Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

– Оружием, – объясняла профессор, – станет что угодно, что вы наполните собой и назначите проводником своей воли. Обычное оружие тем удобнее, что вам не нужно заставлять себя, чтобы поверить, что меч – это меч, а щит – это щит. Но главное – ваша внутренняя сила, и вы должны ее чувствовать, направлять…

Получалось, прямо скажем, не у всех, и тем более не у всех – наилучшим образом. Одиль и сама послушно сидела, сколько полагалось, на шершавых осыпающихся камнях, выполняла положенные движения и упражнения, но мечом ей удавалось назначить только самый банальный меч, и то не с лучшим успехом. А вот Белла чувствовала себя в этом всем как саламандра в банной печке, и выглядела как лучшая иллюстрация к словам профессора: стоило ей почувствовать себя на поле боя, как ее глаза зажигались таким удовольствием, что так и тянуло уступить ей дорогу. Побеждать она любила.

Единственное, что ей не давалось, – это скрытность: Одиль даже подумала, что надо бы для подруги заказать рог для вызова на поединок. Кстати, подумала Одиль, глядя, как Белла с хищным нетерпением оглядывает представшие им деревья, узкую тропинку и неподалеку, в пределах видимости, какую-то деревню из белых мазанок, иберийке и доспехи бы сошли. Не по стати, а как на картинах благородным воительницам. Выглядело бы красиво. Как острие меча у горла поверженного противника.

Сама Одиль в доспехах бы смотрелась отвратительно, да и тяжелые они наверняка, сколько внутренней воли ни концентрируй. Впрочем, как внушать в бою страх врагу своим видом, ее не часто занимало. Самое лучшее – когда враг не видит тебя вообще, а бой начинает и заканчивает стрела. Так сильно, сильно эффективнее и безопаснее, что уж там.

– Задача несложная, – отрывисто сказала Белла, зорко вглядываясь в чащу. – Даже оружие есть.

Признаться, то, что было оставлено для них у камня при входе, рядом с табличкой, на которой четким почерком Му Гуин было написано: «Задача: дойти до выхода», Одиль бы оружием не назвала. Меч тут был, но ржавый и даже на беглый взгляд тупой до невозможности; был посох, причем треснутый едва не на всю длину, с потрепанной обмоткой. И был лук со стрелами, выглядевший так, будто деревенские детишки забавы ради согнули палку потолще, натянули украденную у матери веревку и смастерили в ближайшем перелеске то, чем из этого сооружения пулять.

– Не то чтобы у нас много выбора, – вздохнула она.

– У нас еще есть я, – негромко заметила Белла, подняв на Одиль горящие глаза.

Одиль почувствовала, как пессимизм начинает из нее уходить со скоростью воды, утекающей обратно через порог под повелительными символами Баласи, а когда Белла подняла руку, над которой тут же закрутился пылающий шарик огня, на место скепсиса даже пришло нечто, напоминающее боевой дух. Пока это был предел того, что Белле удавалось, но выглядело угрожающе, и если их врагами будут люди, есть шанс, что сработает. Сама Одиль потянулась за луком: авось с таким преимуществом эти жуткие дрова и не понадобятся.

– Я пойду по тропе, – заявила Белла, поколебавшись, но выбрав меч. – Ты по кустам?

Одиль поглядела на свои все еще промокшие туфли с некоторым сомнением, но кивнула. Бегать она так и не научилась, зато двигаться в лесу могла почти бесшумно, и это было, пожалуй, единственное упражнение, к которому она сообразила, как применить загадочную «внутреннюю энергию». Так они, конечно, продвигаться будут медленнее – искусства Му Гуин, которая и по деревьям прыгала, как обезьяна, Одиль не постигла, – но если Белла умерит свою обычную стремительность, успеть были все возможности.

Первые минуты все шло не очень, но потом она приноровилась и даже набрала какую-то скорость, но это потребовало концентрации, и к деревне они подошли быстрее, чем она ожидала. Белла замерла на краю тропы у большого, грузно осевшего в землю валуна и повернулась к ней, явно собираясь посовещаться, когда вдруг рядом с ней, высекая искры из камня, ударила пуля.

Белла присела моментально, укрывшись за валун, и вовремя – следующий выстрел чиркнул по тому краю, у которого она стояла. Одиль рефлекторно присела тоже, хотя в кустах перелеска ее вряд ли было видно, и стала вглядываться в ближайшую мазанку, из окна которого показалась маленькая струйка дыма: стреляли явно отсюда. Вторую мазанку на краю леса тоже нельзя было сбрасывать со счетов, а вот остальными можно было пренебречь: первые две почти их перекрывали.

Самое отвратительное то, что чуть подальше, у двери второй мазанки, низкой, сбитой из крепкого дерева, легко не распахнуть, висела табличка, где рукой их профессора было написано: «Выход». А до этой двери оставалось пустое пространство выкошенной на совесть травы, где их невидимые враги могли перестрелять их как уток, играючи.

– Я пошла!

Все, что успела Одиль, когда услышала этот возглас, – увидеть блеск боевого безумия в глазах Беллы, и тут иберийка рванула вперед. Пули ударили ей навстречу тут же, но она успела кинуться плашмя на пожелтевшую траву, а стрела легла на тетиву Одили еще до того, как она успела подумать, что надо бы лук достать. Другое дело, что это было бессмысленно. Стрела так и осталась тонким прутиком, который жалко и беспомощно ткнулся в землю и упал в пыль. Одиль постаралась собраться и призвать злосчастную энергию, но вторая стрела пошла тем же путем; разве что там, в мазанке – второй! – заметили, что кто-то в них то ли кидается, то ли стреляет, и очередная пуля полоснула по дереву рядом с ней.

Безнадежнее некуда, мрачно подумала она, озирая что пространство, разделявшее Беллу и дом, что четыре окна и одну дырку в соломенной крыше – чердак, должно быть, где тоже мог укрываться стрелок. Счастье, что мазанки были совсем невысокие, и бить сверху получалось не очень, но сейчас Белла не могла бы и голову поднять – точнее, стоило ей попробовать, как фонтанчик пыли от выстрела взлетел прямо рядом с ее плечом. Тут же мимо уха Одили, срезав прядь ее волос начисто, просвистела еще одна пуля, и стало ясно: ее укрытие тоже не очень-то надежно.

Это был конец.

А если конец, подумала она с холодной яростью, то и терять нечего. Какие-никакие стрелы у нее есть, и если кто-нибудь ее и достанет, то тогда, когда колчан будет пустым.

Ярость вытеснила все мысли. Она видела только уже вжавшуюся в пожухлые остатки травы подругу, но всматривалась туда, в полутемные окна, а там – в мелькнувшую наконец тень. Как на тренировке, как если бы в ее