Наездник - Радик Соколов

— Да мне такое не потянуть, — не выдержал Шатов, утерев появившиеся слюни.

— Ты еще не дослушал. Как раз под этой комнатой большой каретный сарай, метров восемьдесят с лесенкой как раз на ту часть лестничной клетки, что ты огораживаешь. Можно получить и его, как кладовку, если заявление поступит от фронтовика-орденоносца. Вот почему наш жучок говорил про отдельный вход с улицы. Зная меня, этот гад уверен заранее в моем согласии. Условия уникальные.

— Где ж взять столько денег. Очень не хочется упускать этот вариант. Потом, ведь такого не будет. — Четко понимал Шатов. — Есть другие предложения? — Тем не менее спросил он.

— Естественно, но ни в какое сравнение с этим не идут. — Ирина Емельяновна подмигнув продолжила. — Теперь по поводу денег. Есть один очень серьезный клиент. Славы мировой ему захотелось. Ты говорил, что у тебя есть что-то подобное.

— Можно поподробнее? — Шатов собрался.

— Есть такая специальность. Ухо, горло, нос, кажется. Так один деятель хочет остаться в истории. Готов на любые расходы. Детей у него нет, а туда, — тетушка показала пальцем вниз, — деньги не возьмешь. Блажь у человека. Имеет право. Впрочем, если не выгорит, ведь за Любашей приданое хорошее будет.

— Бросьте, тетушка, а вдруг развод. Как делиться будем. — Паша уже не сопротивлялся.

— Какой развод. О чем ты говоришь. Наша лебедушка тебя никому не отдаст. Захочешь — съедешь, немного погуляешь и вернешься.

— Ой ли, тетушка. Да и неизвестно как она готовит. Может ей с вами не сравниться. Пусть-ка попробует так же борщ приготовить, а гороховый суп…Надо еще очень посмотреть.

— Ирина Емельяновна, падкая до похвалы, погрозила Шатову пальцем. — С точки зрения готовности самой квартиры — там все уже сделано, я сходила, посмотрела. Нужен только хороший ремонт, сантехника и мебель.

— Еще и ремонт с мебелью. — Паша схватился за голову.

— Справишься, я в тебя верю. В наше золотое время надо пошевеливаться. — Хозяйка беспокойно оглянулась. — Не идет наша Любаша. Может случилось что?…

Уже у выхода, хозяйка остановила Пашку. — Комнату и каретный сарай я уже на тебя оформила. Можешь заселяться.

— Спасибо, расчувствовавшийся Пашка охнул и расцеловал вяло отмахивающуюся благодетельницу.

Туалет был заперт изнутри. Из-за двери было слышно, как страшно кряхтит, засевшая там за…ка. Рядом с санузлом уже образовалась воскресная очередь. Жильцы стояли молча, сурово насупив брови. Умолять тетю Нюру прекратить свои потуги, было бессмысленно, на ту никакие уговоры не действовали. Каждое утро, словно издеваясь, она на час-полтора занимала единственный туалет, вынудив большинство обитателей коммуналки завести ночные вазы. На нее уж и в домоуправление писали и участковому — никакого толка. Обладающая железными нервами «баба» словно молодела в ежедневных склоках с соседями.

В этот день случилось чудо. Буквально через сорок минут заседания, Нюра выползла и неспешна «побежала» на кухню, провожаемая косыми взглядами очередников.

— Ну ка стой, милая, — промямлил Виктор Петрович, квартирующий с многочисленной семьей в парадной гостиной, сам до дрожи в коленях испугавшийся собственной смелости. — Ты опять мой собственный круг для унитаза брала, да вместо общественного на унитазе оставила. — Говоря все тише и тише, произнес он. Надо признать, что во время войны, бывший тогда танкистом Виктор, воевал как настоящий лев, и когда ему пришлось сражаться на Курской Дуге, он, смотрел в смертоносный прицел с таким хладнокровием, какое мало кто способен сохранить в подобную минуту, но тут, и он пасовал, встретившись с подобным смерчу безжалостным противником.

— Что ж ты мне сволочь недобитая на грязном, вымазанном в какашках стульчаке, сидеть предлагаешь? — Ничуть не смутившаяся баба Нюра стремительно перешла в нападение. — Понавешали своих кругов, не пройти. На чистое, ж… садится желают. Грамотные. Мы таких чистюль в семнадцатом не достреляли выходит. — Ничуть не заботясь о логике завыла скандалистка.

— Что вы ее дергаете, знаете ведь, ей только повод дай. Весь день голосить будет, — Поморщилась Елена Николаевна. — С тех пор как к ней заселился Павлик все время пользоваться домашней вазой стало не совсем удобно.

— Никто ничего мыть не хочет — вопила уже вошедшая в раж Нюра. — Так и подохните в грязи, гады. Весь ведь дом в помойку превратили. Кто коридор грязными следами затоптал? Кому сапоги вытирать лень? Зря что ли на общественные деньги коврик покупали, да в грязной обуви не ходить договаривались?

— Так Вы же вчера калоши не сняли. Я видел. — Встрял Паша. — Еще сказать хотел, да Вы, так на меня посмотрели, что я чуть не обмочился и сам за тряпкой побежал. Вы мне еще рукой махнули, что мол ни к чему. Пусть дежурный моет.

— Так. — Нюра благосклонно посмотрела на Пашу, которого она отчего-то привечала. — Кто сегодня дежурит?

— Вы, хором вскричала уплотнившаяся в страхе очередь.

— В смысле вчера, — хамоватую жиличку было ничем не пронять, — почему с вечера не мыто? Я перемывать не нанималась. Все должно быть, по справедливости. Кто-то не помыл, а я значит отдувайся. Так кто? — Нюра орала на всю квартиру. Заткнувшая уши очередь, звуковой волной была прижата к стенке.

На свою беду, кем-то оказался спрятавшийся в свою комнату Виктор Петрович с супругой. Именно под его дверью разбила лагерь обрадованная «пострадавшая». Она планировала бомбардировать неприятельскую крепость оскорблениями вплоть до полного истощения своих немалых сил. Заслышав крики соседки, к месту схватки стали потирая руки подтягиваться записные кумушки — крикуши, уступавшие признанному лидеру разве только по очкам.

Утренний скандал набирал децибелы, готовясь вскоре захватить и кухню, откуда, помахивая секунду назад закипевшим чайником, устремилась Елена Николаевна. Сразу вслед за ней, морща нос в попытке не пропустить к рецепторам «меррзкий» запах жарящейся на прогорклом, купленном с рук подешевле, масле, едва поспевал Шатов, неся раскаленную кастрюлю. Оставить суп на кухне не было никакой возможности. Любопытствующие могли не только взять на пробу тарелочку, но, что хуже, стряхнуть пепел или плюнуть в содержимое, для добавления калорий.

Извилистым лесным ручейком текла беседа под скромными сводами жилища Елены Николаевны. Стараясь максимально угодить своей старинной подруге, хозяйка показывала себя с самой очаровательной стороны. Как змей-искуситель она предлагала насладиться очередной чашечкой чая, успевая при этом расточать похвалы и комплименты.