Наездник - Радик Соколов

«Удивительно устроена наша жизнь» размышлял Шатов неспешно приближаясь к вокзалу. «Судьба делает непредсказуемые выверты. Знаю ли я к чему надо приложить все силы? Увижу ли я достижение своей цели? Нет. Почти наверняка — нет. Может стоит все бросить, остановиться, сесть на старый протертый до дыр диван, отрастить пивное пузико, успокоить гормоны — обабиться и просто наслаждаться жизнью — остепениться, завести жену и детей. Чем плохо. Сесть эдак, ни о чем не думая, с рюмочкой водочки, у стола да закусить горячим супчиком — не жизнь, мечта».

Как раз в эти секунды Пашкину мечту о счастье, воплощал в жизнь еще малолетний прохиндей — Женька. Вот как бывает. Счастливейшие моменты, о которых потом вспоминаешь всю жизнь проходят обыденно и незаметно. Кажется, что так будет всегда, может быть даже лучше и только потом, со временем осознаешь: — «Так вот оно было счастье, а ты дурак его даже не заметил». Безжалостно играет с нами судьба. Ну ее эту крепость «задним умом».

Отдавшее все свои силы солнце еще уплывало миновав свой полдень, озаренный огненно — яркими всплесками, срывавшимися с блестящих крыш. Столица погружалась в сумерки, только кое-где вспыхивали яркие звездочки окон. Вечно спешившая, толкающаяся, «многолицая» толпа, служившая вечным фоном вечерних улиц ни на миг не замедлила свой бег и даже вовсе не обратила внимания на очень необычную парочку, направляющуюся прямиком в мороженицу. Какое до них может быть дело, нет ничего заслуживающего внимания. Даже другие, гораздо более странные происшествия не могли бы остановить ее бег. Ведь это были стадные инстинкты, гнавшие пышные отары со своего пастбища к месту отдохновения. Да, не верьте в разумность и внимательность этого мирно бредущего стада, называемого толпой. Вот она, сыта и движется по воле пастыря, принуждаемая свирепыми псами может подумать незадачливый пастух принимаясь в очередной раз за стрижку своей покорной отары. Нет, все это обман, мечта все не то, чем кажется. Миг, и лидер растоптан и изгажен взбесившимися животными, миг и над стадом возвысился новый вожак.

— Не верю я никому, а особенно девчонкам. — Умничал Женька погружая ложечку в самую сердцевину соблазнительного белого шарика. — Они все время врут и делают гадости. От них одни беды. — Сделал логичное умозаключение правдолюб. — Вот, например, Уродина, околдовала Пашку. Вывод: бабы — лживые колдуньи.

Взаимоотношения компаньонов с первой встречи как-то незаметно переросли в дружеские. Они уже не боялись переступить границы учтивости и предупредительности, наоборот, эта парочка бессознательно состязалась друг с другом. Словно, вылетали из невидимых ножен клинки остроумия, улыбок и недомолвок и скрещивались звоном взглядов и жестов. Общение все глубже погружало их в паутину взаимного уважения и симпатии. Вот и сейчас их слова и тон которым они были сказаны подразумевал нечто иное, чем звуки, произносимые губами.

— Точно, — с сочувствием кивая головой подтвердила красавица — Валя, — особенно когда ночь овладевает миром и нет сил противиться силам зла и ведьминым чарам. Горе, тому неосторожному путнику…

— Да хватит подкалывать, уж больно ты стала на Пашку-обзывашку похожа. — Женька облизнул чайную ложечку. — Лучше расскажи, как там ваша встреча прошла? Как интрижка, удалась? — Легкий румянец, почти незаметный в искусственном освещении коснулся незагорелой кожи паренька?

— Нормально прошла, — Валька наслаждалась смущением партнера и намеривалась помучить того подольше. — Только петь любит твой начальник. Как меня увидит так некую Сильву вспоминает и напевает.

«Трудно сдержать мне слово,И я влюбляюсь снова.В Вас каждый разХоть на час!»

— Да плевать мне на оперетку, — Женька совершенно не хотел разговаривать на неинтересные ему темы. — Ты там планировала Пашку у Инги отбить. Удалось? Было там у вас что? — Пионер поближе придвинулся к собеседнице, уже полыхнув ушами.

— Не понимаю твоих намеков, — строго произнесла девушка. — Выражайся яснее. Раньше ты был весьма вежливым и тактичным юношей. — Девушке нравилось изображать строгую учительницу. С мальчишками только так и надо. Ни к чему им знать насколько велика девичья скрытность. С невинной откровенность можно живо оказаться без поклонников и нажить на свою голову недоброжелателей. Лучше уж никогда и ни с кем не делиться ни переживаниями ни тем более информацией о романтических похождениях.

— Ну, что там между женихом и невестой бывает. — Румянец не могли уже скрыть даже недостатки освещения. — Женька совершенно оробел и никак не мог найти приличную формулировку для своего вопроса.

— То есть ты думаешь, что такой благородный кавалер как твой любимый шеф, без официального признания в любви, без штампа в паспорте мог покуситься на девичью непорочность? Как ты низок, скаутенышь. Невероятно. Невозможно. Возмутительно. Как тебе это в голову твою садовую пришло.

— Вот, вот, об этом то я и говорю. — Разочаровавшийся в девочках подросток уже пылал как лесной пожар, — Я, понимаешь, не капуста огородная, в отличие от некоторых, я ведь все видел. В «шкафе» спрятался еще с утра. Представь себе. Все уже спят, тишина. Резная, антресольная дверь огромного, четырех дверного, под потолок шкафа, отворяется, словно сама собой, и из отворившегося пространства появляется, едва живая, скрюченная от испытанных переживаний, фигура. Почти шесть часов просидел. Ух как потом все тело болело. Еле вылез, но оно того стоило. Я теперь твой почитатель. Ты такая обворожительно красивая и грациозная.

— То есть ты видел, как я неистово сопротивлялась откровенным приставаниям, но вынуждена была уступить грубому напору и сдаться. — Даже крохотные стыдливые слезинки блеснули в уголках прекрасных глаз. — Разрушил безжалостный завоеватель обитель невинности. Пала крепость и выкинула белый флаг. — Артистка сама восхитилась только что придуманной сценой, ничуть не смущаясь, что рассказывает очевидцу. — Защити меня мой доблестный рыцарь. — Решившая, что уже усыпила бдительность маленького негодяя, она безуспешно попыталась схватиться за такое притягательное ухо.

— Как решилась ты, пособница сионизма планировать, ущип юного пионера за нежную часть тела. Значит поперек горла тебе настоящая пролетарская правда, принцесса балета. Не заткнуть тебе, Валька, голос трудового народа. Это Паша выкинул белый флаг, а ты, скорее, красный. Да и не пел он ничего. — Справившийся со смущением, и вовремя отшатнувшийся Женька, показал язык. Ты мне, вообще, за утраченные иллюзии, еще две порции мороженного должна.