Наездник - Радик Соколов

— Меня зовут Валя, и я решилась просить прощения. — Девушка стыдливо потупила глазки, но искреннего раскаяния в голосе совсем не чувствовалось. — Я готова на все, чтобы искупить свою вину.

— Так это придумали Вы? — Совсем не удивился Шатов, с трудом пытаясь отвести взор от облегающего тело купальника.

— Ну, не совсем. Это одноклассницы решили Вас проучить за то, что Вы из наших только с Уродиной возитесь, а на остальных — ноль внимания. Ведь не только танцовщицам из Большого массаж нужен. У наших тоже травмы случаются. — Активная девица, почуяв, что вызвала живой интерес, уже ничуть не притворяясь смущенной, дерзко смотрела прямо в глаза.

— Да. — Павлик покачал головой — Просто детский сад какой-то. Взрослые ведь девочки. Разве можно так себя вести? Рано, вроде, вам вразнос идти. Это ж надо до такого додуматься. Ну прямо как мальчишки, которые девочек за косички дергают.

— Валя хлопала своими невинными глазками, в которых не было ни следа угрызений совести. — Мы больше не будем. Накажите нас. Можете выдрать…хворостинкой. Виноваты. Чего уж тут, да и парень совсем незнакомый пострадал. Кто, кстати, это оказался? Мы все никак не угадаем. Ваш друг?

— Ладно, что у Вас болит? — Шатов отвернулся к раковине и засунул руки под струю воды.

— Копчик, неудачно на попу упала. — Девушка ловко скинула бретельки, одним змеиным движением выскользнула из купальника и переступив через него, победно встряхнула головой. Ей было чем гордиться. Ее удивительное тело обладало такими совершенными формами, что не один скульптор отдал бы годы жизни за возможность лицезреть, столь божественную красоту.

— Изумленному Шатову на короткий миг показалась, что к нему явилась пеннорожденная. Афродита. Как не хватало в этот миг Марата, взятого в помощь, поначалу, не столько ради помощи и бесплатного образования, сколько для профилактики таких вот непредвиденных обстоятельств, когда обычно каменное сердце Шатова не выдержит.

— Как лечь, чтобы Вам удобнее было…

Почти прозрачные отсветы теней, танцевали на молчаливой стене. Они то ползли вверх, то устремлялись вниз, то колебались точно повинуясь невиданной силы шторму, обрушившемуся на сплетенные тела, по приказу дочери океаниды. Будто божественная длань самого Зевса благословила выбор своей внучки и осветила это знаменательное событие.

— Ура! Победа! — Абсолютно выздоровевшая «прима» с разбега рухнула на кровать, заставив ту жалобно заскрипеть пружинами. — Вот все-таки голова этот Женька. Просто счастье, что он вызвался помочь. Как все ловко организовал, прохиндей. Разумеется, все это было сказано про себя.

— Ну, как? — Собравшиеся в группку партнерши смотрели с жадностью на фальшивую страдалицу, воспользовавшуюся отсутствием начальства и ассистента, проникшую по поддельной записи к ранее недоступному специалисту.

— Идите, девки, в жоппу. Все было донельзя прилично. Ни на какие чары не поддался этот бесчувственный чурбан. Щупал как неживой мою коленку, а потом еще пять сеансов назначил. Даже имя не спросил — явно переигрывала солистка школьной сцены, — нечего вам там делать, у этого грубого «мужука». Не специалист, а безрукий коновал. — Валя особенно томно потянулась, когда произносила слово безрукий.

— Соседки, отпрянув, как разбившаяся о берег уже укрощенная волна, неожиданно засуетились, откровенно злобно поглядывая на «травмированную подругу», которой, если честно, было решительно все равно.

Глава 4

Прибывших поездом будущую пациентку и представителей продавца, которые должны были курировать ход операции встречал сам профессор. Было совсем раннее утро, почти ночь, но вокруг было удивительно светло и малолюдно. Город пуст, разве какой-нибудь полуночник, вынырнет на секунду, глядь, а его уже и нет, или заезжий очкастый чудак, наплевавший на сон, лунатирует, покачиваясь на ветру, наслаждаясь тактами только ему слышимой мелодии спящего города. Только через час-полтора появятся настоящие обитатели рабочих кварталов, спешащие на утренние смены, а до появления его хозяев, еще часа четыре.

Пока решительно настроенная Елена Николаевна поехала передохнуть и привести себя в порядок после поездки, а доктор наук отправился обсуждать убранство стола переговоров, молодежь решилась на прогулку.

— Смотри, как красиво, — говорила Инга, пытавшаяся спрятаться в тоненьком беленьком платочке, откуда выглядывали только казавшиеся огромными глаза. — Вокруг, в этот таинственный предрассветный час, когда загадочный едва заметный полумрак набросил чуть колышущуюся дымку перед глазами, все выглядело сказочными декорациями минувших эпох.

— Где, — дурашливо изображал непонимание Павлик демонстративно крутя головой.

— Да ты слишком быстро головой вертишь, — тыкала его в бок возмущенная девушка. — Помедленнее надо. Почувствуй атмосферу улиц и площадей. Полюбуйся строгой красотой оград и набережных. Этот город просто создан для первой, самой нежной, девичьей влюбленности, — вырвалось у нее.

— Инга, ну вот ответь мне почему я и раньше был влюбчивый, хотя здесь впервые. Как увижу девушку, так мне кажется, что вот она, та единственная, которую всю жизнь искал. Дома и деревья, видать, совсем на меня не влияют. — Павел попытался было рассказать о своих злоключениях, но вовремя заткнулся и перевел все в шутку. — Хотя, говорят, что есть такая микстура, выпив которую все девушки превращаются в красавиц, и, тогда, влюбиться в них пара пустяков.

— Значит и у меня будет хотя бы такой шанс тебе понравиться, — перевернула все по-своему, сжавшая губы спутница.

— Да ты мне и сейчас очень симпатична, — Если честно, Паша совсем не грешил против истины, ему действительно была по-душе Инга.

— Ну, дружить и любить очень разные вещи, — не поверила парню уже нахлебавшаяся от жизни девушка. — Знаешь, я уже поняла, что мальчикам с красивой девчонкой даже ругаться приятнее. Давай договоримся, что если операция пройдет успешно, то после, мы с тобой встретимся будто никогда до этого не видели друг друга и попытаемся «подружиться».

— Зачем? — Неожиданно строгим голосом сказал Паша. — Ты мне и сейчас по-сердцу. Мой друг, может даже сейчас и единственный.

— Слушай, а давай кто дальше с места прыгнет. — Инга за напускным весельем пыталась скрыть, что оставаться просто другом она ну никак не планирует. — Знаешь, какие у балерин ноги сильные и прыгучие. Я наверняка дальше улечу, — Инга впервые после обезобразившей ей лицо травмы, почувствовала себя легко и свободно рядом с Пашкой. Не надо стесняться собственной внешности и прятаться как в раковину за показным равнодушием, а можно даже попроказничать. — Она даже, наконец скинула на плечи так надоевший ей платок.