом удобном случае герцога и бежать. Нельзя ни на минуту спускать с него глаз.

— Как же нам это сделать, когда мы дали слово, что останемся? Не лучше ли рассказать все герцогу?

— Если ты можешь доказать, что Густапс и Надод одно и то же лицо, говори; но если ты этого не докажешь, на нас посмотрят как на сумасшедших и не будут верить больше ни одному нашему слову.

— Ты прав, — согласился Гуттор. — Будем следить за ним.

Благодаря исключительно крепкому и здоровому организму, он через несколько часов был уже почти здоров. Только небольшая боль в тех местах, где ставили банки, давала о себе знать, и слабость мешала ему стать на ноги. Во всяком случае, он рассчитывал на следующий день отправиться с экспедицией, а Грундвиг, чтобы не возбуждать подозрений, должен был остаться на станции.

Иорник и Густапс вернулись очень поздно и не спешили сообщить герцогу о результатах своей поездки. Узнав, что эскимосы приехали, и видя, что они не приходят, герцог велел позвать их. Они сейчас же пришли и были, казалось, изумлены при виде больного Гуттора.

В то время как Иорник говорил с герцогом, Густапс жестами старался обратить на себя внимание.

— Что он хочет сказать? — спросил герцог.

— Он просит разрешения снять капюшон, — ответил Иорник, — так как находит, что здесь слишком жарко.

Герцог позволил, улыбаясь дикости эскимоса с черным скуластым лицом.

Грундвиг и Гуттор были поражены.

«Не во сне же я видел все это!» — думал растерявшийся богатырь.

Когда после ухода проводников он обратился к Грундвигу, тот только руками развел:

— Возможно, что твои глаза были воспалены от холода и… в темноте тебе могло показаться…

Что бы сказал старик, если бы знал, что на станцию с Иорником приходил настоящий эскимос, выданный за Густапса, а мнимо немой родственник преспокойно сидел в своей палатке.

Вернувшись из своей поездки, Иорник и Густапс узнали, что богатыря подняли у их палатки замерзающим. Осмотрев палатку, они нашли разрез, сделанный Гуттором, и это окончательно подтвердило их подозрения. Тогда они решили проделать маленькую мистификацию, и она им удалась как нельзя лучше.

Эскимос, сыгравший роль Густапса, получил в награду за оказанную услугу две пачки табаку, и на его молчание можно было положиться.

Фредерик Биорн имел обыкновение приглашать к своему обеду и ужину каждый раз двух моряков и двух эскимосов. На этот раз очередь выпала на долю Иорника и Густапса. За столом они сидели между Гуттором и Грундвигом. Ужин прошел весело. Пили за здоровье воскресшего из мертвых богатыря и за успех предстоящего выступления.

Между прочим, все обратили внимание на то, что Грундвиг был какой-то сонный в этот вечер и едва ворочал языком.

— Слабеет ваш старик, — шепнул мистер Пакингтон на ухо герцогу.

— Ему уже много лет, — так же тихо ответил герцог. — А сколько он перенес за свою жизнь! Другой бы не выдержал и десятой доли того.

Спать все разошлись очень поздно.

На другое утро Грундвиг проснулся со страшной головной болью и с трудом, шатаясь, встал на ноги.

Кругом все было тихо. Гуттор спал, ослабев от потери крови.

Старик громко крикнул. Никто ему не ответил.

— Странно! Что это значит? — пробормотал он и направился к двери, но на пороге столкнулся с молодым моряком Эриксоном.

— Ух, как у вас здесь жарко, — воскликнул тот, сияя круглым добродушным лицом. — Снаружи адский холод! Здравствуйте, Грундвиг! Как поживает ваш друг Гуттор?

Молодой человек говорил как-то особенно бойко и развязно. Видно было, что ему хотелось оттянуть минуту объяснения.

— Где герцог? — резко перебил его Грундвиг.

— Он, вероятно, не успел далеко отъехать, — пролепетал юноша. — Впрочем, все зависит от езды и… от препятствий…

Старику показалось, что все завертелось у него в глазах.

— Они уехали… Они бросили нас… — невнятно произнесли его губы.

Опустившись на шкуры, покрывавшие пол, он горько заплакал.

Эриксону стало жаль старика.

— Полноте, чего же вы плачете? — уговаривал он, чувствуя, как у самого на глазах выступают слезы. — Разве они бросили вас?.. Ведь при вас остались я, Рескиавик и еще один наш матрос. Он сейчас привязывает собак…

— Каких собак?..

— Господин Эдмунд оставил вам сани и своих лучших собак и сказал, что если вам здесь очень не понравится, чтобы вы догоняли его.

— О, мой дорогой мальчик!.. Он подумал обо мне!..

В это время проснулся Гуттор.

— Грундвиг! — позвал он слабым голосом. — Я не знаю, что такое со мной… Как будто дурманом опоили…

— И со мной то же самое. Я вчера был слаб и сегодня утром… Кто же это мог сделать?

Грундвиг, помоги мне подняться! — воскликнул Гуттор. — Мы должны ехать… Нашим господам грозит беда!..

— Беда?!.

— Вспомни все, что было вчера. Эти негодяи, должно быть, подсыпали лам чего-нибудь в вино… А говорящий немой?.. Неужели ты ничего не соображаешь?..

При этих словах Грундвиг вспомнил все и, вскрикнув, без чувств упал на пол.

Гуттор быстро приподнялся, но не рассчитал своих сил, и, застонав от боли, откинулся на подушки.

Эриксон и Рескиавик бросились к Грундвигу.

Глава XIII